Через несколько сотен ярдов он натянул поводья. Земля уже дрожала под копытами его лошади, издали доносился низкий рев рогов; одного лишь топота тысяч и тысяч ног было достаточно, чтобы все понять – вражеская пехота вступала в долину. Над ее стройными рядами возвышались чудовищные существа, тянувшие за собой высоченные осадные машины.
Бринд приподнял свой шлем:
– Бор ты мой… – Вдали виднелись создания со многими головами, подобных которым он и вообразить не мог, а прямо перед ним колыхалось целое море пехоты.
Вдруг что-то просвистело над ним и упало на землю несколькими шагами дальше. Он снова послал свою лошадь в галоп, подскакал к упавшему предмету и только тогда увидел, что это была отрезанная голова посланного им разведчика.
Бринд тут же помчался назад, к своим, а по его следам валом катился грохот чужой армии, тысячекратно отраженный каменистыми склонами холмов в долине. Друзья Артемизии растянулись по обе стороны дороги почти у самого входа в долину; сверкали их взятые на изготовку щиты.
Бринд ехал перед строем своих людей и громко, во всю силу своих легких, так, чтобы все слышали, выкрикивал:
– Они идут! Их не меньше тридцати тысяч против наших нескольких тысяч; то есть по крайней мере втрое больше, чем нас, но здесь, в этой узкой долине, им нас не одолеть.
Тут ночные гвардейцы, словно желая подчеркнуть его последние слова, начали колотить в свои щиты мечами, а за ними и остальные.
– Если враг прорвется, это станет началом конца всей цивилизации на Бореальском архипелаге. Они перережут ваших детей, сожгут ваши дома. Нам не видать будущего. Лучше мы с честью отдадим свои жизни здесь и сейчас, друзья, чем увидим то, что будет, если мы позволим им прорваться.
Мечи продолжали лязгать о щиты, и Бринд сделал нехарактерную для себя вещь: заехал глубже в ряды своего войска и повторил речь; наконец он вернулся на передний край обороны.
Там он спешился и отослал лошадь назад.
Теперь он стоял рядом с ночными гвардейцами, Артемизией и ее товарищами.
Они ждали, а земля тряслась, и рога ревели. Бринд поднял в воздух меч, и тут же тысячи людей за ним и вокруг него смолкли, как один. Он ждал.
Враги продолжали втекать в долину, маршируя слитной, яростной массой… вот их уже разделяют всего несколько сотен ярдов… вот они кинулись в атаку.
Бринд опустил меч.
В следующий миг небо над головами обеих армий потемнело от тучи стрел. Бринд повторил движение, и новая лавина стрел хлынула на нападающих, на этот раз по другой, более низкой траектории, чтобы поразить передние ряды. Бринд описал мечом круг у себя над головой, и лучники продолжали стрелять по надвигающемуся противнику в свободном порядке.
– Сомкнуть ряды! – приказал он.
Передние выставили вперед щиты, следующие за ними просунули в отверстия между ними копья: получилась стена, ощетинившаяся копейными жалами, фронтир цивилизованного мира. Сотня Артемизии отошла на несколько шагов в сторону и тоже образовала стену.
Тем временем во вражеском потопе стали различимы отдельные лица: в пехотинцах можно было признать своего рода гоминидов, только вместо панцирей, как у окунов, у них были покрытые волдырями шкуры; по краям шагали твари много хуже их, кое-где между ними виднелись окуны.
Ночные гвардейцы напряглись. Драгунские ветераны лязгнули позади щитами; Бринд, глядя вперед поверх края своего щита, который он держал левой рукой, правой сжимал меч.
Быстро и громко он произвел обратный отсчет, и громадный живой вал врезался в их щиты и копья.
Раздался громкий глухой стук. У гвардейцев под напором физической массы врага заскользили по земле ноги, но вот драгунские ветераны налегли на них сзади, поднажали и с громким дружным «ух!» просунули вперед свои копья.
– Отомкнуть! – крикнул Бринд.
Щиты на короткий миг скользнули в стороны, копейные жала нашли свою цель, мечи врубились в плоть, отсекая конечности, целя в головы и шеи.
– Сомкнуть! – проревел Бринд.
Щиты вернулись назад, копья ощетинились, и люди совместным усилием снова навалились на врага.
– Отомкнуть! – скомандовал Бринд, задыхаясь.
Во второй раз они дрались дольше, все так же отсекая конечности, рубя наотмашь и хладнокровно отворачиваясь от скалящихся морд.
И снова.
Около получаса они раз за разом повторяли процесс, действуя четко и слаженно, как машина: смыкали и размыкали щиты, сражаясь в промежутках, пока вражеский вал не начал редеть.
Стена удержалась.
Когда с передними рядами атакующих было покончено, Бринд отдал приказ своим задним рядам выйти вперед и убрать из-под ног трупы. Сам же повел своих в лобовую атаку, на ходу врубаясь в вопящую толпу с осклабившимися омерзительными харями, чутьем угадывая, где в их доспехах есть зазоры, чтобы убивать быстро, не задерживаясь. Он уворачивался от нацеленных в него грубых копий, вышибал из протянутых к нему лап занесенные над его головой мечи. Конечности и шеи были его основной целью, и он рубил их без остановки, как заведенный, как безжалостная машина.
