нных глаз с казака, француженка растянула полные губы в радостной улыбке.
Терцы зыркали на нее черными зрачками, нервно подергивали усами. Предмет ее обожания тоже приосанился и, покосившись на сотника, незаметно подмигнул ей. Девушка просияла еще больше, на ее высокой шее золотым ручейком заструилась все та же цепочка. Как именно подружка сумела проскочить мимо часовых, охранявших все вокруг, оставалось загадкой, но об этом сейчас никто и не думал. Всем собравшимся, несмотря на нарядность девушки, все-таки было не до нее, потому что самодержцы не часто объявлялись перед народом.
Между тем из-за здания с колоннами показалась кавалькада всадников в праздничном убранстве. На головных уборах многих из них развевались пышные разноцветные перья, груди сверкали не только от начищенных доспехов, но и от множества наград. Впереди на чистопородном арабском скакуне гарцевал император Российской империи Александр Первый, рядом с ним старался держаться король Франции Людовик Восемнадцатый, сидящий на сером в яблоках коне. Позади подпрыгивали в седлах монархи союзных держав, одержавших победу над Наполеоном.
– Сотня, во фрунт!
Подвздыбив накрученные усы, сотник бросил раскаленный взгляд на казаков, затем заставил кабардинца встать перед строем и замереть на месте. Всадники, стоявшие по четыре в ряд, приподнялись в стременах. У многих поверх газырей в жарких солнечных лучах заблестели на груди боевые ордена и медали.
Навстречу императорскому выезду вылетел вороной конь, и генерал Ермолов, назначенный командовать церемонией, громко доложил государю о построении, посвященном вручению наград за освобождение Франции от диктатора Наполеона Бонапарта. Александр Первый выехал вперед и произнес короткую речь, после которой грянуло мощное «ур-ра-а», перекатами разнесшееся над крышами дворцов, окруживших площадь.
Дарганов почувствовал, как изнутри его начинает распирать от гордости, словно это он и есть главный герой всего происходящего. На какое-то время он забыл о девушке, о неминуемом наказании, забыл про все, ощущая лишь тяжесть двух серебряных крестов с Георгием Победоносцем в центре и двух серебряных медалей «За храбрость» и «За взятие Парижа 19 марта 1814 года», и одной бронзовой как участнику войны 1812 года. На лицевой стороне ее была выбита пирамида с глазом, а на оборотной – надпись, гласящая: «Не нам, не нам, а имени твоему». Лишь эти знаки доблести сейчас имели значение.
Тем временем император перешел к награждениям особо отличившихся частей и соединений. Дошла очередь до корпуса под командованием генерала Ермолова, включавшего в себя и терских казаков.
Кавалеристы, удостоенные наград, один за другим подъезжали к Александру Первому, получали из его рук ордена, медали и боевое оружие и вновь занимали свое место в строю. Когда командир кавказского отряда прогарцевал за наградной шашкой мимо сотни, воздух снова сотрясло многократное казачье «ур-ра». Окинув отеческим взглядом идеальное каре, составленное из всадников различных кавалерийских частей, русский император чуть наклонился к французскому королю, потряхивающему белыми буклями, и сказал ему несколько слов. Он решил лично отблагодарить воинов-джигитов и пригласил Людовика Восемнадцатого принять участие в церемонии. А затем вместе с ним и Алексеем Петровичем Ермоловым подъехал к терцам, властно обозрел четкий строй.
– Слава терским казакам! – привстав в стременах, громко крикнул он.
– Слава! Слава! Слава! – гаркнули в ответ луженые глотки всадников.
– Я награждаю вас боевой шашкой за доблесть, проявленную при взятии Парижа. Казаки, вы всегда были на передовых позициях, чем заслужили всенародную любовь.
– Слава! Слава! Слава!
После пространной речи император пощипал рыжие бакенбарды, передав шашку командиру кавказского соединения, на виду у всех поцеловавшему лезвие, он продолжил говорить.
– Честь вам и благодарность, храбрым защитникам родины, – с неподдельным чувством сказал он. – Великая Российская империя была, есть и останется непобедимой, пока ее защищают казаки – гордые и бесстрашные сыны Отечества. Слава!
В ответ снова прозвучало дружное троекратное «слава».
Дарганов посмотрел на своего друга Гонтаря, на казака Черноуса, тоже едва унимавших радость, опять вперился глазами в императорскую грудь и вдруг заметил, что Александр Первый прокалывает колючим взором именно его. Казака словно кипятком ошпарило, в голове пронеслась мысль, что пришел час расплаты. Он вильнул зрачками на полноватого короля Франции, с интересом косившегося на конников, выглядевших столь экзотично.
Император поманил к себе сотника, о чем-то расспросил его, затем обернулся к сопровождавшему его офицеру и взял с бархатной подушечки медаль. Началось персональное награждение терцев, отличившихся в боях за город Париж. Казаки получали знаки отличия и снова возвращались в строй, это продолжалось до тех пор, пока на подушечке не остался всего один серебряный крест. Подняв его за крепление, Александр Первый подержал награду в руках, как бы взвешивая ее, и громко провозгласил:
– Урядник Дарганов!
