Тот удивлённо приподнял брови, но беспрекословно достал из шкафчика запечатанный кувшин и, сорвав воск, вынул пробку.
— Что это с тобой сегодня? — подозрительно спросил он, доставая пару чашек и сбрасывая повязку с лица. — Что‑нибудь ещё случилось?
Не отвечая, она приняла у него из рук полную чашку и долго угрюмо на неё смотрела. Потом решительно сорвала повязку и сделала большой глоток.
— Ненавижу… — прошипела она и снова отхлебнула.
— Чего ж пить, если ненавидишь? — подивился он, привычно смакуя глоток за глотком и неуверенно поглядывая на странно себя ведущую Алият. — Или ты не про вино?..
Та через силу прикончила чашку и нахохлилась, опустив голову. Потом вскинула тёмные, беспощадно прищуренные глаза, устремлённые сквозь Ар‑Шарлахи куда‑то вдаль. И, должно быть, кому‑то не по себе стало сейчас в этой самой дали.
— Идём в Пьяную тень! — срывающимся голосом объявила ни с того ни с сего Алият и вдруг скрипнула зубами. — Ну, дай только добраться!.. Я её, тварь, «Самумом» перееду!..
— Э! Э! — наконец‑то встревожился Ар‑Шарлахи. — Ты о ком?
Алият не слышала.
— Молодая… — язвительно произнесла она, словно кого‑то передразнивая. — Красивая… Ну, недолго тебе быть красивой… — не глядя, сунула Ар‑Шарлахи пустую чашку: — Ещё!
Тот заколебался, и это привело её в бешенство.
— Ещё! — крикнула она, оскалясь, и оробевший Ар‑Шарлахи невольно подчинился.
— Послушай… — растерянно сказал он. — Ты это брось. Нам сейчас из Турклы бежать. Должен же на борту быть хоть кто‑то трезвый…
Нехорошо улыбаясь, Алият мечтательно смотрела на алебастровую статуэтку Улькара со свитком и молнией.
— Одним колесом — её, другим — его… — шепнула она государю чуть ли не с нежностью и снова припала к чашке.
Ар‑Шарлахи выругался и сел на ковёр. Он наконец‑то сообразил, что случилось. Надо полагать, его тёзка (если, конечно, пренебречь титулом и лишней буквой «иат») объявился в Пьяной тени с новой женщиной… С одной стороны, это хорошо — ясно хотя бы, где он сейчас обретается… Да, но вот с другой… Ар‑Шарлахи взглянул на Алият, и ему стало страшно. Её смуглое широкоскулое лицо, казалось, отвердело от ненависти. Однако, когда Алият вышла из жуткого этого оцепенения, Ар‑Шарлахи подумалось, что уж лучше бы она в нём и дальше пребывала…
Начала Алият с того, что отшвырнула чашку, ненароком плеснув опивками в левый глаз Ар‑Шарлахи.
— Ш‑шакал! — и впрямь как кобра прошипела она. — Да если бы не я, он бы до сих пор брёвна таскал на верфи!..
Ар‑Шарлахи ошеломлённо протирал глаз повязкой. А из розовых уст Алият сыпалось такое, что пергамент съёжился бы и обуглился, занеси на него кто‑нибудь подобные речения. Некоторых слов Ар‑Шарлахи не доводилось слышать ни от разбойничков, ни даже от скарабеев.
— Тварь!.. — рычала она. — Кто ему давал все наводки?.. Кто за него всё делал?.. Ведь только же я! Я!..
— Да погоди ты… — растерянно начал Ар‑Шарлахи. — Ты сначала разберись… Ну, женщина, ну, молодая… Может, он пленницу взял… для выкупа…
Однако фраза его лишь добавила смолы в огонь.
— Пленницу?.. — совсем уже зашлась Алият. — Знаю я его пленниц!.. Куда дел чашку? Дай сюда!..
Ар‑Шарлахи поднял чудом уцелевшую чашку, наполнил до половины из кувшинчика и подал Алият.
