— А что за обвинение в поджоге?
— По сути, не моя вина. У владельца в доме была дерьмово сделана проводка, но если бы я той ночью не влез в дом и не включил свет, он бы не загорелся. Поэтому формально в этом виноват я. — Самсон переплетает наши пальцы. — Как только я узнал, что выдан еще один ордер на мой арест, я решил сначала вернуться сюда в последний раз, а потом прийти с повинной. Сам не знаю, что я рассчитывал здесь найти: облегчение или своего отца, но в итоге нашел и то, и другое. А еще встретил тебя и не захотел уезжать. — Он проводит пальцем по моей ладони. — Я знал, что надолго попаду в тюрьму, и пытался растянуть время до твоего отъезда. — Он вздыхает. — Что еще ты хочешь знать?
— Откуда ты узнал код от сигнализации?
— Хозяин использовал номер дома в качестве кода. Самый простой пароль.
Мне сложно его осуждать, потому что это было бы редкостным лицемерием с моей стороны. Напротив, меня восхищают его навыки выживания.
— А что насчет Военно-воздушной академии? Что-то из этого было правдой?
Он опускает взгляд, не в силах смотреть мне в глаза, и мотает головой.
— Я хотел отправиться в Военно-воздушную академию. Таков был мой план, пока я все не просрал. Но кое о чем я солгал. Например, о том, что это семейная традиция. Многое из того, что я говорил, неправда. Но мне нужно было оправдать свое пребывание в этом доме ложью, которую я не хотел тебе говорить. Поэтому я не отвечал на твои вопросы. Мне не хотелось врать тебе. Или кому-то еще. Просто...
— У тебя не было выбора, — говорю я, закончив его мысль. Я понимаю. Сама всю жизнь это испытывала. — Ты сам говорил, что плохие поступки мы совершаем из-за силы или из-за слабости. Ты врал, не потому что был слабым, Самсон.
Он делает медленный вдох, будто боится того, что я скажу дальше. Вся его выдержка рассеивается, когда он смотрит мне в глаза. И от его взгляда, кажется, будто стены начинают сжиматься вокруг меня.
— Вчера по телефону ты сказала, что не поедешь в Пенсильванию.
Это не вопрос, но он явно ждет моего ответа.
— Я не могу тебя бросить.
Он мотает головой и убирает руки. Проводит ладонями по лицу, будто недоволен мной, но потом сжимает мои ладони еще сильнее.
— Ты пойдешь в колледж, Бейя. Это мои проблемы, и не тебе их решать.
— Твои проблемы? Самсон, твои поступки не так уж ужасны. Ты был ребенком, который в одиночку рос на улице. Как тебе было встать на ноги, когда ты впервые вышел из тюрьмы? Я уверена, если объяснишь, почему начался пожар и почему ты нарушил условия досрочного освобождения, они поймут.
— Суду неважно, почему я нарушил закон, важно лишь, что нарушил.
— А должно быть важно.
— Не имеет значения, насколько несовершенна система, Бейя. Мы с тобой не изменим ее за одну ночь. Мне светит несколько лет, и ни ты, ни я, ничего не можем с этим поделать, так что тебе незачем оставаться в Техасе.
— Ты — веская причина. Как я буду навещать тебя, если уеду в Пенсильванию?
— Я не хочу, чтобы ты меня навещала. Я хочу, чтобы ты отправилась в колледж.
— Я могу пойти в местный колледж.
Он смеется, но в его смехе не слышно веселья. Это раздраженный смех.
— Почему ты такая упрямая? Таков был наш план все лето: наши пути разойдутся, когда ты уедешь учиться.
Его слова ранят меня, сводят все нутро. Мой голос звучит не громче шепота.
— Я думала, все изменилось. Ты сказал, что в наших сердцах выросли кости.
Самсон реагирует на мои слова всем телом. Сникает, будто я причиняю ему боль. Я не хочу сделать ему больно, но он заслуживает большего. Он не был для меня мимолетной связью.
— Я не могу быть так далеко от тебя, — тихо говорю я. — Писем и телефонных звонков будет недостаточно.
— Телефонных звонков и писем я тоже не хочу. Я хочу, чтобы ты жила полной жизнью без бремени в виде меня. — Он видит шок на моем лице, но не дает возможности возразить ему. — Бейя. Мы оба всю свою жизнь провели в одиночестве на островах. Между нами есть связь, потому что мы увидели друг в друге это одиночество. Но это твой шанс убраться со своего острова, и я отказываюсь удерживать тебя неизвестное количество лет, которое проведу в тюрьме.
Я чувствую, как подступают слезы. Опускаю взгляд, и одна слезинка капает на стол.
— Ты не можешь вычеркнуть меня из жизни. Без тебя я не справлюсь.
— Ты уже справлялась без меня, — уверенно говорит он. Тянется через стол и приподнимает мое лицо, заставляя посмотреть на него. Выглядит он таким же разбитым, какой чувствую себя я. — Я не имею никакого отношения к твоим достижениям. К тому, какой ты стала. Пожалуйста, не заставляй меня становиться причиной тому, что ты от всего этого отказалась.
Чем больше он настаивает на том, что не хочет поддерживать со мной связь, тем сильнее я злюсь.
— Это не справедливо по отношению ко мне. Ты ожидаешь, что я уйду и не буду с тобой контактировать? Зачем ты вообще тогда позволил мне в тебя влюбиться, если знал, что все так закончится?
Он резко выдыхает.
— Мы договорились, что все закончится в августе, Бейя. Договорились оставаться на мелководье.
