Матвей был одет в стандартный таскер и нес с собой небольшую спортивную сумку, которую ни разу не раскрыл. Дорожный костюм его жены превращал ее в родную сестру Соболева, и лишь Кристина выделялась нарядом из всей компании: ей пришлись почти впору Васины черные шаровары, выбирать было не из чего, ее джинсы пришли в полную негодность. Матвей взял ее под руку и повел в лес, бросив через плечо:
— Буду через полчаса.
Ульяна посмотрела им вслед, потом предложила Стасу искупаться, и они убежали к озеру. Стас все понимал, ни на что не жаловался, и хотя лицо его осунулось и побледнело — держался молодцом.
Василий и Парамонов остались у костра.
— На консервах мы далеко не уйдем, — буркнул Вася, подбрасывая в костер сушняк. — Такие вот инфарктные гонки требуют слишком много энергии.
Жующий что-то Иван Терентьевич сунул руку в карман и протянул кулак Котову.
— Держи.
— Что это?
— Сухой горох, очень полезная штука.
Василий разгрыз несколько горошин, сплюнул, проворчал:
— Это не горох, а консервированные зубы… А куда это Матвей ее повел?
— Думаю, хочет полечить, оздоровить. Существует несколько эзотерических способов лечения большинства болезней и снятия усталости, тем более мы в лесу.
— Расскажите.
Иван Терентьевич прожевал очередную порцию гороха, лег на траву, раскинув руки.
— Ну, самый простой и надежный в данном случае способ соответствия. Входишь в соответствие с объектом, с деревом например, проникаешь в его эфирную оболочку, как бы роднишься с ним и делишь с деревом болезнь или усталость.
— Так просто?
Парамонов улыбнулся:
— Это совсем не просто, но Матвей знает, как это делается. То же самое можно проделать и с животными, с медведем, например, с волком, с лосем.
— Зверей жалко…
— Они не погибнут, их вылечит собственный эгрегор, природа, запасы жизненных сил.
Василий подумал, встал и бесшумно нырнул в кусты, следуя за Соболевыми. Он обнаружил друга с женой в сорока шагах от озера, возле гигантского дуба. Оба стояли, обхватив его руками, прижимаясь к стволу всем телом, и не двигались. Постояв несколько секунд, Вася вернулся обратно. Иван Терентьевич понял его переживания, но ничего не спросил. Задал вопрос сам Василий:
— Что будем делать дальше, учитель?
Иван Терентьевич никак не отреагировал на слово «учитель»:
— Придет Матвей, поговорим. Одно могу сказать точно: нас сейчас ищут не только Рыков и его коллеги по Союзу Девяти, ной спецподразделения ФСБ и МВД.
— Они-то с какого краю здесь оказались? Мы же ничего противозаконного не сделали.
— Это смотря как подать информацию тем, кто приказывает. После того как Матвей перекрыл границу нашей реальности с более высокими планами «розы реальностей», Союз Девяти потерял свою былую силу. Неизвестные стали допускать промахи и ошибки… как и в данном случае. Началось все с кражи «глушаков», а ФСБ не та организация, которая прощает такие ошибки. Для нее этот случай стал чем-то вроде лез-мажесте[67]. Думаю, Рязанская область в настоящее время обложена со всех сторон. Так что неизвестно, кто первый выйдет на нас.
— Да уж, перспектива будь здоров… — промычал Василий. — Хрен редьки не слаще… хотя по мне — лучше драться с нормальными профессионалами и даже с зомби, чем с господином Рыковым и его коллегами.
— Вообще-то лучше не драться ни с кем.
Василий согласно кивнул и тоже улегся на траву, раскинув руки.
Матвей с Кристиной пришли через полчаса.
Кристину было не узнать. Оживлена, деятельна, румянец вернулся на щеки, тени под глазами исчезли, и лишь глубоко на дне глаз все еще не растаяла тень обреченности и страха.
— Крис, иди к нам, — раздался с водной глади голос Стаса. — Вода теплая.
