ние Чапеллона надо было выполнить.
Но здесь его постигло фиаско. Когда он прибыл на место, то увидел, что замок бомбили. В подвале нашел старого заикающегося слугу, уцелевшего после бомбежки. Тот рассказал, что хозяйка умерла, сам хозяин – неизвестно где. А мальчишку, их сына Герберта, отвели в ближнюю деревню. Побывали тут и советские бойцы, взяли ценности хозяина, которые он хранил с особым тщанием, и уехали. Скандаровский взял слугу и отправился вместе с ним в деревню. Там они нашли маленького Герберта, тот подтвердил рассказ слуги, сказав, что всем руководила молодая женщина, которая и вывезла ценности. Скандаровский передал мальчишке письмо от его отца… которое сам знал почти наизусть:
«Я пишу эти записки в полной уверенности, что вот-вот мы найдем то, что так долго искали. Все говорят о конце Германии. А я не верю… Крах страны не означает конца великой Германии. Я верю в то, что она еще возродится, причем в самые краткие сроки. Бог мой! Мы столько сделали для возрождения нашей родины, для ее величия. Надеюсь, что ты, мой сын Герберт, прочтешь это письмо и поймешь, что моя жизнь была без остатка отдана Германии, поиску древних истин. Не хотелось бы ворошить старое, хотя оно представляется весьма поучительным и загадочным. Но пусть мертвые хоронят своих мертвецов. А мы будем надеяться, что наши труды и деяния не пропадут в безвестности.
Должен сказать, что мой путь был довольно типичен и в то же время по-своему уникален, как и та эпоха, когда мы жили. А потом почему-то Бог отвернулся от нас, и все пошло не так, как мы планировали. Но сначала нужно кое-что рассказать тебе, но боюсь, что по порядку не получится, потому что мысли мои путаются. Если бы ты только знал, что такое Берлин весной 1945 года! Я рад, что вы с матерью сейчас находитесь в укромном месте, где относительно безопасно. Я очень боюсь, что момент, когда все рухнет, наступит весьма скоро и никто не сможет чувствовать себя защищенным. Но я попробую тебе объяснить, чем я занимался все это время. Мы пытались не просто возродить Германию, а найти старые знания, благодаря которым люди постепенно достигли бы бессмертия. Мы изучали древнюю магию, которая во многом была утрачена. С этой целью нами создавались организации – «Туле», «Анненэрбе», «Врил».
Мы просеивали в поисках истины дохристианские, индийские, персидские и китайские манускрипты. Одним из важных для нас направлений был Тибет. Там находится центр всемирной мудрости, благодаря которому мы обретем ключ к бессмертию.
Что такое Тибет, как не осколок некогда затонувшей Атлантиды, о которой писал еще Платон? Та земля, которая, по преданию, ушла на дно океана, но на самом деле носители ее знаний – спаслись. В этом нет никакого сомнения. Некоторые из них оказались в Гималаях, откуда наблюдают за нами, за нашими жалкими потугами вершить мировую историю.
Все древние мудрецы – суть одно, хотя и скрываются под разными именами: халдейские маги, египетские жрецы, орфисты, пифагорейцы, друиды, волхвы. Мы понимали, что свет скорее придет с Востока, чем с Запада, погрязшего в неге и комфорте…
Если сегодня, мой сын, Берлин тебе кажется городом с безумной репутацией; городом, который ожидает неминуемого нападения и жестокой битвы, то он не всегда был таким – осажденной крепостью. Когда я начал свою деятельность, это был город интеллектуалов, людей, которые стремились овладеть новым знанием, тяготели ко всему новому.
Я должен в своем рассказе упомянуть фигуру моего дорогого друга Отто Рана, о котором я не могу говорить без придыхания. Он был худ, с горящим взором, его любимым одеянием был длинный черный плащ и фетровая шляпа. Таким образом он еще больше, чем кто-либо, напоминал воплощение «тени» – той, которая стоит между царством живых и мертвых… Он увлекался всем и был всем – Розенкрейцером, масоном высокого градуса, катаром, жрецом. Он и искал артефакты, таившиеся в укромных местах… говорил людям, обладающим властью, что в конце концов найдет их. Они верили ему…»
Скандаровский потрепал маленького Герберта по голове, распростился со всеми и уехал обратно в Берлин.
Война вот-вот должна была закончиться, а Скандаровский покидал Берлин, далее его путь лежал в Италию. А потом – в Латинскую Америку, если боги будут благосклонны и его не убьют на этом опасном пути. Где-то рядом с силой бабахнуло, слышны были крики: ура! Ура! Неожиданно даже для себя Скандаровский прошептал: «Виват, Россия! Слава! Вечная слава!»
Он размашисто перекрестился и шагнул на тротуар. Вернее на то, что что от него осталось. И тут раздался взрыв…
– Дурочка! Ну, какая ты дурочка! – воскликнул Лавочкин, когда Анфиса все ему рассказала по возвращении в Москву.
На месте проводилось следствие. Вел его Касимов Виктор Степанович. Анфиса рассказала ему все как было. Было установлено, что Герберт Аппель умер от инфаркта. Касимов сначала смотрел на нее недоверчиво, потом немного смягчился. Допрашивал он ее долго; как понимала Анфиса, ему важно было найти какое-то несоответствие в ее словах, поймать на несостыковке. Она рассказывала все как есть, стараясь ничего не упустить. Рассказывая, она снова и снова вспоминала все, что произошло, и погружалась в кошмар, от которого хотелось бы поскорее избавиться…
Мысли Анфисы вернулись к сегодняшнему моменту.
