Смысл эмоциональной болтовни Василия Игнатьевича сводился к тому, что хитрая цыганка, которую ему вчера сосватал метрдотель ресторана, ушла от него не с пустыми руками. Кроме положенной и обговоренной платы, она захватила еще и оба красивых и дорогих ларца, стоявших в спальне приказчика на видном месте. Унесла она их вместе со сложенными внутри дорогими тканями и, разумеется, вместе со старинной иконой.
Василий Игнатьевич уже заявил о пропаже в полицию, но они почти уверены, что, даже если и разоблачат виновницу, вещей уже не найдут. Обращение к метрдотелю и его цыганскому хору ничего не дало. Они утверждали, что воровка была здесь в гостях и не принадлежит ни к одной из цыганских семей Казани. Сами же цыгане оправдывались тем, что приютили ее как соплеменницу, но знать не знают, куда она скрылась. Таким образом, достояние купца Кузнецова сгинуло в неизвестном направлении.
– Цыганка могла прибрать к рукам только ткани… – принялся рассуждать Захар. – Для нее это просто мелкая кража, да и полиция не будет ради пары кусков парчи стараться. Ларцы воровка могла просто выбросить, они тяжелые и заметные. Нужно еще раз навестить эту певицу. Есть у вас ее адрес?
Василий Игнатьевич снова запричитал, на этот раз радостно, и кинулся записывать адрес на листке из блокнота.
Захар так спешил к цыганке, что чуть не позабыл выяснить у приказчика ее имя. Оказалось, что она, как и многие ее соплеменники, приняла при рождении русское имя, которым пользовалась на людях. Для всех ее звали Мариной Ивановной, но в семейном кругу ее называли цыганским именем, которое не было известно иноплеменникам. Так поступали многие цыгане во избежание трудностей с произношением непривычных русских имен.
Дом, который снимало цыганское семейство, располагался в одной из самых бедных частей города – Ямской слободе. На одной из улиц слободы жило сразу несколько цыганских семейств, и путникам сразу же указали верное направление. У распахнутой двери простого деревянного дома скучал лохматый подросток, развлекавшийся тем, что метал нож в стену.
– Скажи-ка, парень, дома ли Марина Ивановна? – обратился к нему Захар.
– А вам зачем? – осведомился парнишка, уставившись на неожиданных посетителей нахальными черными глазами.
– Мы по делу от Василия Игнатьевича, она, должно быть, его помнит…
– Ну, заходите, коли по делу, – равнодушно пожал плечами подросток и очередной раз метнул свой нож в стену.
Захару ничего не оставалось, как войти в распахнутую дверь. Григорий, чуть помедлив, последовал за ним.
В прихожей было темно, и ямщику пришлось остановиться, ожидая, пока глаза привыкнут к полумраку. Гостей так никто и не встретил. Помявшись немного, Захар закричал куда-то в глубь дома:
– Хозяева! Марина Ивановна дома ли?!
Через значительный промежуток времени, когда Захар уже подумывал пойти на ее поиски самостоятельно, ему наконец ответили:
– Кто там ко мне? Идите прямо в гостиную! Я сейчас!
Молодой человек узнал сильный и красивый голос певицы и пошел на его звук. В гостиной было светлее – солнечные лучи проникали внутрь из трех высоких, ничем не занавешенных окон. Убранство было самое обычное и ничем не выдавало того, что в доме этом обитает не русская, а цыганская семья: диван, несколько кресел и низенький столик с огромным букетом сирени в фарфоровой вазе.
Сама хозяйка появилась на пороге собственной гостиной чуть позже визитеров и тоже выглядела совсем иначе. Вчера она была одета нарочито ярко и увешана вычурными украшениями в цыганском стиле, а сегодня она была похожа на зажиточную мещанку в юбке и блузе нежных светлых тонов. Такие оттенки только больше подчеркивали черноту ее глаз и волос, сложенных в модную высокую прическу.
– Располагайтесь, гости дорогие! – светски улыбнулась певица. – Я помню тебя, молодец! Но как тебя звать-величать, не знаю. Зачем пожаловал?
Поскольку Григорий молчал, уставившись куда-то в окно, разговор повел ямщик:
– Меня Захаром звать, Марина Ивановна, а это друг мой – Григорий. Мы к тебе вот по какому делу: девица вашего племени вчера увела у нашего приятеля Василия Игнатьевича два ларца…
– И что ж вам с меня нужно? – вскакивая с места и упирая руки в бока, тут же вознегодовала певица. – Я за всех цыган не в ответе! Идите-ка отсюда подобру-поздорову! Я сегодня все уже приставу рассказала!
– Не серчай так, милая! – впервые заговорил Распутин, поворачиваясь к цыганке. – Мы без злого умысла. Нам бы только ларцы те вернуть назад хозяину… А то, что с барахлом тем стало, не нашего ума дело.
Певица перевела взгляд на крестьянина и задумалась, склонив голову набок. Поняв, что ларцы чем-то ценны их хозяину, она изменила тактику. Неожиданно на ее ярких губах расплылась улыбка, а в глазах сверкнул озорной огонек.
– Ларцы тяжелые да большие, так что воровка бросила их в доме, когда убегала поутру. Мы их и спрятали, как увидали – ясное же дело, что нечестным путем она их добыла! Мне в том корысти нету, но своих людей мы вашим никогда не отдаем. Коли хотите назад эти ларцы, мне не жалко. Но просто так не отдам!