— Вином только больше не брызгайся, — сердито предупредил он. — Раскидалась…
— Даже если он решил, что меня казнили… — не слушая, задыхалась она. — Даже если так… Одной ведь луны не прошло!..
— Ты или пей, или не пей, — с досадой сказал Ар‑Шарлахи. — Плещешь вон…
Алият с жадностью и в то же время с отвращением припала к чашке. Осушив до дна, бросила на пол и медленно поднялась с ковра. Пошатнулась, взялась рукой за косяк.
— Ты куда?
— В свою каюту, — буркнула она, открывая дверь.
— А ну стой! — Ар‑Шарлахи вскочил и, взяв её за плечи, повернул к себе лицом. — Никуда я тебя не пущу! У тебя же там вино от Ар‑Мауры хранится!.. Ты что задумала?..
На секунду гримаса тяжёлой ненависти на её лице сменилась выражением яростного изумления.
— Дур‑рак! — чуть ли не с наслаждением выговорила она. — Боишься, отравлюсь?.. Да я скорее вас всех отравлю, чем сама…
Ударом накрест сбила его руки с плеч и хлопнула дверью.
— Повязку накинь!.. — запоздало крикнул он вслед. Замолчал, недоумённо поглядел на дверь, на пятно от вина на ковре, на лежащую вверх дном чашку… Хотя… Алият ведь женщина. По обычаям Пальмовой Дороги лицо ей прикрывать вообще не положено… Да, кстати! Ар‑Шарлахи торопливо накинул на нос и заправил за ухо собственную повязку. Сглотнув, оглянулся на кувшинчик… Нет‑нет! На сегодня, пожалуй, всё. Ни капли. В самом деле, должен же быть на борту хоть кто‑нибудь трезвый!..
Ближе к вечеру на корабли стали прибывать загулявшие в городе разбойнички. Как и следовало ожидать, твёрдо державшихся на ногах среди них не было. С «Белого скорпиона» уже вовсю доносились взрывы ругани — Лако привычно и сноровисто приводил команду в чувство. Ар‑Шарлахи с непривычки приходилось куда труднее. Честно говоря, кораблём он командовать не умел. Выход нашёлся сам собой.
Поскольку от Айчи, только что изъятого из недр весёлого дома, толку было маловато, Ар‑Шарлахи приказал второму помощнику Ард‑Геву любой ценой подготовить «Самум» к выходу в пустыню, сам же просто следовал повсюду за ним, без особых усилий сохраняя мрачный вид. При виде угрюмого Шарлаха разбойнички на какое‑то время трезвели и даже не слишком огрызались на отрывистые распоряжения носатого низкорослого Ард‑Гева.
С превеликими трудами уложив в гамаки невменяемую часть команды и сунув по очереди всем остальным под нос заветный пузырёк из каюты караванного, Ар‑Шарлахи почувствовал себя вымотанным до предела. Впору было добраться до своего ложа, рухнуть и просто полежать, предварительно перевернув песочные часы в медной оправе.
— Значит, дальше давай сам, — сипло сказал он Ард‑Геву, жалобно заломившему при этих словах густые сросшиеся брови. — Если что — зови. Приведут сильно пьяных — тоже…
Почти уже дойдя до своей каюты, Ар‑Шарлахи столкнулся с молоденьким большеглазым разбойником, нёсшим куда‑то два нераспечатанных кувшина с вином. Это был тот самый юноша, который по утрам убирал каюту Ар‑Шарлахи и у которого тот постоянно забывал спросить, как же всё-таки его зовут. Услужливый и постоянно озабоченный, разбойничек этот вечно бегал со всякими мелкими поручениями, и всё время почему‑то возникало подозрение, что остальные пользуют его в походах взамен женщины.
— Куда? — грозно спросил Ар‑Шарлахи. Винный погребок был заперт по его приказу.
Разбойничек обмер и чуть не выронил оба кувшина.
— Алият, — вымолвил он наконец.
