Женщина сильно разволновалась, и Павлу пришлось успокаивать ее, потому что с ней случилась настоящая истерика. Рудягин в конце концов уехал, заверив Шепилову, что она может звонить ему, если ей что-то еще покажется подозрительным.
Светлана Демченко пригласила Пашу Рудягина в пивной бар, и там Паша рассказал ей о подозрениях Шепиловой – о том, что кто-то побывал в ее квартире.
– Послушай, коллега! – почти кричала Светлана, в баре было шумно и ей приходилось говорить громко. – Вполне вероятно, что у нее просто возникло расстройство нервов из-за смерти супруга. Ты не можешь допустить такое? Недавно погиб любимый муж, времени прошло слишком мало для того, чтобы она пришла в себя… Рухнул привычный мир, в котором она жила много лет… подумай об этом. Прожить столько лет в браке, пройти нешуточные испытания, как многие жены военных, если они только не блатные изначально – те, которым карьеру делают как по маслу, все налажено, елы-палы… – Светлана качнула головой. Она коротко остригла волосы и от этого ее затылок выглядел особенно трогательно и беззащитно, как у пацана, которого все напрягают и при любой возможности попрекают возрастом – мол, ты еще не дорос, чтобы взрослым вопросы задавать. – От этого и крыша может поехать и мерещится что угодно. Вот ей и кажется, что кто-то лез в квартиру… – Паше нравилось, как Светлана говорит, артикулируя и делая жесты руками.
– Но записная книжка из сумочки пропала – это факт… – возразил Павел. – и вообще, несмотря на ее горе, мне показалось, что она – человек, не склонный к галлюцинациям или фантазиям. Шепилова руководитель фирмы, привыкла держать себя в руках, давать задания сотрудникам, она всегда на виду. Хотя смерть мужа, конечно, ее подкосила, что и говорить…
– Руководитель фирмы – да, согласна с тобой, это люди особого склада и закалки, которые привыкли отвечать за всех – тут не расслабишься, – сказала Светлана, отправляя в рот очередную гренку с чесноком. – Контингент железный… Хочешь не хочешь, а собственная фирма – как ребенок. Себе уже не особо принадлежишь, дело ведь не бросишь… – она сделала паузу, а потом продолжила: – А в квартире пошуровали, как я понимаю. Но вот что они искали?
– Я тоже задаю себе этот вопрос, – признался Павел.
Он смотрел, как она шла – уже немолодая женщина, раздавленная горем. Сразу видно, что очухается еще не скоро. Он повидал таких женщин: холеных, уверенных в себе, думающих, что вся жизнь расписана наперед и сегодня будет таким же, как и вчера. И вдруг… Случается нечто, что меняет все. Жизнь дает крен и уже никогда не будет прежней. Ни-ког-да. И это выбивает их из колеи. И страшная истина о том, что ничего нельзя переписать или отменить, встает перед этими людьми, потерпевшими крушение, во весь рост. И это происходит, как ни странно, не сразу. Сначала – удар. Болевой шок, который играет роль амортизирующей подушки. До сознания еще не доходит, что жизнь разделена: до и после. А вот когда отходит боль… тогда и начинается настоящая ломка, главный ужас… И каждый переживает этот момент по-своему. Кто-то падает в открывшуюся бездну, кто-то собирается и живет дальше, кто-то тихо спивается или колется… Кажется, ему ловко удалось проникнуть к ней в квартиру. Никто его не видел. Он напал на нее тогда недалеко от магазина, взял сумку. Ему нужны были ключи от квартиры, записные книжки с контактами, мобильный телефон. Следовало изучить список лиц, кому мог звонить Шепилов. Ему нужно было знать: нашел ли он тот самый краткий ход к озеру и скалу с пещерой или нет. Он следил за Шепиловым там, в окрестностях Сейдозера. Ему не понравился вид Шепилова, когда он шел по лесу в последний раз… Он был каким-то довольным, умиротворенным, как будто бы нашел то, что искал…
Глава десятая. Если бы озера говорили
Над миром тайна и в сердце тайна,
А здесь – пустынный и мглистый сон.
Прежде чем вступить в контакт с Барченко, Скандаровский внимательно изучил его досье. Так ему рекомендовал Чапеллон. Но он и сам понимал, что это необходимо, чтобы составить наиболее полное впечатление об «объекте». По-другому было нельзя.
Итак, Александр Васильевич Барченко родился в 1881 году в Ельце, городе в Орловской губернии, в семье нотариуса окружного суда. Оккультизмом и астрологией увлекался с ранней юности.
В 1904 году Барченко поступил на медицинский факультет Казанского университета, а в 1905 году перевелся в Юрьевский университет. Там он познакомился с профессором римского права Кривцовым, который сыграл важную роль в жизни Барченко. Тот рассказал студенту о своих встречах в Париже с известным оккультистом Сент-Ивом де Альвейдром. Все это дало новый импульс к изучению древней культуры мистических учений. Особое внимание Барченко отдавал исследованию паранормальных человеческих способностей – феноменам телепатии и гипноза.