– Сколько просишь? – нахмурился Захар, прикидывая, сколько сможет дать приказчик.
– Нисколько не прошу! – рассмеялась цыганка. – Спляшите для меня, а я полюбуюсь. А то все мне отплясывать приходится. Хочется и самой по-барски отдохнуть!
Мужики уставились на молодую женщину в полном изумлении.
– Ты что, красавица, как же мы тебе спляшем без музыки-то? – растерялся Захар.
– Есть у меня музыка! – продолжала веселиться цыганка. – Сейчас подберу вам чего-нибудь…
Певица ненадолго выпорхнула из комнаты и вернулась с небольшим ящиком с ручкой и огромной, расходящейся вширь трубой. Захар видел это устройство в Тюмени, в богатом питейном заведении, в которое однажды попал. Оно называлось граммофоном и могло играть записанную на специальные пластины музыку.
Цыганка поставила тяжелое устройство на столик и резким движением раскрутила ручку, сжимавшую спрятанную внутри ящика пружину. Механизм пришел в действие.
– Ну, не раздумали? Ларцы ваши хотите? – сверкая глазами, спросила цыганка и, не слушая ответа, опустила иглу граммофона на пластинку.
Он зашуршал, зашипел, как змей, и вдруг выдал какое-то вступление к плясовой. Довольная хозяйка уселась в кресло и сложила руки на груди.
– Что делать-то будем? – шепнул спутнику растерянный Захар.
– Задорная бабенка попалась – так не отдаст, – так же тихо ответил ему паломник. – Ты плясать-то умеешь?
– Да вроде… – нерешительно пробормотал ямщик, смущенно поглядывая на цыганку.
– Тогда уж постарайся, разожги ей кровь! И я не отстану.
И Григорий топнул ногой, будто проверяя крепость деревянного пола и собственного сапога. Цыганка тут же зааплодировала:
– Ну, наконец-то! Потешьте!
Впоследствии Захар думал, что если бы не Григорий, то он сам из-за сковавшего его смущения провалил бы это выступление. Но слова паломника о том, что цыганку нужно «разжечь», и последовавшая за этим залихватская пляска заставили молодого человека позабыть об унизительности такого положения. Насмешливые глаза цыганки перестали его пугать, и он смог отдаться музыке.
Захар несколько раз успевал бросить взгляды на Григория и каждый раз восхищался стремительной силой и точностью его движений. Граммофон хрипел и надрывался, будто стараясь перекричать оглушительный топот двух пар ног, а в кресле заливалась веселым смехом цыганка.
Когда закружившийся Захар чуть было не столкнулся с Григорием, они резко отскочили друг от друга и в образовавшееся пустое пространство ворвалась певица.
Поводя плечами и стараясь подстроиться под размашистые движения танцоров, она закружилась между ними. Однако в этот самый момент музыка оборвалась, и вместо нее остались только противный скрежет и шуршание.
Улыбающаяся цыганка осмотрела запыхавшихся мужчин и, поцокав языком, как делают ценители лошадей, произнесла:
– Хоть вы и не моя масть, но признаю – хороши!
Повернувшись к Захару, она небрежным движением откинула со лба молодого человека выбившуюся светлую прядь.
– Говорят, бабка моя с кем-то из ваших согрешила, потому у всех ее потомков кожа светлая.
Захар все еще старался выровнять дыхание, чтобы спросить про ларцы, а она тем временем повернулась к взлохмаченному Григорию и, зачем-то коснувшись пальцем кончика его длинного носа, произнесла:
– Потешили вы меня на славу! Отдам вам ваши ларцы. Ждите здесь!
Пока гости отдыхали и приводили себя в порядок, цыганка успела куда-то сходить и вернулась с двумя аккуратными деревянными ящичками, окованными красной медью. Принимая их из рук певицы, Захар старался унять дрожь нетерпения.
Анастасия Леонтьевна нервно расхаживала по веранде загородного дома семьи Башмаковых. Весна здесь уже полностью вступила в свои права. В саду благоухали черемуха и сирень, но обычного удовольствия офицерской вдове это не доставляло. На самом деле она даже не замечала все эти роскошества природы. Ее мысли полностью занимали недавний визитер и собственная тетка-миллионщица.
Анастасия Леонтьевна попросту сбежала из Казани, придумав какие-то невнятные оправдания своего поступка для дочери. Они отправились в загородное имение вечером того же дня, в который был нанесен неожиданный визит человеком из прошлого.
Этого человека, о существовании которого не было известно ни ее дочери, ни тетке, звали Игорем Леонтьевичем Скрытниковым, и он был ее единственным, кроме дочери, живым кровным родственником.
Больше всего она боялась, что прошлое ее семьи всплывет и о нем узнает всесильная казанская тетка ее мужа, вдова действительного статского советника Дмитрия Башмакова. Эта женщина, смолоду привыкшая к власти и почету, не потерпит такого позорного пятна на чести семьи.
Игорь хотел добиться через вдову выгодного для себя подряда, но даже если это и удастся осуществить, можно быть уверенным, что так просто дело не кончится. Он придет снова и с новыми требованиями.