облагодарила парня и покинула контору. Она была уверена, что ближайшие часы дежурства тот проведет в эротических фантазиях на тему «охранник и гурия». Садясь в машину, изящно помахала ему рукой.
Парень задумчиво проследил, как красный «фиат» выезжает со двора.
– Интересно, почему такие огромные бабы всегда носят крохотные сумочки? – спросил он неизвестно кого. – Даже смешно!
Камилла отправилась прямо домой. Она ехала и твердила, что отныне все пойдет по-другому, и это уже не пустые слова. Сегодня она развяжется со всем, что так тяготило ее последнее время. С Виталием покончено навсегда, обратного пути нет. А что касается алиби Ильи… Что ж, следователь договора видел. Теперь у него возникнут определенные трудности, но надо надеяться, что Самохин не будет слишком цепляться за какие-то бумаги.
«Сошлюсь на тупую секретаршу, она вечно все теряет. Пусть ищет настоящих воров, – подумала она, изящно вписываясь в крутой поворот. – А я умываю руки. Хватит с меня благотворительности!»
Ольга никогда в жизни не видела этого браслета – изящного, тяжелого, с ярко-синими камнями. Ирина часто надевала какие-то украшения, но эти – никогда. «Наверное, сапфировый гарнитур был слишком дорогим, чтобы запросто ходить в нем по улице, – потрясение подумала Ольга. – Господи, как же не повезло Илье! Сколько может стоить такая вещь?»
Она присела к пианино, провела пальцем по крышке, посмотрела на след, оставшийся на пыльной полировке. Конечно, сколько ни стирай с пианино пыль, она все равно сразу оседает обратно, как говорила горничная из оперетты «Летучая мышь».
Женщина нарисовала цифру «16». Поставила рядом восклицательный знак.
«Шестнадцатого июня столько всего случилось! Утром меня довела до истерики Ирина, потом Илья привез сумку, потом… Наша ночь. Но с точки зрения следователя, это, наверное, самый банальный момент».
Ее палец провел еще несколько линий. Цифра «17» и длинный минус рядом.
«Ужасный день! Я потеряла Илью, зато обрела мужа… На черта он мне сдался? – с неожиданной откровенной злобой подумала она. – Ограбили Ирину, унесли ее баснословные сапфиры. Почему Витя никогда о них не говорил? Наверное, боялся, что я позавидую. Какая чепуха, мне даже неинтересно, как выглядел браслет. Витю впустили в квартиру рабочие, он говорит, в три. Илья утверждает, что тот уже в полдень был здесь и снял трубку. Кто из них врет?»
Ей хотелось думать, что лжет именно муж. Ольга понимала, что становится пристрастной, но ничего не могла поделать.
«Если он был дома в полдень, значит, у него замечательное алиби, которое подтвердят и рабочие, и сам Илья! На момент ограбления он находился километров за десять от квартиры Ирины! Зачем же он говорит про три часа? Тогда у него никакого алиби быть не может, а ведь он тоже подозреваемый! Зачем вредит себе этим странным враньем? Нужно расспросить рабочих».
Ей пришло в голову, что рабочие уже наверняка опрошены следователем. Так или иначе, Виталий как-то описал Самохину свой день, и тот остался доволен этим отчетом. Под подозрением по-прежнему был Илья, а бывший муж Ирины оказался чист.
«Но почему? – с той же нарастающей злобой подумала Ольга. – У него-то было больше поводов и возможностей провернуть ограбление! Первое – он ее ненавидит. Второе – мог сохранить ключи от ее дома. Насчет „потерянных ключей“ от нашей квартиры я тоже сомневаюсь. Он вполне мог оставить их про запас. А когда я заперла нас изнутри, сдержался и не выдал себя. Ему нужно, чтобы я думала, будто он не мог попасть в квартиру без посторонней помощи. Зачем?»
Она нарисовала цифру «18». Три восклицательных знака рядом.
«Обыск. Сапфиры и деньги в сумке Ильи! Что это значит? Откуда они взялись? Их могли туда положить в тот же день, а то и накануне. И мог это сделать только мой муж!»
Ее начинало лихорадить от возбуждения. История с пропавшими ключами именно сейчас обрела для нее какой-то смысл. До этого она предполагала, что муж врет, но не понимала зачем.
«Да, он мог сделать это накануне, когда в квартире были рабочие. А мог, для пущей сохранности вещей, на другой день. А что? Утром ушел на работу (какую еще работу?), потом, когда я тоже ушла, вернулся, отпер дверь и залез в сумку к Илье. Он же его ненавидел, может, даже больше Ирины! У него появился повод отомстить. История с открытой настежь дверью – полная чепуха! Я точно запирала дверь, и никто к нам не залезал, потому что ничего не пропало! Глупо думать, что воры могли залезть, чтобы подкинуть что-то, а не взять!»
Она нарисовала было цифру «19», но тут же все размашисто стерла. Ладони стали сухими и сероватыми от пыли, но Ольга этого не заметила. Она была в ярости.
«Это подло! Неужели он ограбил бывшую жену, чтобы навредить бывшему другу! Подло, мерзко! Вполне в его духе! Улитка, трусливая улитка! Он и отомстил, не высовываясь из своей скорлупки! Не решался возражать Ирине, когда она его лупила, не решился набить морду Илье, как должен был сделать! Он рассчитался с ними только теперь, втихую, и издевается, глядя, как все мы мечемся, будто отравленные мыши! А кто еще мог все это сделать?! Да никто!»