Как и многие мистики, Барченко много путешествовал – по России и за границей. Был в Индии, которую должен посетить каждый уважающий себя мистик. С 1911 года Александр Васильевич стал публиковать результаты своих исследований – не только нaучные статьи, но и художественные произведения на мистические темы. С особым пристрастием Барченко рассматривал разнообразные виды «лучистой энергии», оказывающие влияние на жизнь человека. Свет, звук, электричество. Француз Блондло открыл N-лучи как особую разновидность психофизической энергии, излучаемой человеческим мозгом. Ученые полагали, что эти «мозговые лучи» имеют прямое отношение к проблеме передачи мысли на расстояние. Барченко поставил собственные эксперименты. Суть их состояла в том, что два наголо обритых добровольца надевали на головы алюминиевые шлемы оригинальной конструкции, разработанной Барченко. Шлемы соединялись медной проволокой. Перед участниками эксперимента устанавливались два овальных матовых экрана, на которых им надо было сосредоточиться. Один из участников был «передающим», другой – «принимающим». В качестве теста давались слова или изображения. Барченко установил, что в случае с изображениями результат угадывания был близок к 100 процентам, однако в эксперименте со словами случалось много ошибок, причем частота их увеличивалась, если использовались слова с шипящими или глухими буквами.
Барченко считал, что в древности существовали тайны, еще не раскрытые современным человеком. Он участвовал в войне, получил ранение, был демобилизован. Ему удалось продолжить свои научные изыскания и составить законченный курс истории древнейшего естествознания. Он читал лекции на частных курсах преподавателей в Физическом институте Соляного городка в Санкт-Петербурге.
Революцию Барченко воспринял как возможность продолжать свою исследовательскую деятельность. Нельзя сказать, что он был в восторге от кардинальных перемен, но ко всему приходилось привыкать… Ради заработка Барченко читал лекции на судах Балтфлота. В них он провозглашал, что золотой век, то есть Великая Всемирная Федерация народов, построенная на основе чистого идейного коммунизма, господствовал некогда на всей Земле.
Скандаровскому следовало не просто подобраться к Барченко, но и завоевать его доверие, иначе выполнить задание не представлялось возможным. Скандаровский прекрасно понимал, что сделать это будет непросто, так как Александр Васильевич был явно не тем человеком, который распахивает свою душу первому встречному. Скандаровский боялся, что он вообще все провалит, хотя гнал от себя такие мрачные и несвойственные ему мысли. Все будет хорошо, твердил он сам себе. Надо бы как-то пойти навестить Розалию…
Для начала ему посоветовали сходить на какое-нибудь выступление Барченко. А там уже действовать по обстановке… Что Скандаровский вскоре и сделал.
Народу в тесном помещении было много. Чадили керосиновые лампы. В воздухе стоял легкий белый туман от облачков пара. Лица слушателей выражали всю гамму чувств: от недоверчивой угрюмости до скрытого восторга. Речь лектора лилась почти без остановок. Он рассказывал о былом золотом веке человечества, о том, что когда-то существовала древняя культура, при которой люди обладали куда большими возможностями, чем сейчас: умели левитировать, передавать мысли на расстоянии.
Скандаровский внимательно осматривался вокруг. Ему казалось, что он буквально физически ощущает эту толпу: ее ожидания, наивные мечты о светлом будущем. По мере изложения захватывающей истории, которую человечеству уже пришлось пережить, лица слушателей становились все восторженней, мягче, радостней. Эти суровые матросы, красноармейцы слушали лектора как ребятня, которой рассказывают увлекательную сказку. «А ведь они и вправду в сущности дети, – подумал Скандаровский. – Жестокие, упрямые, какими бывают малыши. А когда им говорят обо всяких чудесах и небылицах, верят всему без оглядки. Это ведь свойство детской натуры».
После окончания лекции Барченко стал протискиваться к выходу через толпу. На улице Скандаровский незаметно вырос рядом с ним.
– Позвольте представиться… – начал он. – У меня есть к вам дело…
– Простите, я очень спешу, – добродушно ответил ученый. – Может быть, в другой раз. К тому же я устал…
– Но это дело не терпит отлагательств.
– Но кто вы?
– Это я и хочу вам объяснить.
Сказав заветный пароль, то есть сославшись на человека, о котором ему сказал Чапеллон, Скандаровский увидел, как вздрогнул Барченко.
– Ну что ж… – сказал он с расстановкой. – Тогда прошу ко мне в гости… Только не обессудьте, обстановка у меня более чем скромная.
– Ну что вы! – с чувством откликнулся Скандаровский. – Разве могут быть какие-то тут извинения. Времена такие, что даже объяснения не требуются.
В квартире Барченко провел его в комнату, где в печке весело плясал огонь. Жена хозяина поздоровалась с гостем, о чем-то тихо переговорила с мужем и ушла.
– О чем вы хотели со мной поговорить? – несколько резковато спросил Барченко.