Можно купить волейбольный мяч с сеткой и практиковаться, но эта мысль вовсе не кажется мне привлекательной. Тренер уже прислал перечень упражнений и режим тренировок, но я еще даже не смотрела почту. По какой-то причине мне совсем не хочется соприкасаться с волейболом, пока я не приеду в Пенсильванию. Последние пять лет я жила волейболом. И буду жить им еще четыре.
Я заслужила пару месяцев свободных от мыслей о нем.
Дожди прекратились, и сегодня выглянуло солнце. Если продолжу прикидываться больной четыре дня подряд, может случиться, что отец повезет меня к врачу. У меня нет отговорок, чтобы продолжать сидеть в своей комнате, к тому же сегодня отличный день, чтобы выйти на улицу и поискать работу. Может, удастся устроиться официанткой и отложить чаевые ко времени отъезда в колледж.
Хотя я бы все отдала за еще один такой день, как три последних. Но не похоже, что он мне светит, потому что кто-то стучит в дверь моей спальни.
— Это я, — говорит Сара. — Можно войти?
— Конечно. — Я уже сижу на кровати, опершись спиной на изголовье. Сара забирается на кровать и садится рядом. От нее пахнет корицей.
— Тебе лучше?
Я киваю и выдавливаю легкую улыбку.
— Да, немного.
— Хорошо. Дождь наконец закончился. Хочешь попозже пойти на пляж?
— Не знаю. Я раздумывала, что мне, возможно, стоит поискать работу на лето. Нужно накопить денег к колледжу.
Она смеется в ответ.
— Нет. Наслаждайся последним летом перед началом взрослой жизни. Используй его на полную, — велит она, взмахнув рукой.
Она такая жизнерадостная. А я застряла в настроении вчерашнего дня. Дисбаланс между нами очевиден. Сара его замечает, улыбка сходит с ее лица, и девушка смотрит на меня с прищуром.
— Бейя, у тебя все хорошо?
Я улыбаюсь, но улыбка стоит мне невероятных усилий и вскоре угасает со вздохом.
— Не знаю. Просто… странно это.
— Что?
— Быть здесь.
— Хочешь вернуться домой?
— Нет. — Я даже не знаю, где теперь мой дом, но не говорю этого вслух. Я застыла в подвешенном состоянии, и это странное ощущение. Гнетущее.
— Тебе грустно? — спрашивает она.
— Кажется, да.
— Я могу что-то сделать?
— Нет, — мотаю головой я.
Сара укладывается набок и подпирает голову рукой.
— Надо вытащить тебя из этой хандры. Как думаешь, это отчасти связано с тем, что ты чувствуешь себя чужой в этом доме?
Я киваю. Чувствую себя здесь не в своей тарелке.
— Скорее всего, это тоже играет свою роль.
— Тогда нужно просто ускорить становление нашей дружбы. — Она ложится на спину. — Давай узнаем друг друга. Задай мне пару вопросов.
Признаться честно, мне многое хочется о ней узнать, и, опершись головой об изголовье, я обдумываю вопросы.
— У тебя хорошие отношения с матерью?
— Ага. Я ее люблю, она моя лучшая подруга.
Счастливая.
— А где твой отец?
— Он живет в Далласе. Они развелись пять лет назад.
— Ты видишься с ним?
— Да, — кивает Сара. — Он хороший отец. Совсем как твой.
Мне кое-как удается сохранить серьезное выражение лица после этих слов.
У нее двое хороших родителей и отчим, который, судя по всему, знает ее лучше, чем родную дочь. Надеюсь, она не принимает это как должное.
Саре не пришлось переживать много невзгод. Я понимаю это, просто глядя на нее. Она все еще полна надежд.
— Что самое плохое, что случалось в твоей жизни? — спрашиваю я.
— Я тяжело переживала развод родителей, — отвечает она.
— А что лучшее, что с тобой случалось?
Она расплывается в улыбке.
— Маркос.
— Как давно вы вместе?
— С весенних каникул.
— Всего-то?
— Да, всего несколько месяцев. Но ставлю свою жизнь на то, что мы однажды поженимся.
— Не надо этого делать.
— Выходить за него? — переспрашивает она, укладываясь на живот.
— Не ставь на это свою жизнь. Ты знаешь его лишь пару месяцев.
Сара улыбается.
— Ох, я не имею в виду ближайшее будущее. Мы подождем, пока закончим колледж. Я перехожу в другой колледж, чтобы быть ближе к нему, — продолжает она с мечтательной улыбкой.
— Он тоже учится в колледже?
— Да, он изучает моду в Хьюстонском университете. В качестве второй специальности изучает бизнес.
— Он специализируется в моде?
Сара кивает.
— Хочет запустить линию одежды под названием «ИсПаника».
— Тогда ясно, откуда у него такие футболки.
— Да, довольно умно. Он родился в Чьяпасе и, если его линия одежды запустится, часть прибыли хочет пожертвовать на борьбу с бедностью в этом штате. У него уже пять тысяч подписчиков в инстаграме.
— А это хорошо? Я мало что знаю про соцсети.
— Это лучше, чем не иметь пять тысяч подписчиков. — Сара садится на кровати и скрещивает ноги. Она много двигается. Хотелось бы мне быть такой же энергичной. — Могу я задать тебе вопрос?
Я киваю в ответ.
— Будет справедливо, я-то уже задала тебе с десяток.