Третий, четвертый, восьмой, девятый труп падали ему под ноги, все вокруг точно замедлилось – это вступили в действие его усиления; товарищи дрались бок о бок с ним, и он чувствовал себя непобедимым. Твари валились на землю дюжинами; кровь густо покрывала его доспехи и оружие. Земля под ногами превратилась в вязкую жижу из крови, грязи и требухи.
И вдруг внезапная легкость и порыв свежего воздуха.
Все, что осталось от первой линии вражеского наступления, откатилось назад, к своим, но и там, похоже, бушевал хаос.
Бринд был поражен, увидев, что отряд Артемизии сумел продвинуться на несколько сотен ярдов вверх по долине; теперь они вонзали свои копья во все, что еще трепыхалось на земле, чтобы не оставить в живых ни одной вражьей твари.
Он отдал приказ обновить ряды. Ночные гвардейцы и драгунские ветераны ушли назад, а их место заняло свежее подкрепление.
– У них не так много оружия, – отметил Бруг. – Они не обучены и не тренированы. Конфетка, а не противник.
– Этих я не боюсь, – отозвался Бринд. – Там, дальше, есть и похуже.
К ним подошла Артемизия, стирая кровь с клинка:
– Хорошее начало, командующий. Одно удовольствие драться с такими, как они, верно? Передние почти все разбежались.
Гвардеец отправился дальше по рядам рассказать новичкам, что ветераны еще впереди, вселяя надежду, что оборона будет легкой. Люди сразу повеселели. Видимо, драгунам-новичкам хотелось верить в сказку.
Несмотря на облегченные доспехи, Бринд был измотан. Ночные гвардейцы уже сидели на камнях на склоне холма, подальше от передней линии обороны, и скоро к ним присоединилась Артемизия.
Бринд снял шлем.
– С пехотой мы справимся. Теперь их смогут удержать даже новички, я уверен. Гаруды и драконы тоже поспособствуют. Однако не сомневаюсь, что худшее они приберегли напоследок. Надо проредить их задние ряды жидким огнем – тем, который лили тогда на море. Пехоту мы будем сдерживать столько, сколько придется, но если до нас доберутся осадные машины, Лантуку конец.
Час спустя его приказ был выполнен. Пока внизу, в долине, новая волна вражеской пехоты безуспешно билась в стену имперских щитов, Бринд со склона холма наблюдал за эскадроном драконов, усиленных теми гарудами, которых он смог отпустить. На брюхах драконов были закреплены огромные цилиндрические трубки. Животные парили над вражеским войском, выискивая в нем скопления наиболее опасных врагов.
Еще минута, и они вылили свой страшный груз на землю: языки пламени взвились в воздух, и черный дым принялся лизать склоны. Немного погодя земля под ногами дрогнула, раздались взрывы. Небо почернело. Затаив дыхание, люди ждали, что будет. Даже на передовой бой на мгновение затих, пока обе стороны оценивали возможный исход.
– Что дальше? – спросила Артемизия.
– Отправь своих с холма вниз, – распорядился Бринд, – пусть зачищают всех, кто попытается уйти. Пленники нам не нужны. И прикажи принести еще огня – там, внизу, много всякой дряни, которую надо сжечь. А я пошлю в долину своих драгун – пусть убивают все, что еще подает признаки жизни.
Тем временем Бринд, желая лично оценить положение дел на поле боя и расстановку сил, вернулся к стенам Лантука. Там он взял Скорбную Осу, оседлал ее и отправился на разведку.
Пролетая над долиной, он не видел ничего, кроме смерти и опустошения.
Нигде, даже на самых узких улицах Виллирена, не доводилось ему прежде видеть такого нагромождения мертвых тел. Вся долина была завалена ими, от склона до склона, а дорога превратилась в кровавую стремнину, текущую в обугленных берегах. Обгорелые останки гигантских существ валялись здесь и там, иные еще едва заметно шевелились; на них не было и следа крови, одна чернота.
Бринд направил Осу к выходу из долины и, набрав высоту, полетел осматривать местность вокруг. Широкая полоса земли между морем и лесом была сплошь покрыта растерзанными телами: уродливые твари, люди, румели, окуны – все смешались в этом всеобщем разрушении. Запах крови и экскрементов чувствовался даже на порядочной высоте; никто уже не узнает, сколько живых должны были расстаться с жизнью, чтобы получилось такое страшное месиво.
Он повернул к морю и недалеко от берега увидел догорающие остовы севших на мель вражеских кораблей; горели и другие суда, те, что еще не успели подойти к берегу. На мелководье торчали куски покореженного металла, обугленной древесины, а между ними – изломанные перепончатые крылья невиданных существ. Милю за милей летел он вдоль линии прибоя и нигде не видел ничего иного – только ужас и смерть. Иногда что-то шевелилось вдруг среди мертвых тел, и Бринд каждый раз дивился – неужели кто-то все-таки выжил, но это всегда оказывался какой-нибудь мародер, срезающий у мертвецов кольца с пальцев.
Пролетая над мертвым ландшафтом, Бринд дал себе клятву, что это последнее кровопролитие на его веку. Никогда в жизни ему еще не было так страшно.