— Да уж не глупенький, — проворчал он, свивая послание в тугую трубку. — Сам понимаю…
Незабываемы были эти первые дни мятежа. Казалось, восстали не только люди — восстала пустыня. Ошеломлённые ливнем пески зашевелились, оживая. В низинах и вдоль вчера ещё сухих русел поднимались хрупкие алые, жёлтые, мраморно-белые цветы. Дети сбегали из селений и приносили их целые охапки.
Такое впечатление, что равнины на севере Чубарры устелены были яркими кимирскими коврами. «Самум» вёл караван по колеблющимся алым полям, где лишь изредка плыл навстречу нежно‑жёлтый островок.
Глаза у мятежников были шалые, ликующие, предстоящая война представлялась праздником, впереди ждала неминуемая победа. Пожалуй, единственной мрачно настроенной особой на борту «Самума» был сам Ар‑Шарлахи. Он всё ещё терзался мыслью о принесённой в жертву тени Ар‑Аяфы. Ему, естественно, и в голову не могло прийти, что оплакиваемый им оазис не только уцелеет, но даже и не пострадает в грядущей смуте. Весь ущерб, выпавший на долю Ар‑Аяфы, был уже причинён этой тени в первый день мятежа.
— По кровушке плывём… — цедил Ар‑Шарлахи, окидывая неприязненным взглядом алые поля.
— Причитаешь, как старик! — не выдержала Алият. Она стояла рядом с ним у правого борта. — Надоело!.. Говорю тебе: всё идёт как надо! Кахираб лишней крови не потратит…
— На месте Кахираба, — угрюмо заметил Ар‑Шарлахи, — я бы как раз постарался положить побольше трупов…
— Почему?
— А с мёртвыми — спокойней. Качай себе нефть, никто не мешает…
Огромные колёса вминали хрупкие влажные головки цветов в песчаную почву. Караван полз с державной медлительностью. Красота красотой, но расстелившиеся вокруг алые ковры скрадывали неровности рельефа, так что покалечить корабль было проще простого. Нежно‑жёлтые островки плыли навстречу всё чаще, пока не слились воедино. Теперь уже навстречу поплыли алые островки.
Ар‑Шарлахи вдруг разозлило это редкое зрелище, столь же однообразное, как сами пески, и он решил спуститься к себе. Проходя мимо каюты, отведённой Кахирабу, приостановился. Сначала ему показалось, что командующий разговаривает сам с собой. Потом слуха коснулся знакомый писк, и Ар‑Шарлахи решительно открыл дверь, поймав себя при этом на мысли, что привык уже входить без стука куда угодно. Главарь. Государь. Владыка…
Кахираб, свирепо выгнув упрямые брови, сидел на подушках и держал у самых губ знакомую металлическую черепашку с гибким раздвижным прутом.
— Каким образом? — гримасничая, вопрошал он придушенным страшным голосом. — Да ты вообще понимаешь, что говоришь?..
Завидев Ар‑Шарлахи, приветственно шевельнул свободной рукой (присаживайся, мол), но разговора не прекратил, мало того — перешёл на родной язык. Полились переложенные придыханиями гласные.
Ар‑Шарлахи опустился напротив и стал ждать, когда тот закончит беседу. Металлическая черепашка заныла, запела дребезжащим голоском. Кто‑то в чём‑то оправдывался. С каждым словом Кахираб хмурился всё сильнее. Потом изрёк какую‑то весьма мелодичную угрозу и выключил устройство. Несколько секунд сидел неподвижно, слепо глядя на Ар‑Шарлахи.
— Как тебе это понравится? — безжизненно осведомился он наконец. — Караваны Харвы уже в пути. Это первое. Второе. Они миновали Ар‑Аяфу. Они идут за нами.
— И что же это значит? — осторожно спросил Ар‑Шарлахи.
Кахираб вздохнул, убрал гибкий металлический прут в корпус черепашки и взвесил устройство на ладони.
— А это значит, — сказал он, — что на одном из их кораблей сидит кто‑то с такой же вот точно штукой и просто меня подслушивает… Ну а как они ещё могли узнать, что нас уже нет в Ар‑Аяфе? — взорвался он вдруг. — И ведь это ещё не всё! Оказывается, треть зеркальщиков Харвы (треть!) вооружена новыми щитами…
— То есть плохи наши дела? — тихо спросил Ар‑Шарлахи. Секунду Кахираб пребывал в тревожном раздумье, потом вскинул карие, зловеще повеселевшие глаза.
— Наоборот! Перестарались удальцы, перестарались… Теперь и слепому ясно, что происходит. Тамуори и его банда копают под Тианги, причём уже не скрываясь. Видишь ли, Улькар — их ставленник… Словом, считай, что все они отстранены. Анитамахи таких шуток не понимает.
— Я ведь спросил не о делах Тианги, — ещё тише напомнил Ар‑Шарлахи. — Я спросил тебя, как обстоят наши с тобой дела. Плохо?
Кахираб помрачнел.
— Да как… — нехотя отозвался он. — Не то чтобы совсем плохо… Ведь, кроме того, о чём я говорил в прошлый раз, есть ещё и запасные варианты.
— Например? — Ар‑Шарлахи встревожился. От Тианги и его подручных он давно уже ничего для себя хорошего не ждал.
— Например, попросить помощи у Кимира.
— У меня там дурная слава. Я два каравана стравил на границе.
— Всего‑то? — Кахираб усмехнулся. — Но, прости, кем ты тогда был? Разбойником? А теперь ты кто?.. Ты — владыка Пальмовой Дороги. Теперь ты можешь говорить на равных и с Улькаром, и с Горткой…
— Да, но ведь Гортка потребует чего-нибудь взамен…
— Ничего он не потребует. Ему самому позарез нужен союзник против Харвы. И потом — смотря как повести переговоры… Собственно, чтобы выровнять силы, нам нужно пятнадцать полностью оснащённых боевых кораблей, не больше.
