Глаза Нади наполнились слезами.
— Что, теперь слёзы? Господи, вот наказание!.. Ну чего ты плачешь?
Но у девочки-жены слёзы текли уже по щекам крупными круглыми каплями, и уголки рта подёргивало от сдерживаемых рыданий.
— Ради Бога, уйди хоть в другую комнату, сюда сейчас войдёт горничная! — он взял за руку Надю, вывел её в зал и усадил в кресло. — Мне твои слёзы до смерти надоели!.. Я сойду вниз за газетами, письмами, закажу завтрак, а потом экипаж — кататься, и когда возвращусь, прошу быть умницей, смеяться, и чтоб следа не было этих глупых капризов!
И Ратманов, начинавший действительно раздражаться несвойственной ему ролью няньки и гувернантки, вышел, а Надя, вскочив на ноги, забегала по комнате в детской неудержимой злобе. Она так и не прочла Людочкина письма, так и не узнала той тайны, которую умоляла Люду написать симпатическими чернилами между строк обыкновенных институтских излияний…
1899