берусь до берега…» Костер уже догорел, оставив золу не черного или серого, а необычного бело-золотистого цвета. Ее брюки и кофта лежали рядом. Анфиса машинально сунула руку в карман одежды, которую ей дал вчерашний незнакомец, и нашла там нож – старый, со стертой надписью: «Дорогому Льву от папы. Расти смелым и умным». Чей-то нож, который отец подарил сыну. Рядом дата… 1906 год. С ума сойти! Более ста лет ножу!.. Она переоделась в свое, нож взяла с собой.
Анфиса пошла к берегу и увидела маленькую – на одного человека – лодку. Села в нее, взяла в руки весло. Лодка скользила по озеру быстро, почти бесшумно. Солнца не было, день выдался пасмурный…
Когда Анфиса обернулась и посмотрела на остров, ей показалось, будто он тает в тумане, вокруг него клубится легкая серая дымка.
Через какое-то время девушка причалила к берегу – как чудно, напротив той самой пещеры! По ее телу пробежала невольная дрожь… она вышла на берег и услышала тот самый голос:
– А ты живучая. Сучка! Не ожидал.
Мучитель уже поджидал ее. Он смотрел на Анфису, раздвинув губы в улыбке.
– Добро пожаловать на эту землю!
– Кто вы? – спросила Анфиса.
– Какая тебе разница? Ты не знаешь меня, но мне известно, кто ты. И этого достаточно.
– Откуда вы знаете меня?
Он на минуту задумался.
– Мы знакомы заочно.
– Заочно? – удивилась Анфиса. – Как это?
– Очень просто. Я знал твою бабку. Аглаю. Костомарофф. Разве не так ее звали? Я не ошибся?
Девушка вздрогнула.
– Да. Так. И что? – в ее голосе прозвучал вызов.
– А ты храбрая маленькая сучка. Другая бы уже тряслась от страха, но не ты. Проклятая порода. Я запомнил твою бабку, потому что невозможно было забыть обстоятельства, при которых мы встретились. Это был май. Замок в окрестностях Берлина. Молодая, красивая Аглая Костомарофф с необыкновенно голубыми прозрачными глазами и я, семилетний мальчишка, у которого два дня назад взрывной волной убило мать. А отец был неизвестно где. На фронте или в Берлине. Я остался один, слуги разбежались, я умирал от страха, голода и холода. Ваши войска, которые уже были на нашей земле, мечтали освободить ее от фашизма. Но у них имелись и другие задачи. Твоя бабка, Аглая Костомарофф, как переводчица, знавшая несколько языков, была командирована со специальной миссией – поиска культурных ценностей и документов. Это я узнал, конечно, позднее. В нашем замке хранились ценные документы и произведения искусства. Мой отец был поклонником оккультизма и ближайшим другом Карла Марии Виллигута, наша коллекция представляла несомненный интерес для твоей бабки. Она обошлась со мной ласково: меня напоили-накормили. Я помню, как я впервые увидел ее. Одно крыло нашего замка было разрушено, шумели подходившие танки. Я знал: моя мать, слуги в замке говорили, что русские пришли нас убить. И вот в этих руинах замка появляется сказочно прекрасная Аглая Костомарофф, которую я ненавидел, потому что она пришла нас убивать.
– Не мы пришли к вам, – негромко сказала Анфиса. – Но мы должны были закончить. Как писал один наш поэт про итальянцев, но то же самое можно сказать про немцев: «Разве я приходил с пистолетом/ Убивать итальянское лето,/ Разве пули мои свистели над священной землей Рафаэля…»
– Что-то подобное сказала и твоя бабка. Она пробыла в замке два дня, вывезла все, что нашла. Потом уехала со словами: «Скоро все закончится!» Эти дни она разговаривала со мной. Она же хорошо знала немецкий. Но я большей частью дичился и молчал. Однажды я заметил, что, когда она наклонилась, у нее из сумочки выпала маленькая фотография, но твоя бабка этого не заметила. А когда она отошла, я подобрал этот снимок. Там на обороте были ее фамилия и имя. Так я узнал, как звали мою благодетельницу, которая вывезла ценности из нашего замка. В том числе древние оккультные рукописи… Она помахала на прощание рукой, когда уезжала. Говорила, что мне не надо бояться. Скоро для меня настанет новая жизнь. Все люди будут равны, не станет болезней, голода, отчаяния. Впереди светлое будущее, которое строят они, люди в Советском Союзе. Она при этом сияла. О, эти лица победителей! Триумфаторы всегда подобны богам. И я, и твоя бабка – мы оба знали, что она в любой момент может погибнуть от случайной шальной пули, от взрыва, но она верила во что-то, что было выше ее, и была готова отдать за это жизнь без колебаний. Я ненавидел ее, но не признавать великолепие молодой, красивой девушки, которая играла со смертью, даже я, семилетний мальчишка, не мог.
Он стоял напротив Анфисы – массивный, мощный, даже несмотря на свои годы.
«Что мне делать?» – думала девушка.