— Это целый флот, — заметил Ар‑Шарлахи.
— А разве союзник не стоит флота? — задумчиво спросил Кахираб. — Тем более союзник и родственник…
— Как ты сказал?
— Союзник и родственник, — повторил Кахираб. — Ну что ты уставился? Если Гортка отдаст за тебя свою племянницу (ей сейчас, по‑моему, лет четырнадцать), он просто обязан будет позаботиться о её безопасности…
Ар‑Шарлахи онемел. Вот эта особенность жизни государя раньше от него ускользала. «Самум» тряхнуло, и кто‑то снаружи мягко влепился всем телом в переборку.
— Да верблюд их потопчи!.. — проскрежетал вне себя Ар‑Шарлахи. — Подслушивают, что ли?
Он встал и резко распахнул дверь. Первое, что он увидел, были изумлённые, беспощадно прищуренные глаза Алият.
Глава 32Ночь перед битвой
Армада, ведомая «Самумом», текла на восток вдоль Пальмовой Дороги, вбирая в себя всё новые и новые караваны. А идущие за ней по пятам две флотилии Харвы таяли и таяли. Ломались колёса, отставшие корабли вынуждены были входить в гавани опустевших оазисов, населённых лишь стариками, женщинами да детьми, и часто стоянка эта оказывалась для голорылых последней. Истории, всплывшие впоследствии, были страшны, но в достаточной степени одинаковы: пальмовое вино, уснувший или отвлечённый женщинами караул, бесшумно крадущиеся подростки и старики с тонкими, как жало, клинками в руках… Впрочем, исход у этих историй мог быть любой. В тени Ар‑Нуера, например, страж всё-таки поднял тревогу, и жители оазиса были вырезаны разъярённой солдатнёй до единого.
На третий день пути откуда‑то стало известно, что в дело вмешался Гортка. Утверждали, что кимирский посол передал досточтимому Альразу свиток с недвусмысленной угрозой вторжения, если войска Харвы не оставят в покое Пальмовую Дорогу. События вновь развивались по Кахирабу, и людям понимающим (тому же Ар‑Шарлахи, скажем) это говорило о том, что на юге, в песках кивающих молотов, спокойный широкоскулый Тианги окончательно взял верх над неким Тамуори и его единомышленниками.
Правда, разорвать силы Харвы на несколько караванов, чтобы затем расправиться с ними поодиночке, так и не удалось.
— Тоже ничего страшного, — сказал заметно повеселевший Кахираб, зайдя с очередным докладом в каюту государя Пальмовой Дороги. — Будет одно большое сражение вместо пары-тройки мелких…
Всё это живо напомнило Ар‑Шарлахи события пятнадцатидневной давности, когда Алият, самочинно захватив командование, под настроение докладывала ему обо всём по мелочи, за исключением главного.
— А то, что у них треть войска с новыми щитами? — хмуро спросил Ар‑Шарлахи. — Это тебя не волнует?
— А!.. — легкомысленно отмахнулся Кахираб. — Щиты! Знаешь, если откровенно, щиты — это вообще не оружие. Никогда они ничего не решали.
— Вот как? — честно говоря, Ар‑Шарлахи был неприятно удивлён последней его фразой. Даже уязвлён отчасти. — Но с их помощью Кимир когда‑то победил Харву. А когда вы снабдили Улькара вогнутыми щитами, он смог отбиться от Кимира…
— Это только кажется. На самом деле победил он совсем по другой причине.
— Почему же вы их нам тогда поставляете?
— Именно поэтому, — с развязной ухмылкой отвечал Кахираб. — Это ваша собственная выдумка — заходить против солнца и слепить врага зеркалами. Кроме вас, до такой нелепости, по‑моему, никто не додумался… Как бы это тебе объяснить подоступнее?.. Знаешь, есть страны, где не принято драться ногами. Бьют только кулаками и головой…
— Но это же глупо! — вырвалось у Ар‑Шарлахи.
— Правильно, глупо, — согласился Кахираб. — И тем не менее так принято. Ну а разве то, что делаете вы, не глупо? Сам же рассказывал, как ты ушёл от досточтимого Хаилзы… Пронизал кимирский караван навылет — и нет тебя!..
— Просто ветер шёл хвостовой, — несколько растерянно, словно оправдываясь, объяснил Ар‑Шарлахи. — И гнал пыль прямо на кимирцев…
— Вот именно! Тоже мне проблема — щиты! Даже с вашей техникой… Зарядить катапульту сажей — и всё. Фаланга ослепла, делай с ней что хочешь…
— Вообще‑то это считается подлым приёмом, — сухо заметил Ар‑Шарлахи. — Так поступали одни туземцы… Только, конечно, катапульт у них не было. Были пращи…
— Так а я тебе о чём толкую? Просто вы ещё не сталкивались с достаточно сильным противником, не желающим признавать эти ваши условности…
— Так ты что же, — тревожно спросил Ар‑Шарлахи, — в самом деле собираешься ослепить их сажей из катапульт?
Кахираб рассмеялся:
— Ну нет! Подумай, какая бы тогда пошла о тебе слава в том же Кимире!.. А ведь это наш будущий союзник… Нет, столь явно мы правила приличия нарушать не будем. Кроме того, как я заметил, жители Пальмовой Дороги зеркального боя вообще не любят. Просто откажемся от единой фаланги (вот ещё глупость‑то!) и будем действовать подвижными малыми отрядами. Как в старину.