Я закатываю глаза.
— Ты сам сказал, что на мелководье люди тоже тонут. — Я наклоняюсь вперед, чтобы снова завладеть его вниманием. — Я тону, Самсон. И ты удерживаешь меня под водой. — Я сердито вытираю глаза.
Самсон снова берет меня за руки, но на этот раз все по-другому. Когда он заговаривает, в его голосе слышится боль.
— Прости меня. — Он больше ничего не говорит, но я понимаю, что это прощание.
Самсон встает, будто разговор окончен, но смотрит на меня, словно хочет, чтобы я тоже встала. Я скрещиваю руки на груди.
— Я не буду обнимать тебя на прощанье. Ты больше не заслуживаешь права меня обнимать.
Он едва заметно кивает.
— Я никогда не заслуживал права тебя обнимать.
Он собирается уходить, и меня пронизывает безумный страх, что я вижу его в последний раз. Самсон говорит что-то с таким взглядом, только когда говорит всерьез. Он больше не позволит мне видеться с ним. Это конец. Наш конец.
Он шагает прочь, и я вскакиваю.
— Самсон, подожди!
Он оборачивается как раз вовремя, чтобы поймать меня в объятья. Я прячу лицо в изгибе его шеи. Когда он обнимает меня, я начинаю плакать.
Меня разом накрывает ворох чувств. Я уже скучаю по нему, а еще злюсь так сильно, как еще никогда не злилась. Я знала, что настанет время прощаться. Но не знала, что при таких обстоятельствах. Я чувствую себя беспомощной. Я хотела, чтобы наше прощание было в том числе моим выбором, но у меня вообще выбора нет.
Он целует меня в висок.
— Возьми стипендию, Бейя. И развлекайся. Пожалуйста. — Его голос срывается на последнем слове. Самсон отпускает меня и идет к надзирателю, стоящему у двери.
Мне тяжело без него, будто я лишилась опоры и не могу держаться сама.
Самсона выводят из комнаты, и он не оборачивается посмотреть на оставленные им разрушения.
Выйдя к машине отца, я давлюсь рыданиями. Громко хлопаю дверью от злости и боли разбитого сердца. Даже не могу осмыслить произошедшее. Такого я не ожидала. Я ждала противоположного. Я думала, мы вместе со всем разберемся, но он попросту оставил меня одну, как и все люди в моей жизни.
— Что случилось?
Я мотаю головой. Даже не могу ответить вслух.
— Поехали уже.
Отец крепко сжимает руль, пока не белеют костяшки пальцев. Заводит машину и сдает назад.
— Надо было выбить из него всю дурь тем же вечером, когда я оттащил его от тебя в душевой.
Я даже не пытаюсь объяснить ему, что он той ночью не защищал меня от Самсона. Самсон помогал мне, но теперь объяснять что-то не имеет смысла. Просто отвечаю ему обобщенно.
— Он не плохой человек, пап.
Отец снова останавливает машину. Смотрит на меня с непоколебимым выражением лица.
— Не знаю, в чем оплошал как отец, но я не воспитывал дочь, которая стала бы защищать парня, вравшего ей все лето. Ты думаешь, ему есть до тебя дело? Ему плевать на всех, кроме себя.
Он это серьезно?
Ему правда хватило наглости сказать, что он меня воспитывал?
Я сердито смотрю на него, схватившись за дверную ручку.
— Ты вообще дочь не воспитывал. Если кто-то и врет в этой ситуации, то это ты. — Я открываю дверь и выхожу из машины. Ни за что не хочу находиться рядом с ним всю дорогу до полуострова Боливар.
— Бейя, вернись в машину.
— Нет. Я попрошу Сару меня забрать. — Сажусь на обочину рядом с машиной. Отец выходит из салона, когда я достаю телефон. Пинает камень и указывает на авто.
— Садись. Я отвезу тебя домой.
Я вытираю слезы с глаз, набрав номер Сары.
— Я не сяду в твою машину. Можешь уезжать.
Отец не уходит. Сара соглашается забрать меня, но он терпеливо ждет ее приезда возле машины.
Глава 28
Неделя тянулась мучительно, от Самсона не было вестей. Никаких. Я дважды пыталась навестить его, но теперь он отказывается со мной видеться.
У меня нет никакой возможности с ним связаться. Остались только воспоминания о проведенном вместе времени, и боюсь, что они начнут угасать, если я хотя бы не услышу его голос.
Неужели он правда ждет, что я буду жить дальше? Забуду о нем? Поеду в колледж, будто он этим летом не заставил меня стать совсем другой, лучшей версией себя?
Я больше не говорю о Самсоне ни с кем в этом доме. Даже не хочу, чтобы упоминалось его имя, потому что это заканчивается ссорами. Всю неделю я почти не выхожу из комнаты. Целыми днями занимаю себя тем, что смотрю глупые шоу по телевизору и хожу к Марджори. Я говорю о нем только с ней. Только она на моей стороне.
Всю неделю я по очереди ношу две футболки Самсона, которые лежали у него в рюкзаке, но они больше не пахнут им. Теперь они пахнут мной, поэтому я прижимаюсь к его рюкзаку за просмотром марафона британских кулинарных шоу.
Не знаю, что делать с его вещами. Сомневаюсь, что его волнуют туалетные принадлежности, и кроме стихотворений его отца, в рюкзаке нет ничего ценного. Но я не хочу отдавать его Марджори, потому что чувствую, будто рюкзак — последнее, что меня с ним связывает.