– Стоит мне только закрыть глаза, как я переношусь в то время. Запах гари от постоянных бомбежек, наш величественный замок со следами взрывов, запах собственного страха. В соседней комнате лежала моя собака, которую придавило камнем, она умерла… Твоя бабка была ангелом войны, склонившимся надо мной. Нужно ли говорить, как я ее ненавидел. Когда они ушли, я побежал в соседнюю деревню, где знал одну семью. К счастью, мать этого семейства была жива. Я назвал адрес моей двоюродной тети в Берлине, который помнил наизусть. Уже позже эта семья разыскала мою тетку; она взяла меня на воспитание. Тетка была бездетной. Правда, когда мне было семнадцать лет, она умерла. Но это уже другая история… После войны мы искали древние места силы, мы не оставили того, что делали наши предки. Не буду тебя утомлять этим рассказом. Так судьба привела меня сюда. И столкнула здесь с тобой. Догадываешься ли ты, что будет следующим шагом? Я тебя просто задушу собственным руками.
Он шагнул вперед – глыба, нависшая над Анфисой… она стояла как парализованная, не в силах пошевелиться. Его руки сомкнулись на ее шее… В этот момент внутри что-то щелкнуло, оцепенение спало, резким точно рассчитанным движением Анфиса выхватила из кармана нож и взмахнула им. Луч солнца вспыхнул на ноже. Мужчина отшатнулся, разомкнул руки и закрыл ими лицо, словно этот блеск ослепил его. Анфиса ударила его с силой ногой в пах, он крутанулся вокруг себя. Она ударила во второй раз. Он охнул, взмахнул руками и, теряя равновесие, упал на землю.
– С-сука! Я же знал… Какая ты сука, Аглая…
Наверное, его сознание уже туманилось, раз он назвал ее именем бабки, по телу прошли судороги.
Анфиса подошла к воде, опустила в нее руки. В воду закапали слезы. Она распрямилась и посмотрела назад. Старик был уже мертв. Его глаза уставились в небо, пустые, без всякого выражения.
Превозмогая отвращение, Анфиса обшарила его карманы, сумку. Она нашла документы, фотографию своей бабки, пачку писем…
Она все убрала обратно в сумку, которую взяла с собой.
В деревне ее ждали.
– Мы думали, что ты утонула, – сказала ей Марья Васильевна. – Не ожидали увидеть.
– Н-нет я жива. Я хотела спросить вас. Я встретилась с одним мальчишкой лет четырнадцати. У него шрам над бровью. Он мне сказал, что его зовут Игошка.
В глазах женщины мелькнул страх.
– А ты ничего не напутала?
– Нет.
– Был у нас такой Игошка, да умер давно…
– Как давно?
– Сто лет назад. Пропал в один прекрасный момент. Говорят, что иногда объявляется в разных местах. Как появится, быть беде или смерти. – Марья Васильевна перекрестилась.
– Еще там человек около пещеры лежит мертвый. Воды дайте, пожалуйста…
Глава пятнадцатая. Тень последней надежды
И снится мне другая
Душа, в другой одежде:
Горит, перебегая
От робости к надежде.
Оглядываясь назад, Скандаровский удивлялся тому, что он не сошел с ума, находясь рядом с Отто Раном. Это был не просто энтузиаст, а фанатик чистой воды. Он был готов не есть, не спать, только бродить в пещерах – без устали, до полного изнеможения. Хотя у него была хорошая выносливость и физическая подготовка. «Он знал, что ищет, или делал вид», – иногда думал Скандаровский.
Исследование Рана заняло несколько лет, в течение которых он много путешествовал и делал сотни фотографий.
Было предположено, что фактически Ран был послан на юг Франции с секретной миссией проникнуть в движение неокатаров и повернуть его к нарождающимся корням нацизма.
Он говорил о Боге и сатане так, словно их видел. Но о сатане говорил больше. Он воодушевлялся, когда принимался рассуждать о нем – падшем ангеле – Люцифере. Он считал, что Грааль и другие святыни находятся у катаров и вообще в пещерах скрыта могущественная сила. Они все соединены одним тоннелем в определенном месте. Катары были благочестивы и воспринимали тьму, которая царила в мире, как уход от божественного света… Порой Ран принимался рассуждать о любви и тоже трактовал ее в катарском духе – как возвышенную и неземную.
Однажды Ран привел его в Grotto de Lombrives. Эта пещера с большими колоннами молочно-сливочного цвета и сверкающими кристаллическими сталактитами, которые свисали с потолка, пользовалась популярностью у туристов. Они прошли в глубь пещеры и увидели подземный зал, огромный и величественный.
– Здесь катары поклонялись своему богу, поскольку церковь отобрала у них храмы.
Ран также обнаружил странные камни – метеориты, связанные с древним культом Кибелы, они не подвергались коррозии и не тускнели; Отто считал, что эти камни обладают волшебными целительными свойствами.
Отто внимательно обследовал пещеры, надписи, знаки на стенах, фотографировал их, потом каждый снимок подписывал. Бесценный материал! Скандаровский понимал, что экспедиция Барченко тоже была посвящена аномальным явлениям, которые происходят в пещерах, и поискам древних святынь. Отто считал, что катары и тамплиеры укрывались в одних тех же пещерах, между ними была тесная связь, гораздо более тесная, чем принято думать.
В 1932 году Отто Ран покинул юг Франции, у него возникли финансовые проблемы. Какое-то время он пробыл в Париже. А потом вернулся в Германию. Скандаровский последовал за ним. Как и говорил Чапеллон, карьера Рана пошла в гору. Он вел программу на радио, писал книгу. Но страсть к поискам и путешествиям не оставляла его, она привела его в Испанию, в монастырь Монтсеррат, к святыне Черной Мадонны. Книга – итог его поисков и размышлений – вышла осенью 1954 года. Но нельзя сказать, что она пользовалась бешеной популярностью. Ее успех был более чем скромным.