— Что делает тебя счастливой? — Она смотрит на меня с искренним любопытством.
Я вынуждена отвести взгляд, пока она не заметила выражение моего лица, потому что, честно говоря… я не знаю, что делает меня счастливой. Мне тоже хотелось бы это выяснить. Большую часть жизни я просто пыталась выжить и не думала ни о чем, кроме выживания.
Раньше еда приносила мне счастье. И ночи, когда мать не приводила домой странных мужиков, тоже приносили счастье. А еще дни зарплаты в Макдональдсе.
Сама не пойму, почему меня так задевает ее вопрос, но впервые с момента приезда я осознаю, что все то, что раньше приносило мне счастье, потеряло свою актуальность в моей жизни.
Что делает меня счастливой?
— Не знаю. — Я смотрю на воду за окном и чувствую, как меня накрывает волна спокойствия. — Наверное, океан.
— Значит, нужно насладиться им, пока у тебя есть такая возможность. Не надо устраиваться на работу. И так будешь работать всю оставшуюся жизнь. Посвяти это лето себе. Мне кажется, ты заслужила право хоть раз побыть немного эгоисткой.
— Правда, заслужила, — согласно киваю я.
— Рада, что ты это понимаешь, — Сара улыбается и встает с кровати. — Я обещала Маркосу, что схожу с ним в парикмахерскую, а потом пообедать. Можешь пойти с нами, если хочешь.
— Нет, мне нужно принять душ. Может, позже прогуляюсь на пляж.
Сара спиной выходит из моей комнаты.
— Хорошо. Мы вернемся через пару часов. Не ужинай, сегодня мы будем готовить на пляже.
*
Сара упоминала, что на полуострове Боливар есть обширная область, которую пренебрежительно называют звериным пляжем. Там разрешено ездить на транспорте прямо по песку, в том числе на гольф-карах, поэтому оживленное движение и вечеринки там не прекращаются никогда.
Часть этого движения затрагивает и ту область, где живет Сара, но там оно не такое оживленное, как в некоторых частях полуострова. Но всего в паре километров от дома Сары начинается совсем другая жизнь. И необязательно лучшая. Думаю, все зависит от настроения, но я сейчас точно не в настроении для громкой музыки и нездоровой энергичности.
Я поворачиваю обратно, пока не зашла слишком далеко в людную область. В кузове грузовика сидят двое парней и приманивают собаку гамбургером.
У пса под шкурой выступают ребра. Я смотрю, как собака подходит к парням, будто знает, что за еду, которую она вот-вот получит, придется отплатить.
Я тотчас проникаюсь к псу состраданием.
— Вот так, — зовет один из парней, протягивая бургер. — Чуть ближе.
Когда собака оказывается в зоне досягаемости, парень убирает еду, а второй быстро обступает собаку и зажимает ее между колен. Они со смехом надевают псу на глаза головную повязку и отпускают. Собака мечется, ничего не видя.
Она пытается лапой снять повязку с глаз, и я бросаюсь к ней. Снимаю ее с головы пса, и он, испуганно глядя на меня, срывается с места.
— Да ладно тебе! — говорит один из парней. — Мы просто развлекаемся.
Я бросаю в них повязку.
— Тупые засранцы. — Собака бежит прочь. Я подхожу к парням, выхватываю гамбургер из рук одного из них и иду вслед за собакой.
— Сука, — бормочет кто-то из них мне в спину.
Я возвращаюсь туда, откуда пришла, подальше от толпы и ближе к собаке. Бедняжка прячется за голубым мусорным баком и жмется к земле. Я медленно подхожу к псу, пока не оказываюсь в паре метров от него, и осторожно бросаю ему бургер.
Собака обнюхивает его с мгновение и начинает есть. А я иду дальше, разозлившись. Порой я не понимаю людей. И меня это бесит, потому что я ловлю себе на мысли о том, как же мне хочется, чтобы человечество страдало чуть сильнее. Быть может, если бы все испытали на себе хоть каплю того, что пережил этот пес, то подумали бы лишний раз, стоит ли поступать, как сволочь.
Я уже прошла полпути к дому, как вдруг понимаю, что пес идет за мной. Наверное, думает, что у меня есть еще бургеры.
Я останавливаюсь, и пес тоже встает на месте.
Мы пристально смотрим друг на друга, изучая взглядом.
— У меня больше нет еды.
Я иду дальше, и собака опять бежит за мной. Его то и дело что-то отвлекает, но, подняв взгляд и увидев меня, он тотчас меня нагоняет. Когда я наконец подхожу к дому, пес следует за мной по пятам.
Уверена, что мне нельзя приводить в дом такую грязную собаку, но я могу хотя бы принести ему немного еды. Подойдя к лестнице, я оборачиваюсь и указываю ему пальцем.
— Место.
Собака садится в точности туда, куда я указала. Меня это удивляет. Во всяком случае, он послушный.
Я достаю из холодильника несколько кусочков индейки, наливаю воды в миску и отношу все это собаке. Сажусь на нижнюю ступеньку и глажу пса по голове, пока он ест. Наверное, было неразумно кормить его возле дома. Он наверняка будет бродить здесь, раз я его покормила, но, возможно, это не так уж плохо. Мне бы не помешала компания существа, которое не осуждает меня.
— Бейя!
Пес поднимает уши, услышав мое имя. Я озираюсь по сторонам, пытаясь увидеть, кто меня окликнул, но никого не вижу.