– Спасибо за совет, – я развернул ее к двери и вытолкал из кабинета. Сейчас не время для расшаркиваний. – Но я сам решу, когда и куда мне идти.
Жаль, что я лукавил, говоря это ей. Потому что, в отличие от секретаря, мне возвращаться было некуда.
Дома нет, а к единственному человеку, к которому сейчас невольно возвращались мысли, я никогда не приближусь даже под страхом смерти. Ради ее же безопасности.
Лора…
Сейчас я мог только радоваться тому, что ей хватило ума сбежать от меня в тот вечер, а мне не догонять.
Артур наверняка уже эвакуировал ее куда-нибудь подальше за пределы Столицы и правильно сделал. К чертям теперь все наши договоренности, когда все рухнуло. Последним приказом, который я успел отправить еще будучи официально канцлером – отпустить Викторию Райт на свободу. Надеюсь, эта женщина сумеет выбраться из заварухи самостоятельно.
– Ну что, господин бывший железный канцлер? – садясь за стол, обратился я сам к себе. – Останешься здесь и будешь ждать, когда толпа ворвется в Бюро и пойдешь ко дну вместе со своим кораблем, или постараешься выпутаться из ситуации? Что из этих двух решений будет для тебя равносильно слову “сдаться”?
Я положил перед собой на столешницу трость, внимательно осмотрел серебряный набалдашник, провел пальцами по добротной деревянной палке опоры. Все же Ян Коуч не лукавил, говоря, что трость обычная… Вот только оставались еще и другие артефакторы кроме него. Пусть более слабые, но не менее креативные.
Наверное, не просто так сегодня утром Ричард напомнил взять ее с собой.
Чувствовал ли что-то старый слуга, а может знал? Не удивлюсь, если этот пройдоха мог видеть будущее.
Я вытащил из внутреннего кармана плаща второй предмет, полученный от дворецкого. Дневник матери, а в следующий миг рывком встал с кресла. Набросил на себя один из плащей-дождевиков с вешалки, надвинул на лицо чью-то забытую шляпу, хотя сроду их не носил, и вышел из кабинета.
Лифты в здании уже не работали, и путь по лестницам на нижние этажи и подвалы занял непозволительно много времени. Еще больше потерял на петляния по бесконечным подземным, эвакуационным ходам. Это здание проектировали не идиоты. Старые инженеры продумали все, даже пути отхода.
Я выбрался наружу за десяток кварталов от небоскреба Бюро, выполз из-под плиты люка, замаскированного под сточный коллектор, в каком-то богом забытом переулке и отправился в сторону центральной библиотеки..
Затесаться в толпу спешащих туда людей было несложно. Горожане словно пчелы на мед шли послушать бравые речи Кранмерда. Их было так много, что на самой площади оказалось не протолкнуться.
– К власти пришли преступники! – вещал Фредерик. – Совет дискредитировал себя, выбрав однажды Сакса, и теперь на его место пришел очередной жадный до власти подлец. Крастор Тамми не тот, кого мы хотим видеть во главе сильной страны. Нам нужен стойкий политик, способный привести Государство к невиданному доселе Величию!…
В это было бы легко поверить, если бы не несколько “но”. Первое, именно Фредерик председательствовал в “дискредитировавшем себя совете, когда избрали Сакса”, и второе, похоже, этого дурака обставили так же как и меня, списав со счетов и оставив за бортом. Чхал Крастор на председателя Совета. Фредерик ему абсолютно не понадобился, чтобы прийти к власти.
С трудом пробившись ко входу библиотеки сквозь толпу, я вошел внутрь. Здесь было тихо и пустынно, и даже библиотекарей не нашлось. Наверняка они все стояли на площади. Никому не нужны книги, когда за стенами происходит революция.
Я абсолютно беспрепятственно проник в огромную картотеку, вот только что именно искать, а главное как, даже не представлял. Поиск по названиям ингредиентов, которые расшифровал в дневнике, не дал результат. Слишком много книг подходили под описание. И я пошел по другому пути: решил найти старый читательский билет матери, но Кэролайн Сакс среди посетителей библиотеки никогда не значилось, а вот под старым именем и девичьей фамилией – Каролина Амнистер – нашлась.
Как выяснилось, она читала много. Очень. Настолько, что я был даже удивлен тому количеству литературы, которое оказалось вписано в ее билет. Сотни книг, начиная от бестолковых любовных романов, заканчивая редкими учебниками по химии и биологии. И если бульварные истории мать брала и через день-два возвращала, то учебники у нее задерживались дольше. Она постоянно продлевала сроки их хранения, и сдавала только в самый последний момент.
Но где была химия, а где моя мать?
Я отложил билет в сторону и продолжил искать дальше. Был ведь еще и читательский зал, Каролина могла отметиться и там. Пришлось двинуться в дальнюю секцию библиотеки на другом конце здания.
Там меня постигли новые открытия. С удивлением узнал, что моя мать часы напролет проводила время за книгами по кройке и шитью, садоводству, а также изучала аграрное животноводство.
– Бред, какой-то, – пробормотал вслух. Ничем из этого мать никогда не интересовалась, ну разве что цветы иногда поливала. – Должно быть что-то еще.
