ние имперской незыблемости. За стеной сверкал золотом на солнце сонм церковных куполов. Слева возвышался краснокирпичный приземистый собор о многих разноцветных головах со звездами в них, с золотыми крестами, справа вздымал в небо осанистые надстройки высокий дворец. Основательность в сочетании с неевропейским стилем заставили женщину подобраться, она вдруг ощутила не упорядоченную силу, а первобытную мощь, волнами прущую от этой площади.
– Месье д'Арган, мы где? – с придыханием спросила она.
– На Красную площадь въехали, – отозвался казак, который уже бывал здесь, когда армия оставляла Москву. – Перед тобой тот самый кремль, на который ты хотела посмотреть.
– Ви, монумент!… А это?… – спутница указала на церковь.
– Собор Василия Блаженного. Был такой святой человек во времена царя Ивана Грозного. Правда, сам собор поставлен в честь взятия Казани.
– Что есть Казан?!
– Татарский город. Русь двести пятьдесят лет жила под татаро-монгольским игом. Тебе, Софьюшка, не понять, хотя и вас римляне тоже изрядно потоптали.
– Потоптали, – согласилась женщина, хотя и не совсем поняла значение этого слова, как и всего предложения.
– А из тех ворот выезжает император, когда бывает в Москве, – Дарган показал на Спасскую башню. – У нас, милая, все не как у людей. У вас один Париж, а у нас даже столиц две – Санкт-Петербург и Москва. Северная столица – точная копия европейских городов, вся из ванзейских дворцов, поэтому она предназначена для Европы, а Москва – для исконной России.
– Вандея… дворцы… Потшему? Расстояния большие, из одного места за всем не усмотришь.
По площади сновали прохожие, катились телеги и дрожки, гарцевали всадники, в воздухе пахло конским навозом, стоял шум, гам, перестук и перезвон. И когда в многочисленных церквях забили в колокола, француженке показалось, что кто-то решил расколоть на части все окружающее ее пространство, закованное в камень, чтобы каждому досталось по куску. Софи почувствовала щедрость русской души, смеясь, подставила ладони. Она успокоилась, наяву увидела, что Россия – далеко не безжизненная пустыня, в этой стране тоже есть на что посмотреть.
Ей было жаль, что ее соплеменники хотели сжечь и почти сожгли этот город, на окраинах туземный, а в центре цивилизованный, в котором так аппетитно пахнут пирожки с булочками. Она искоса взглянула на возлюбленного, осенявшего себя крестным знамением, и тоже перекрестилась слева направо. Прошептав католическую молитву, Софи подставила всю себя под праздничные перезвоны колоколов. В голове у нее возникла некая мысль, навеянная щедрым благодушием, разливавшимся вокруг. Посмаковав эту идею, женщина пришла к выводу, что ее следует обязательно воплотить в жизнь.
А люди вокруг отбивали земные поклоны. Они знали, что работа может и подождать, потому что кесарю – кесарево, а Богу – Богово.
Путники остановились на постоялом дворе, разместившемся на Ордынке. Дарган загнал лошадей за крепкий забор, сколоченный из тесаных досок, приказал конюху дать им овса и напоить. Косоглазый татарин попытался было завести разговор о продаже коней, солдаты, возвращавшиеся с войны, часто отдавали за гроши породистых лошадей, измочаленных долгой дорогой, но казак резко оборвал его на полуслове. Во-первых, ему еще предстоял долгий путь домой, а во-вторых, в казачьих краях дороже коней ценилось только оружие.
Забросив вещи в угол просторной комнаты с двумя кроватями, хорунжий заказал сытный обед, графин вина, попросил наполнить им и дорожную баклажку. Софи отцепила шпагу от пояса, прилегла на деревянное ложе и откинулась на пуховую подушку. Щедрость русской души здесь чувствовалась во всем: в простоте общения с незнакомыми людьми, в порциях щей с большими кусками мяса в глиняных тарелках, в размерах гостиничного номера, даже в подушке, такой объемной, что голова в ней утопала. Она повернулась к мужу, занятому осмотром черкески, хотела что-то сказать, но промолчала, решив отложить разговор на послеобеденное время.
Тихо скрипнула дверь, то ли потревоженная проходившим мимо человеком, то ли от гулявшего по комнате сквозняка, но усталые путешественники не обратили на это внимания. Софи обдумывала, как лучше преподнести возлюбленному задуманное, Дарган продолжал тщательно обследовать форму терского казака, после Москвы он твердо настроился снова стать самим собой.
Когда с обедом было покончено и Дарган потянулся было к подружке, она ласково отстранила его рукой, пытливо заглянула в глаза.
– Месье д'Арган, я хочу говорить, – негромко произнесла она.
– Что ты замыслила, Софьюшка? – сбивая пыл, откинулся он на подушку. – Самую трудную часть пути мы одолели, осталось поднапрячься и через тульские земли выйти на прямую дорогу, ведущую на Кавказ. За областью Войска Донского до наших гор рукой подать.
– Это много дней?
– Много, милая, но будет легче. На своей земле и камни помогают.
– Хорошо, но я хочу попросить тебя, мон амии…
– О чем, Софьюшка?
– Ты говорил, что в России две столица. Москва тоже?