– Ну, попробуй теперь явись! – сказала она, поднимаясь с вертящегося табурета. – Я тебе покажу потерянные ключи! Ты у меня увидишь небо в сапфирах!
Ольга размашисто протерла пианино мягкой тряпкой и открыла окно, чтобы проветрить квартиру.
– Медленно работаешь, – проворчал Самохин, увидев явившегося к нему эксперта.
Тот что-то проворчал о загруженности и шлепнул на стол отпечатанные листки:
– Получи. Проверили все вещички из узла. Там отпечатки самой хозяйки, ее дочери, и больше ничего.
– Как ничего? – не поверил Самохин. Он знал по опыту, что вещи очень редко носят на себе отпечатки пальцев исключительно хозяев. «Пальцы» может оставить кто угодно – гость, родственник, сантехник из ЖЭКа…
– Да так, ничего, – фыркнул тот. – Я даже пуговицы на кофточке проверил.
– Хотя гости к ним почти не ходили, – пробормотал Самохин. – Но должны были остаться отпечатки пальцев мужа! Хоть чьи-нибудь.
– Дамочка-то разведена, – напомнил эксперт. – И достаточно давно. Какого там еще мужа, скорее любовника! А вообще, ты можешь себе представить мужика, который ее…
– Нет, – оборвал его Самохин. – Ладно, хотя бы эти вещи мы можем ей вернуть. А то она уже копытом землю роет, требует имущество обратно. С голоду умирает, видишь ли…
– Серьезно? – усмехнулся тот. – Красиво умирает, вся в жемчугах. Ну так вызови ее, пусть порадуется.
– Ну уж нет, лишний раз ее видеть… Пошлю кого-нибудь из ребят. Забросят ей вещички прямо на дом, под расписку.
– Сервис!
Он и в самом деле сумел всучить вещи одному из молодых оперативников, который как раз ехал в нужный район. Ирину тот совсем не знал и потому согласился без колебаний. Самохин с облегчением перевел дух и углубился в писанину, которой, как всегда, скопилось бешеное количество…
Буквально через полчаса ему позвонил сговорчивый оперативник.
– Вещи я привез и расписку взял, – сухо сказал он. – Сейчас нахожусь на квартире. Хозяйка желает с тобой поговорить.
– Алло? – раздался взволнованный женский голос. – Константин Петрович?
– Да. Вы чем-то недовольны? – неприветливо спросил Самохин. – Что-то пропало? Быть не может, все собрано по описи! Вы сами ее подписывали при изъятии!
– Все на месте, – торопливо успокоила его Ирина. – Дело не в этом! Тут кое-что не мое!
«Черт, и у нее тоже вещи размножились!» Ему вспомнился Русаков, потрясенно разглядывавший браслет, считающий деньги. У него тоже ничего не пропало, напротив, кое-что добавилось. «Идиотское ограбление, – подумал он. – И ни одна вещь до сих пор не всплыла, а ведь там было кое-что приметное. Картины, например, книги…»
– Что именно добавилось? – терпеливо спросил он, с сожалением оглядывая неразобранные бумаги. Если эту кучу не перекопать теперь же, завтра она вырастет вдвое. И прощай воскресенье.
– Поясок!
Ему показалось, что он ослышался. Потом Самохин решил, что дамочка окончательно рехнулась, если беспокоит его из-за такой дряни. Но Ирина упорно твердила: все, что находилось в узле, принадлежит ей, сам узел сделан из покрывала, которое сняли с Таниной кровати, в качестве упаковочного материала были также использованы старые бечевки, валявшиеся в коридоре. Но вот розового пояса из махровой ткани у нее не было никогда.
– Ну, может, остался от какой-нибудь старой вещи, – недовольно сказал Самохин.
– Я не ношу таких вещей! – гордо отрезала женщина. – И вообще, я помню все, что покупала за последние двадцать лет! Это не мое и не моей дочери. Это принесли воры!
Самохин попросил описать поясок еще раз. Кто знает, вдруг она права. Прикрыв глаза, он слушал подробнейшее описание. Женщина назвала даже длину пояска – метр двадцать сантиметров. Следователь поморщился:
– Ну, передайте поясок оперативнику, тот завезет мне.
– Это же улика! – Голос в трубке приобрел неприятные, скрипящие оттенки, и Самохин порадовался, что не может видеть лица женщины. – Это важнейшая улика, а вы отмахиваетесь от нее!
– Обязательно займемся, – устало сказал он. – Вы точно видите его впервые?
– В том-то и дело, что нет!
– Вот как? – Было ясно, что бумагами сейчас заниматься не придется. Наверху стопки лежали показания Камиллы. Он машинально их перечитал. Да, алиби у Русакова прекрасное, если, конечно, его подтвердит Филимонова, которая пока непонятно где. Никто ему так и не перезвонил.
– Я видела этот поясок на ком-то, в сочетании с… с халатом, скорее всего.
– С халатом, значит, в домашней обстановке, – машинально уточнил он, начиная рисовать на чистом листе бумаги халат. Иногда он изрисовывал так листов до десяти, а потом, опомнившись, стыдливо рвал рисунки. Самохин очень любил рисовать, но детская мечта стать художником так и не осуществилась. Не было таланта. – Ну да, поясок как раз для халата, – машинально повторил он. – Розовый махровый. Говорите, старый? Линялый?