Всадники раздвинулись, давая Даргану возможность выехать из строя и предстать перед императором. Казак шевельнул поводьями, трогая коня по освободившемуся проходу, непроизвольно схватил боковым зрением фигурку девушки, стоявшей поодаль, и снова нацелился зрачками на розовое лицо государя императора с пышными бакенбардами. Оно будто подсвечивалось золотыми эполетами и наградами, сиявшими на обеих сторонах груди. Уряднику казалось, что Александр Первый весь оделся светом, будто засиял неземным образом в святом храме.
– За воинскую доблесть, проявленную в битве с врагом, ты награждаешься третьим солдатским орденом Святого Георгия. – Подколов крест рядом с двумя другими, император трижды облобызал героя. Забрав что-то у адъютанта, он продолжил: – Тебе присваивается звание хорунжий с вручением надлежащих знаков отличия.
Он протянул Даргану отливающие золотом погоны, подождав, пока казак переложит их в одну руку, распрямил затянутую в перчатку ладонь и поднес ее к головному убору.
– Благодарю за службу.
Дарганов отдал честь.
– Рад стараться, Ваше Императорское Величество, – звонко выкрикнул он. – Служу царю и Отечеству.
– А ведь ты мог бы стать сотником и получить орден Святой Анны, – с нескрываемым сожалением добавил самодержец, опуская перчатку вниз.
Урядник виновато поморгал веками, но головы не опустил. В этот момент девушка громко воскликнула и радостно захлопала в ладоши. На лице ее засветилась улыбка, видно было, что она готова броситься и тут же прилюдно обнять казака. Все повернулись в ее сторону.
– Кто это? – приподнял брови император.
– Ваше Величество, думаю, это и есть та самая девушка, которую хорунжий Дарганов взял силой, – сообразил генерал Ермолов. – Теперь она стала его невестой.
– Что прикажете делать, Ваше Величество? – вежливо осведомился адъютант. – Надо ли препроводить ее к народу?
– А как она сюда пробралась?… – начал было Александр Павлович, но тут же замолчал, обменялся мимикой с поджавшим губы королем Франции. Затем снова смерил девушку заинтересованным взглядом и пожал плечами. – Что ж, если эта мадемуазель такая проворная, то пусть уж присутствует.
Людовик Восемнадцатый жестом подозвал к себе одного из сопровождающих, что-то шепнул ему на ухо и обратился к российскому императору:
– Ваше Величество, не считаете ли вы возможным дать благословение на супружество вашего подданного с подданной моей страны? Если они оба находятся здесь, то почему бы нам не воспользоваться столь благоприятным моментом? – с легкой иронией сказал он. – Если вы выразите одобрение этой мысли, то я дам указание, чтобы сюда пригласили католического священника. Русского архимандрита я видел в вашей свите.
– Да, это было бы замечательно, но с помолвкой у них получилось… чуть нескладно, – подергал щекой Александр Первый, хранитель патриархальных устоев своей страны. – Удобно ли будет благословлять их, и согласится ли на это наш священник?
– Мне кажется, что главным здесь является другое, а именно то, захочет ли мужественный казак взять в жены избалованную француженку. Ведь ей придется столкнуться с грубой работой, – не унимался король Франции. – Нужно спросить вашего подданного, нужна ли ему такая женщина?
– А разве он еще не дал ответа? – завертел головой император, но приближенные не отвечали, они уткнулись в землю, зная непостоянство свободолюбивых терцев. Император уставился на Дарганова, жестко спросил его по-русски: – А между собой вы договорились или ты берешь в жены эту мадемуазель лишь для того, чтобы избежать более сурового наказания?
– Так точно, Ваше Императорское Величество, договорились, – громко подтвердил казак и добавил совсем уже по-простецки: – В хозяйстве все сгодится, да и нравится она мне.
– Вот ведь какая азиатская душа! – император засмеялся в жесткий воротник парадного кителя, потом откашлялся и спросил: – Невеста в станице есть?
– Есть, но у нас, казаков, все по обоюдному согласию. Свадьбу сыграю с той, с которой захочу.
– Тогда зови парижанку сюда. Да смотри не обижай ее.
– Как же ее можно обижать-то, Ваше Величество, когда она такая хлипкая?!
Девушка прошла между строем казаков и царственной свитой так легко и естественно, словно она выросла при дворе. Дарган соскочил с коня и, взяв его под уздцы, встал рядом с невестой.
Оценив красоту француженки, Александр Павлович прищурился и спросил ее по-французски:
– Как ваше имя, мадемуазель?
– Мое имя Софи де Люссон, Ваше Величество, – приседая в книксене, с достоинством ответила девушка.
– Так вы из дворянского сословия!… – немного удивленно заметил император. – Простите, а сколько вам лет?
– Мне семнадцать лет, по законам нашей страны я уже совершеннолетняя, – девушка продолжала спокойно информировать о себе императора другого государства. – Наша семья относится к старинному дворянскому роду, но сейчас мы разорены поборами на воинские нужды, проводимыми императором Наполеоном, не оправдавшим наше доверие.