– Москва – столица главная, она древняя, а город Санкт-Петербург молодой.
– Если Москва – столица, то нам тут надо купить дом.
Опять негромко скрипнула дверь. Покосившись в ту сторону, казак недовольно дернул щекой и подумал, что все постоялые дворы похожи друг на друга.
Он закинул руки за голову и спросил:
– Зачем? В станице Стодеревской мы выберем усадебку, какая нам понравится. С такими деньгами мы там заживем кум королю, сват министру, – он повернул голову к спутнице. – А здесь нам что делать, на людскую суету смотреть?
– Здесь император, значит, жить лучше, чем в станице, здесь есть учебные заведения для наших детей, – принялась терпеливо объяснять Софи. – Москва любит много денег, они должны, как это… оборот.
– Что тебе, денег не хватит? – Дарган не в силах был взять в толк доводы собеседницы. – Хоть сейчас возы товарами нагрузим, привезем в станицу и откроем свою лавку. Было бы желание да потребность в товарах.
– Есть время и есть деньги, – снова взялась за объяснения жена. – Дом стоит денег, время работает на дом.
– Ты хочешь сказать, что он подорожает? – засмеялся казак. – Софьюшка, пока дом станет дороже, он успеет рассыпаться, да и нас с тобой уже не будет.
– А дети?
– Им хватит того, что мы оставим. Думаю, баловство это, мальчик должен обучаться военным наукам, а девочка следить за порядком в избе.
Спутница долго молчала, она понимала, что ее возлюбленный далек от мыслей о богатстве, о роскошествах, он рожден воином и воспитан в том же духе. Но существовала другая жизнь, более отлаженная и обеспеченная, о которой он понятия не имел и которую вряд ли воспринял бы. Растить же будущих детей продолжателями подневольных дорог отца, на которых каждый миг можно было потерять голову, она категорически отказывалась. Софи оперлась на локоть и с внутренним упрямством воззрилась на Даргана.
– Я хочу купить дом в Москве, – твердо сказала она.
– Зачем он тебе? – пофыркал губами казак. – И для кого, когда отсюда до нас тысяча верст?
– Для детей.
– Ты уже знаешь, к кому с этим обращаться и кто распоряжается таким делами? – уцепился за соломинку Дарган. – Да еще неизвестно, сколько за этот дом могут слупить.
– Я знаю, надо биржа.
– Ну… тебе видней.
Казак в который раз подумал, что в Париже бабы куда умнее, нежели в его станице, те только и делают, что семечки щелкают. А вдруг и правда она видит то, что для остальных покрыто мраком, ведь не зря постоянно твердит, что время – деньги. Снова послышался едва различимый скрип дверных петель, но он был таким неприметным, что встать и выглянуть в коридор хорунжему помешала послеобеденная расслабленность.
Вокруг старинного особняка, приспособленного под биржу, толпилась кучка народа. Кто-то разорился и предлагал купить поместье, кто-то хотел сбыть с рук деревеньку, а некоторые, которых было меньшинство, важно расхаживали взад и вперед. Их товар был посолиднее – дворцы в центре Москвы, чудом уцелевшие после пожара.
Оставив Даргана с дорожной сумкой у входа в здание, Софи потолкалась среди биржевиков. Она слабо знала русский язык, но надеялась на то, что культурные люди, изучавшие ее родной французский, в России пока не перевелись. Впрочем, на биржах всего мира царил язык один – биржевой, понятный без переводов. В конце концов ей повезло, она заметила стоявшего на отшибе солидного мужчину в дорогом костюме и в цилиндре, побегав пальцами по воротничку платья, сбила чуть набок соломенную шляпку и направилась к нему.
– Пардон, господин, ви здесь тоже торг? – подбирая слова, спросила она.
– Я биржевой маклер, мадам, вы можете говорить по-французски. – Делец приподнял цилиндр, тут же реагируя на обращение к нему хорошенькой женщины. – Итак, что вас интересует?
– О, мерси боку, месье. Приятно сознавать, что несмотря на поражение Франции от коалиционных войск французский язык в русской столице все еще в моде, – Софи чуть присела в легком книксене. – Меня интересует рынок жилья в центре Москвы, не могли бы вы прояснить ситуацию и по возможности назвать разброс цен?
– С удовольствием. Хоть я и занимаюсь поместьями, но в курсе последних городских новостей, – собеседник чуть наклонился вперед. – Простенький одноэтажный домик с садиком, допустим, на Малой Ордынке, потянет на две тысячи рублей, двухэтажный в том же районе – уже тысяч на пять, а трехэтажный с хорошим двором, с пристройками, с конюшней для лошадей, предположим, на Тверской, будет стоить все десять тысяч рубликов. Конечно, исключая неожиданные варианты.
– Месье, что вы имеете в виду? – Софи интересовало буквально все, к тому же она не испытывала желания сорить деньгами.
– Иногда возникают ситуации, когда хозяин решает продать принадлежащую ему собственность побыстрее, например, по семейным причинам или в связи с переездом на другое место жительства. Но такие моменты бывают нечасто, их надо ловить.
– Простите, а сейчас нет подобного варианта? – она как можно ласковее посмотрела на господина. – Мы в долгу б