— Алият?.. — Ар‑Шарлахи нахмурился и недовольно посопел. Может быть, так оно и лучше… Главное, чтобы из своей каюты не выходила. А там, глядишь, проспится — успокоится малость…
— Ладно, неси, — разрешил он наконец. — Хотя постой… А сам почему выпил?
Разбойничек округлил большие выразительные глаза и потряс истово обоими кувшинами.
— Заставила… — плачущим голосом пожаловался он.
— Ладно, иди куда шёл! — Ар‑Шарлахи безнадёжно махнул рукой. — Только сам больше — ни капли, понял? Скажи: я не велел…
С этими словами он проследовал в свою каюту и, с маху повалившись на низкое ложе, перевернул песочные часы.
— «Я не велел», — злобно проворчал он, передразнивая сам себя. Можно подумать, она его и впрямь послушает!..
Ар‑Шарлахи не беспокоили довольно долго. Он уже в третий раз перевернул часы, когда в дверь постучал Ард‑Гев.
— Там Лако у борта, — сообщил он. — Спрашивает, как дела.
— А, Лако! — мигом воскреснув, Ар‑Шарлахи привскочил на ложе. — Зови его сюда… Кстати, а как дела?
Ард‑Гев уныло шевельнул густой бровью… Однако, как это ни странно, особого беспорядка на «Самуме» Лако не нашёл. Взрыв брани последовал лишь единожды, когда на глаза ему попался неумело припрятанный кувшин с вином, тут же и разбитый об голову хозяина. Дело, видимо, было в том, что команда «Самума» состояла в основном из бывших матросов да каторжан, а не из коренных разбойничков, как на «Белом скорпионе». Вот тех утихомирить и впрямь было трудно.
Проводив Лако, Ар‑Шарлахи решил на всякий случай заглянуть к Алият, втайне надеясь, что та уже упилась с непривычки и спит. Не дойдя трёх шагов до дверцы её каюты, он вдруг остановился. В каюте задыхались и ворочались.
— Ещё! Ещё!.. — злобно рычала Алият. — Ну!.. Давай!.. Сильней!..
«С ума сошла…» — облившись холодным потом, подумал Ар‑Шарлахи и рванул дверцу, вдобавок даже не запертую изнутри.
Как он и предполагал, в убывающем сером свете из небольшого иллюминатора глазам его представился шевелящийся на ковре складчатый ворох белой ткани, из которого сияли круглые, как злые луны, женские колени и ёрзающий между ними тощий мальчишеский зад.
— Вы что? — шёпотом завопил Ар‑Шарлахи, захлопывая за собой низкую дверь. — Хоть бы засов задвинули, дурачьё!..
Разбойничек вскочил, явив мужские достоинства солидных размеров, и уставился на главаря белыми обезумевшими глазами. Попятился, ткнулся лопатками в стену, и вдруг в руке его возникло узкое лезвие ножа.
Теперь уже испугался Ар‑Шарлахи. Секунду они молча смотрели друг на друга. «А ведь кинется сейчас…» — упала мысль.
— Н‑ну… Где ты там?.. — пьяным грубым голосом спросила Алият и заворочалась, пытаясь подняться.
— Дай! — отрывисто приказал Ар‑Шарлахи, протягивая руку.
Разбойничек вздёрнул задрожавшую верхнюю губу (он был без повязки) и вжался в стену ещё плотнее.
— Дай нож! — как можно более властно повторил Ар‑Шарлахи и шагнул вперёд, хотя сердце взмыло и зависло от страха.
Продолжая глядеть главарю в глаза, разбойничек улыбнулся шало и бессмысленно, потом всхлипнул и одним движением перерезал себе горло.
Глава 20Самые преданные
Два рослых угрюмых разбойника сидели прямо на полу под задвинутыми деревянными засовами кормового люка. Вообще‑то, конечно, на страже положено стоять, а не сидеть, однако стоять им ещё было трудновато, а приближение проверки они бы услышали издалека. Тонкие