Вот ещё случай, которого я болезненно стыжусь, – один из длинного списка происшествий, вызывающих у меня те же чувства. Отец всю жизнь работал не врачом, как ему мечталось, а стоя на сборочной линии компании Allis-Chalmers. В цеху стояла изнуряющая летняя жара, потому что температура в помещении дополнительно сильно повышалась из-за включённого оборудования, выделявшего огромное количество тепла. Завод занимал территорию нескольких кварталов и был слишком велик для использования кондиционеров. Позже отца вместе с товарищами по цеху вознаградили за самоотверженную пожизненную работу в условиях, где повсюду летала металлическая стружка, где приходилось весь день носить защитные очки и обувь со стальными носками, тем, что им отказали в выплате пенсий либо уменьшили их до минимума, когда итальянский автопроизводитель Fiat купил компанию Allis-Chalmers, сократил расходы и в конечном счёте вообще закрыл завод, что, как я подозреваю, положило начало упадку Спрингфилда. (Американские компании, само собой, должны были соблюдать программы пенсионных выплат при покупке компании, а иностранным компаниям этого можно было не делать. Мне всегда было интересно, какие гении в Конгрессе США до этого додумались.) Как бы то ни было, одним жарким августовским днём, когда мы с отцом, держа в руках контейнеры с обедом, перемазанные промышленной смазкой и мокрые от пота, вышли на улицу, я неосмотрительно сказал: «Я так рад, что наступил сентябрь и я могу вернуться в школу». (Это было ещё в те времена, когда я занимался спортом, и моим окружением стали друзья по команде и одноклассники.) Мой отец сказал: «Для меня сентябрь никогда не наступает». Он сказал это спокойно и совершенно беззлобно. Среди его героических качеств меня восхищало то, что он никогда не жаловался на свою судьбу, да и вообще никогда не жаловался. (У него были страшные мигрени, от которых он валился с ног.) Я почувствовал себя ужасно и возненавидел себя за такое легкомысленное замечание. Я мог выбраться отсюда в значительной степени благодаря его работе, а у него никогда не было такой возможности. С тех пор как его забрали из восьмого класса и отправили на работу, у него не было шанса осуществить свою мечту. Я же мечтал, и у меня была возможность уехать из города, увидеть мир и найти в нём свой путь. Позже, когда он лежал на смертном одре, я поблагодарил его и сказал, что многое из того, что я делал, было ради него. Я не уверен, что в тот последний час он был в состоянии полностью понять то, что я сказал, но очень надеюсь на это.
Смысл этих рассказов, как и многих других, которые я не планирую здесь записывать, не в том, чтобы потешить себя. Я считаю, что жизнь предоставила мне больше возможностей, чем многим людям в прошлом и уж точно больше, чем большинству живущих на нашей планете в настоящее время. Каждый из этих незначительных моментов произвёл на меня сильное впечатление, и другой может почерпнуть из них что-то своё. Без сомнения, у читателей тоже есть в запасе подобные истории, и я призываю вас достать их из глубины памяти, записать, рассказать своим детям и продолжить обдумывать, какое влияние они на вас оказали. Сейчас я хотел бы попытаться проиллюстрировать вам этот процесс осмысления.
Возвращаясь к началу этого эссе, в первую очередь необходимо установить то, что интуитивно известно всем нам, а именно что все мы унаследовали не только уникальный генетический код вкупе с воспитанием, примерами родителей и множеством других влияний, но и климат своего времени. Некоторые называют это «культурными комплексами», которые так же реальны, как и любые другие, которые мы приобретаем, следуя по своему пути. Кажется, что всё, что мы испытываем, тоже проходит через этот атмосферный фильтр и формирует наше ощущение реальности. Читателю, возможно, будет полезно провести небольшое исследование – например, поговорить с родственниками, братьями и сёстрами, просмотреть газеты, поискать информацию в интернете – и выяснить, что происходило во времена вашего детства. Как вы восприняли эти события в то время? Как они повлияли на вас? Как думаете, что этот опыт вынудил вас сделать или от каких поступков заставил воздержаться? Как вы воспринимаете его сегодня? Как вы оцениваете пережитое с точки зрения взрослого человека? Вы заметили, что на поверхность всплыло какое-то незавершённое дело? Вы смогли бы определить, где вы зашли в тупик, отыскать глубинное течение, которое всё ещё сопровождает вас и, возможно, делает выбор вместо вас? Теперь, глядя с более выгодной позиции взрослого человека, как вы можете вписать это событие в окрепшие способности справляться с приливами жизненных трудностей?