И это что-то нашлось, когда я решил ради интереса посмотреть книги, которые когда-то брала мать. Все они находились в дальней секции читального зала, в пыльном углу, куда и уборщицы-то не всегда доходили с тряпками.
Я осмотрелся по сторонам в поисках хоть чего-то необычного. Не верил я, что моя мать с такой прилежностью могла изучать секреты домоводства. При всей моей любви к ней, нужно признать, примерной хозяйкой Каролина никогда не была.
“Посторонним вход запрещен. Допуск по спецпропускам” – прочел я на ближайшей двери, которую вначале даже не заметил.
Вот это было уже гораздо больше похоже на правду. Закрытая секция библиотеки, расположенная рядом с бесполезными и скучными книгами. Ключа у меня, разумеется не было, но я без зазрения совести выломал замок, стараясь сильно не шуметь.
Внутри ждал небольшой зал с десятком полупустых стеллажей и несколькими томами под стеклянными витринами. Даже беглого взгляда хватило оценить насколько старыми здесь были фолианты. Подойдя к небольшом ящику с картотекой, я вновь погрузился в поиски. В этот раз удача улыбнулась мне фактически сразу. Всего две книги подходили под заданные условия, и обе о любовных зельях.
По спине прошелся холодок. Уже не единожды я слышал, что мать промышляла этим делом еще со времен Квартала, и даже в момент моего рождения… Я скривился, вспоминая слова Виктории из разговора с Лорой. Не было никакой любви между моим отцом и матерью, была лишь страсть, созданная хитрым зельем.
Не зря я всегда не любил эти снадобья. Интуитивно чувствовал исходящую от них опасность, старался держаться подальше и не пить предложенные напитки без проверки. Такая “любовь” никому не приносит счастья.
Я раскрыл обе книги на свободном столе. Читать каждую полностью, разумеется, не собирался, да и времени изучать столь толстые труды у меня не было. Я лишь аккуратно переворачивал старые страницы, сравнивал рецепты зелий с ингредиентами в блокноте матери и находил практически стопроцентные совпадения. Но кое-что все же отличалось: разница в дозировках и некоторые добавки. Было похоже, что мать внесла коррективы в уже известные снадобья, вот только ради чего?
Я дошел до конца первого тома и придвинул к себе второй, с ходу погружаясь в главу о побочных действиях длительного приема любовных зелий. Ничего хорошего тому, кого пичкали ударными дозами это не сулило, самое меньшее: помешательство на объекте “любви”, неконтролируемая агрессия, припадки, лихорадка, галлюцинации, прогрессирующее безумие, паранойя на почве ревности к объекту. Но самое “веселье” начиналось, если “сидящий” на зельях вдруг по каким-то причинам прекращал получать новую “дозу”. Симптоматика усиливалась, причем излечиться от подобного воздействия было фактически невозможно.
Человек становился зависим от объекта страсти уже без всякого зелья, но подобно наркоману, должен был постоянно получать снадобье. День за днем, месяц за месяцем, год за годом.
Я вновь придвинул к себе дневник матери, открыл таблицы с датами и граммами. Первая запись спустя пару месяцев после моего рождения совпадала по срокам с ее знакомством с генералом Саксом. А дальше я листал страницы, видел постоянное увеличение доз, сокращение сроков между “приемами”, и до меня медленно доходило, какой ценой родительница устроила свою личную жизнь.
Вряд ли Оливер Сакс догадывался о причинах своей болезненной любви к матери, ведь, похоже, она нашла способ незаметно пичкать его приворотным, которое невозможно диагностировать. Вероятно, именно этим объяснялись изменения рецептуры.
Первые шесть лет дозировка повышалась плавно, но в один из моментов в датах наметился большой перерыв – в несколько месяцев. Кажется генерал куда-то уезжал, а по приезду закатил первую ссору. Мне тогда было пять, но я хорошо запомнил, как в тот день он ее ударил. Первый и единственный раз.
Отражение этих событий нашлось в дневнике – увеличением дозы почти вдвое. Мать явно не брезговала методами для удержания мужчины в узде.
Продолжая наблюдать по датам за тем, что она творила, я наконец-то понимал, что привело страну к войне много лет назад. Безумная тяга генерала к власти не причина, а всего лишь следствие. Побочное действие его “одержимости” – та самая агрессия и желание стать в глазах матери лучшим.
Сакс создал из своей жены культ. Все стены в доме были увешаны ее портретами, и даже после смерти… он не мог ее забыть…
– Черт! – я откинулся на спинку стула, на котором сидел, и сжал виски ладонями. – Зачем ты это сделала, мама? Неужели так сильно хотелось красивой жизни?
Самое гнусное, что ответ я тоже знал. Он всегда был под носом, в ее бесконечно грустных глазах, которыми она смотрела на мир, будучи живой, и позже – с портретов гостиной. Это все было ради меня. Для моей лучшей жизни.
Мать просто нашла мужчину, за чей счёт решила обеспечить мне эту самую “лучшую жизнь”. Карьеру, образование, деньги. Выбрала самого сильного и могущественного, до которого смогла дотянуться. Военного без семьи и своих детей.