Секретарь с сомнением развернул свиток.
— Триста улькаров золотом за погонщика, — пояснил Ар‑Шарлахи. — За каждого офицера — по двести. Нижние чины пойдут по пятьдесят. И не вздумай торговаться. Всё равно досточтимый ничего на этом не теряет…
— Казна не возместит расходы на выкуп, — вежливо возразил секретарь. — Разбоя, согласно указу, не существует…
— Ну, пусть возьмёт с каждого заложника по долговой расписке, — уже раздражаясь, ответил Ар‑Шарлахи. — Что мне, учить его, как это делается?.. Выкуп доставить на «Самум» не позже полудня. В полдень я снова ставлю часы… Тебе понятно, что это значит?
Секретарь покосился через плечо на догорающий барак и содрогнулся.
Можно только представить, какой вздох облегчения исторг досточтимый Ар‑Маура, услышав от секретаря о весьма скромных требованиях Ар‑Шарлахи. Боясь, как бы тот не передумал, досточтимый постарался исполнить всё в точности и без промедления. Раскованные каторжане с почтовика ещё возились с провиантом, а выкуп уже был доставлен на борт «Самума». Пересчёт золотых с профилем Улькара и передача пленных по списку тоже заняли не слишком много времени.
Половину фаланги по требованию осторожной Алият отвели подальше в пустыню — на тот случай, если вдруг покладистый судья прикажет тем не менее отряду стражников обойти под прикрытием пальм разбойничий караван с тыла и ударить против солнца, не давая возможности пустить в ход боевые щиты. Предосторожность, как и следовало ожидать, оказалась излишней.
Дело только ещё шло к полудню, а увеличившийся до трёх кораблей караван был уже готов к дальнейшему походу.
— Досточтимый Ар‑Маура, — предупредительно, склоняясь к уху главаря разбойников, умильно сообщил секретарь, — просит принять в дар девять кувшинов того вина, что в прошлый раз пришлось по вкусу почтеннейшему Шарлаху…
Ар‑Шарлахи сел прямо и оторопело уставился на юношу, потом на двух слуг с корзиной, из которой высовывались глиняные узкогорлые оплетённые кувшины.
— Да верблюд меня затопчи!.. — поражённо вымолвил он. — Как же я сам‑то об этом забыл?..
— Действительно странно, — не преминула холодно добавить находящаяся тут же Алият.
— Передай Ар‑Мауре, что я тронут его любезностью… — заметно оживившийся Ар‑Шарлахи оглянулся, ища глазами помощника. — Рийбра! Распорядись, чтобы доставили в мою каюту… А лучше сам отнеси.
— Ты разрешишь мне задать ему один вопрос? — спросила Алият, пристально глядя на молоденького голорылого секретаря.
— Спрашивай, — насторожившись, сказал Ар‑Шарлахи.
— Тот пленник, — понизив голос, обратилась она к юноше. — Ну, которого выпустили из ямы перед нами… Помнишь?
Секретарь побледнел и кивнул.
— Что с ним стало? — ещё тише продолжала Алият. — Его поймали?
— Нет, — облившись потом, шепнул секретарь. — Как сквозь песок просочился… Ни в порту не нашли, нигде…
К полудню разбойничья флотилия, к величайшему облегчению жителей, покинула тень Ар‑Мауры и взяла курс на Турклу.
— Ну всё! — радостно известил Ар‑Шарлахи, валясь боком на низкое ложе и любовно оглядывая пошатывающиеся на полу оплетённые глиняные сосуды. — И попробуй только сказать, что я не заслужил хорошего глотка вина… О! — воскликнул он в полном восторге, потрогав влажную фуфаечку ближайшего кувшина. — Ещё и охлаждённое!..
— Может, подождёшь до Турклы? — с недовольным видом сказала Алият.
— Никогда! — вскричал Ар‑Шарлахи, доставая чашку. — До Турклы я просто не доживу… Э! — сказал он вдруг и озабоченно пересчитал сосуды. — А почему только восемь? Он же сказал: девять… Где ещё один?
Алият оглядела каюту и пожала плечами. Ар‑Шарлахи озирался гораздо дольше. Потом замер, осенённый.
— Рийбра! — изумлённо и угрожающе выговорил он. — Ну точно он! Больше некому…
— В походе, — тихо сказала Алият, — за воровство высаживают в пустыне. И воды с собой не дают.
Ошеломлённый Ар‑Шарлахи несколько мгновений сидел неподвижно. Он был просто не в силах поверить столь неслыханному коварству, да ещё и со стороны человека, возведённого им в ранг помощника.
— Тем более если обворован погонщик, — добавила Алият.
Ар‑Шарлахи вскочил и приоткрыл дверь.
— А ну‑ка Рийбру ко мне! — яростно рявкнул он. — Кто там на вахте? Живо!
Вернулся, сел. В глазах стыло оскорблённое недоумение.
— Ну всё! — процедил он наконец. — Долго я ему прощал… Ах, варан! Винца ему захотелось… погонщицкого…
— Шакал, — равнодушно изронила Алият. — Сразу он мне не понравился…
За переборкой прозвучали торопливые шаги, и дверь открылась без стука. На пороге стоял коренастый Айча, растерянный и испуганный.
— В чём дело? — спросил Ар‑Шарлахи. — Я, по‑моему, вызывал Рийбру? Где он?
— У себя… — как‑то странно, с запинкой отвечал Айча. — Сам пойди посмотри…
Ар‑Шарлахи с Алият переглянулись встревоженно и последовали за Айчей…
Сутулый долговязый Рийбра простёрся на полу своей каюты, неестественно выгнувшись. Перед смертью, видимо, в приступе удушья он сбросил повязку и теперь лежал с голым синевато-белым лицом, запрокинув хрящеватый кадык. Чашка и оплетённый кувшинчик валялись рядом. Всхлипнувший под ногой коврик был пропитан вином, напоминающим по цвету кровь.