Рассказывая о своих воспоминаниях времён Второй мировой войны, я отмечаю, что находился в безопасности, но мир вокруг меня – нет, и эта реальность проникла в моё существо и наделила меня серьёзным, смутно тревожным взглядом на мир и жгучим желанием выяснить, что же на самом деле происходит «там». Этот неугасающий внутренний огонь побудил меня посетить главные поля сражений в Европе и шесть концентрационных лагерей: Дахау, Маутхаузен, Берген-Бельзен, Бухенвальд и, наконец, Аушвиц-Биркенау. Жена попросила больше никогда не возить её в такие места, и я сдержал данное обещание. Но если мы когда-нибудь окажемся в Праге, я хотел бы один съездить в Терезиенштадт. Первые четыре лагеря мы посетили с детьми, и послание этого ужасного места – крайняя степень ксенофобии – не ускользнуло от них. В Бухенвальде мы с женой прошли через Straffenblock, штрафной изолятор с орудиями пыток. Всего в нескольких метрах от него, почти за забором из колючей проволоки, находилась игровая площадка для детей офицеров СС. В Освенциме (Аушвице) виселица располагалась рядом с домом коменданта, и его дети были свидетелями того, что там происходило. Зачем я потащил туда, в те места, свою семью? Я чувствовал, что им нужно знать, по крайней мере увидеть то, что там происходило. С самого детства мне приходилось сталкиваться с худшим, быть свидетелем того, что разворачивалось на моих глазах, и чувствовать ответственность за страдания, которые до сих пор наполняют современный мир. Поэтому в далёком детстве я пел те песни на улице «безопасного города», которые до сих пор звучат во мне. А какие песни, позабытые или глубоко спрятанные, отзываются в тебе, читатель?
Я называю место, где вырос, «безопасным городом», и всё же безумная волна убийств на расовой почве в Спрингфилде, родном городе Линкольна, в 1908 году, мало чем отличающаяся от жестокой резни чернокожих американцев в Талсе в 1921 году, привела к созданию Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения (NAACP). Возможно, какие-то страшные события тоже оставили на вас свой след, вам тоже есть о чём горевать, что осмыслять, на что откликаться в этом тревожном мире. (За всё время, проведённое в Краю Линкольна, как написано на местных номерных знаках, в том районе, где я вырос, ни разу не говорили ни единого слова о беспорядках в соседних кварталах.) Что сделали или не смогли сделать ваши предки? Что сделали мои? Не задавайтесь этим вопросом, если вы не готовы вскрыть нечто тревожащее. Но только честный рассказ о прошлом даёт нам надежду на светлое будущее.
Во-вторых, у всех нас были образцы для подражания. Некоторые из них были пагубными, причиняли боль и преследовали всю нашу жизнь. Мы должны понимать, что, какими бы ни были события прошлого, они буквально не имели к нам никакого отношения. Но как объяснишь это ребёнку? Что случилось, то случилось, и хотя это происшествие напугало, направило или ограничило, на самом деле оно нас лично не касалось. Итак, нам следует спросить, каковы были мои образцы раньше? На что я равняюсь сейчас? Они поддерживают и укрепляют меня или унижают и выбивают почву из-под ног? Если я считал Линкольна и Лу Герига своими идеализированными героями, то мои ежедневные примеры для подражания подчас были совсем другими.
В те дни ко мне раз за разом приходило сообщение, и теперь я понимаю его смысл следующим образом: жизнь тяжела, она постоянно требует упорного труда, жди только то, на что сам заработал, и старайся непременно быть порядочным. Это неплохое послание, и оно практически полностью описывает мою жизнь. У моих клиентов встречались иные, более деструктивные посылы, с которыми им приходилось жить. Работа психотерапевта сконцентрирована на поиске скрытых сообщений, притаившихся под наносами отвлекающих факторов повседневности, выявлении их характерных паттернов и осмыслении их безмолвного наставления или установки, которой они служат.
В-третьих, все мы тихо храним тайные истории, например, о болезненных неудачах, моментах нерешительности и трусости, о совершенных поступках или о тех, которые совершить не удалось, и они терзают нас до сих пор. Это роднит нас со всеми людьми на земле. Как сказал Марк Твен, мы – единственные животные, которые умеют краснеть от стыда, и поводов для этого у нас масса. Он также отметил, что только человек среди всех животных может быть намеренно жестоким. И это слова человека с юмором. Интересно, что бы сказал по-настоящему едкий циник.
Поскольку эпизоды стыда, неудачи, сожаления так или иначе преследуют нас, возможно, нам следует понять, что в тот час, в том конкретном контексте, в той давящей обстановке, на том этапе психического развития мы просто рефлекторно защищались. То, что мы позже осуждаем случившееся, говорит о впечатляющем росте сознания и моральной ответственности. Проблема же возникает, если мы позволяем случившемуся по-прежнему определять себя. Нас определяет не то, что с нами произошло, и не то, что мы делали когда-то. Скорее, мы есть то, чему мы помогаем осуществиться в мире сегодня. Я, конечно, не предлагаю закрывать глаза на тревожные события прошлого, совсем наоборот. Но возможно ли обратить пронзительный, раскалённый добела взгляд на потаённые тёмные моменты и сжечь их дотла? Признать их существование, помнить о необходимости нести ответственность, не забывать следить за их зловредными появлениями в минуту принятия решений и демонстрации определённого поведения. Помнить о прошлом – лучший способ не привязываться к нему. Нести ответственность за своё будущее, которое столь же реально и неизбежно, как восход солнца, – значит перенести энергию, фокус и локус духовного притяжения в самую подходящую точку.