– Так ты называешь меня дурочкой! Скажи проще – идиотка! – весело откликнулась она.
– Так я о тебе никогда не скажу, – серьезно сказал Лавочкин. Он был у Анфисы дома. Она забралась в кресло с ногами. А он готовил на кухне кофе. Вот с чашкой ароматного напитка появился перед ней.
– На том спасибо!
– Неужели тебе не было страшно?
– Было! Еще как! Но страх надо перебарывать. Иначе…
– Могла бы сказать мне!
– Ты бы стал отговаривать…
– Непременно!
– Вот видишь! – Анфиса взяла у него чашку и, обхватив ее ладонями, замолчала.
– О чем думаешь?
– О своей бабушке, о ее тайнах. О том, что она ничего мне не сказала…
– И твоим родителям? – Анфиса бросила на него странный взгляд, но ничего не ответила. Лавочкин осекся. Это была запретная тема. Родители Анфисы трагически погибли, она не любила об этом говорить и вспоминать. Вернее, даже не хотела. Он старался обходить эту тему…
– Не знаю. Теперь уже ни у кого не спросишь…
– Ну, как тебе вообще в голову пришла эта мысль? Взять и поехать туда!
– Ты будешь смеяться, – начала Анфиса…
– Ничуть! – быстро ответил ей Лавочкин. – Ты же знаешь, я над тобой никогда не смеюсь.
– Я почувствовала странный зов… Мне приснился сон… – она замолчала.
– Сон?
– Да… мне приснились озеро, пещера, тогда я поняла, что это неизбежно… Есть вещи, которые сильнее нас. Понимаешь?
– Анфис! – с чувством сказал Лавочкин. Он подошел к ней ближе. – Я понимаю, что я для тебя – что-то вроде чемодана без ручки…
– Лавка! – сердито воскликнула Анфиса. – О чем ты?
– Нет-нет, – скороговоркой сказал Валя, – я все понимаю. Ты яркая, красивая, умная.
– При чем здесь это…
– Я обычный человек…
– Прекрати! Ты один из самых лучших… это не пустые слова… Ты всегда придешь на помощь. На тебя можно положиться… Разве этого мало?
– Не знаю… для такой девушки, как ты…
Анфиса со стуком поставила чашку с кофе на пол.
– Я прошу, Валя, сейчас не время. Я так нервничала, устала. Давай самобичеванием займешься в другой раз.
– Я все понимаю… – сказал он грустно, – почти все.
– Нет. Ты не понимаешь. Есть же выражение: неисповедимы пути Господни. Мы не знаем, не ведаем, что будет завтра, к чему мы придем. Что с нами будем. Мы можем только надеяться и верить…
– Раньше я не слышал от тебя таких слов.
– Раньше! Мне кажется, то, что произошло со мной, никогда не вернет меня к себе прежней. Я стала другой…
– Но это хорошие перемены?
– Пока не знаю…
– Если что – я рядом.
– Я знаю… Вообще, этот край… эти пещеры… То, что я там увидела… – Анфиса замолчала. Она понимала, что даже своему близкому другу Лавочкину она не имеет права рассказывать все.
Есть вещи, о которых лучше молчать… И еще… она вдруг поняла, что ничего не закончилось. А возможно, только начинается. Но это все надо осмыслить, понять. Обдумать все одной. В тишине. Ей вдруг страшно захотелось поехать к себе в Ораниенбаум в бабушкину квартиру, попытаться обнаружить там то… о чем она еще не знала. Покопаться в старых бабушкиных бумагах. Она смотрела их мельком… Может быть, настало время все изучить более тщательно?
Но она сделает это сама… Лавочкина она не станет пока ни во что впутывать… милый, милый Валя! Она почувствовала к нему нежность и умиление…
– Валя, сядь рядом.
Он подошел и сел у ее ног. Анфиса погладила его по голове.
– Как хорошо иметь старых друзей.
– Надеюсь здесь акцент не на слове старый. Я еще не чувствую себя развалиной.
Она рассмеялась.
– Конечно нет! А теперь свари мне еще чашечку кофе, у тебя это здорово получается.
Павел Рудягин и Светлана Демченко ехали в машине и молчали.
– Ну что скажешь? – первым не выдержал Павел.
– Все хорошо, что хорошо кончается, – философски откликнулась Светлана.
– Столько трупов, ты считаешь, что хорошо.
– Для нас, следователей, раскрытое дело – всегда хорошо. Даже прекрасно. Это значит, мы сделали свою работу и теперь можем передохнуть.
– Хорошо, что Урусваев раскололся и признался во всем.
– Да. Поучительная история. Зачин как в сказке: жили-были четверо друзей…
– Да, четверо друзей, которые оказались причастны к секретным архивам. Время правда было такое, что многие почувствовали запах наживы, бросились зарабатывать деньги любым путем. Они были даже не друзья, а скорее знакомые, спаянные одним делом. В то время дружба в настоящем понимании отходила на второй план. На первый выходила – спайка, люди, сплоченные во имя одной цели… А она у многих была в том, чтобы делать бабки. Кстати, Воркунов открыл нам не всю правду, когда сказал, что они учились в одном институте и были друзьями. По-настоящему друзьями они не были, как выяснилось позже… А Урусваев вообще оказался отчисленным за плохое поведение с третьего курса. Сблизились они тогда, когда оказались волею судьбы, которая частенько подкидывает сюрпризы, на работе в одной организации.