Несколько секунд все стояли неподвижно. Потом Ар‑Шарлахи нагнулся и дрогнувшей рукой прикрыл лицо мертвеца повязкой. Алият, очень бледная — то ли от страха, то ли от бешенства, — застыла в проёме.
— Ты всё ещё тронут любезностью досточтимого Ар‑Мауры? — сдавленно спросила она.
Ар‑Шарлахи выпрямился и дико на неё оглянулся.
— Я сейчас вернусь и сожгу этот оазис!.. — хрипло выговорил он.
— А вот глупостей — не надо! — бросила Алият. — Сейчас туда возвращаться опасно… Так что скажи спасибо этому дурачку. Он тебя, можно сказать, от смерти спас…
— Как теперь с провиантом‑то? — тревожно спросил Айча. — Вдруг и он тоже…
— Да нет, — подумав, сказала Алият. — Провиант грузили прямо со склада. Когда бы они его успели отравить!..
— Вино… — вдруг прохрипел Ар‑Шарлахи, рванув плащ на груди, словно тоже вдруг почувствовал удушье. — За борт его!..
— Ну зачем же за борт? — спокойно возразила Алият. — Вино дорогое, вдобавок отравленное… Пригодится.
Глава 12Достоин казни
Верблюд его знает, по какой причине, но досточтимый Тамзаа побаивался своего секретаря. Даже самому себе в этом было как‑то неловко признаваться. Преданность молодого человека сомнений вроде бы не вызывала: достаточно вспомнить, что юный Ирва получил место по просьбе Ринад, старшей жены государя, приходившейся сановнику двоюродной сестрой.
К общему удовольствию, рекомендованный любимчик (дальний родственник кормилицы Ринад) оказался прирождённым чиновником. Не принимая во внимание редкие просчёты по мелочи, можно было сказать, что ставленник любезной сестрицы за полтора года ещё ни разу не подвёл досточтимого Тамзаа в каком-либо серьёзном деле. Нет, с этой стороны к молодому человеку претензий не было. Беда в том, что их не было вообще ни с какой стороны. Однако безгрешных людей, как известно, не бывает. И вполне естественно, что в душу досточтимого невольно закрадывалось подчас такое, скажем, сомнение: а не погоняет ли сразу двух верблюдов его старательный, смышлёный Ирва?
То, что он наверняка делится замыслами своего господина с самой Ринад, досточтимого Тамзаа нисколько не беспокоило. В конце концов, для того она его и рекомендовала. Пугало другое: спокойствие и невозмутимость, свойственные старым придворным интриганам, но уж никак не юным секретарям. Будучи во гневе, Тамзаа не видел, например, в глазах своего расторопного помощника приличного случаю страха, а это опять-таки наводило на мысль, что для Ирвы существуют вещи куда более серьёзные, нежели потеря секретарского места.
Совершенно исключено, чтобы юноша, происходя из семейства кормилицы, передавал служебные и прочие тайны родственникам Айют, второй по старшинству жены государя. И всё же Тамзаа в своё время через надёжнейших своих осведомителей на всякий случай проверил, не связан ли каким-нибудь образом его секретарь с враждебным досточтимому семейством. Как и следовало ожидать, Ирва был чист. И всё же подозрение не отпускало…
Кому же он всё-таки служит? Самому Улькару? Честно говоря, от одной мысли о таком пробирал озноб… В конце концов, если непостижимый наш государь, уже объявив себя бессмертным, тем не менее снарядил караван за целебной морской водой, то вполне возможно, что, прозревая в душах подданных, он мог, однако, проверять истинность своих прозрений с помощью того же Ирвы.
— Жалоба от судьи Ар‑Мауры, — сдержанно сообщил секретарь. — Прислана с почтовой каторгой.
Досточтимый Тамзаа, не торопясь с ответом, окинул склонившегося перед ним юношу неприязненным взглядом. Даже сама внешность Ирвы почему‑то беспокоила досточтимого. Рослый, обещающий раздобреть с годами секретарь статью своей мало чем отличался от большинства жителей Харвы, но вот лицо… Смуглое, тупоносое, широкоскулое, оно невольно приковывало взгляд. Мысль об уродстве, мелькнув, исчезала бесследно. Вполне правильные черты… Только вот правильность какая‑то нездешняя, незнакомая…
— Опять Ар‑Маура? — ворчливо осведомился досточтимый, и, как всегда, Ирва понял его с полуслова. Действительно странно. Вроде умный человек этот Ар‑Маура, и тем не менее постоянно напоминает о себе государю… Да на его месте затаиться нужно и не дышать…
— Что‑нибудь из ряда вон выходящее?
— Да, — по обыкновению, Ирва был очень серьёзен. — Четыре дня назад караван под командой Шарлаха…
Секретарь умолк, ибо глаза досточтимого широко раскрылись, выразив одновременно радость, страх и недоверие.
— Шарлаха? — переспросил наконец сановник, вздымая бровь. — Может быть, Хаилзы?
— Нет. Именно Шарлаха. Караван в составе двухмачтовика «Самум» и боевой каторги «Белый скорпион» вошёл в порт, поджёг зеркалами несколько строений, потребовал провианта и выкупа. Требования были удовлетворены, — секретарь склонился ещё ниже и протянул досточтимому два свитка. — Вот жалоба Ар‑Мауры, а вот доклад капитана почтовой каторги…