Кристина посмотрела на Матвея, и тот с едва заметной улыбкой закрыл глаза, разрешая купание.
— Ну что, милостивые судари, спасатели девиц, оценили наше положение?
— Положение, как всегда, безнадежное, — ухмыльнулся Василий. — За нами идет целая стая охотников, а скоро будет не одна и не две. Предлагаю сдаться, иначе все потеряем.
Не всегда понимавший Васин юмор Иван Терентьевич посмотрел на него с тревогой и мягко сказал:
— Не паникуй, мэйдзин. Есть хорошая тибетская пословица: теряешь жену — приобретаешь свободу, теряешь здоровье — приобретаешь удовольствие, теряешь деньги — приобретаешь опыт, теряешь надежду — теряешь все.
Василий засмеялся, видя, как на лицо Парамонова ложится печать озабоченности. Улыбнулся и Матвей:
— Все в порядке, Иван Терентьевич, он шутит. Я еще не видел, чтобы этот мрачный тип сдавался, какой бы безнадежной ситуация не казалась. Мне нужна ваша помощь… и Улина тоже.
Парамонов испытующе глянул на Соболева, и тот уточнил:
— Я хочу выйти за «круг великого молчания».
— В ментал?
— Выше, в логос. А для этого нужна ваша подстраховка, чтобы, во-первых, отсечь возможную пеленгацию, а во-вторых, вернуться обратно в свое тело, а не в чужое.
— Это опасно.
— Знаю, но другого выхода нет. Нас действительно обложили со всех сторон, как зайцев, и живыми не выпустят. У всех приказ: уничтожить любой ценой! Поэтому мне хочется заручиться поддержкой эгрегора Собирателей или Хранителей, чтобы нам помогли.
— Какую помощь вы ожидаете?
— Самую что ни на есть материальную. Нам надо не только выбраться за пределы оцепления, но и опередить кое-кого.
— Союз Девяти?
— Его лидера, Бабуу-Сэнгэ. Вы слышали что-нибудь о кодонах, особых программах гипервнушения?
Лицо Парамонова напряглось, на мгновение стало грозным и властным, каким Василий его еще не видел.
— К сожалению, слышал. Снова из небытия выплыло это адское изобретение Инсектов.
— О чем вы? — недовольно осведомился Василий. — Не могли бы говорить понятней?
— Кодон — это и есть Слово Власти, Слово Бога, — сказал как бы нехотя Иван Терентьевич. — В физическом смысле это суперпозиция тонких полевых состояний вакуума, зона бифуркации, оказывающая максимальное психофизическое воздействие на глубины подсознания человека. — Он повернул голову к Соболеву:
— Вы меня встревожили, Матвей. У Бабуу-Сэнгэ есть кодон?
— Да, им его снабдил верховный координатор Союзов Хуан Креспо. И теперь по Земле начинает расползаться кодоновая агрессия, означающая конец вида Хомо сапиенс… чего, собственно, и добивался Монарх Тьмы. Я думаю, он уже присутствует в астрале и ментале в виде проективного поля и готовит Изменение. Как долго осталось ждать, я не знаю.
У костра, постреливающего угольками, разлилось молчание. Василий, как более несдержанный, хмыкнул:
— Иной раз мне кажется, что я сплю… что ничего этого нет. Нет леса, реки, озера, вас… врагов и друзей… нет вообще реальных вещей, а есть лишь мои иллюзии… и так иногда хочется проснуться!
— В восемнадцатом веке жил такой немецкий ученый, Лихтенберг, — рассеянно проговорил Парамонов. — Однажды он сказал: «В настоящее время я тоже полагаю, что вопрос, имеют ли вещи вне нас объективную реальность, лишен всякого разумного смысла».
— Вот-вот, — проворчал Василий. — Видимо, ему казалось то же самое, что и мне.
— Вы мне напомнили… — медленно сказал Матвей, глянув на Ивана Терентьевича. — Кроме кодонов, есть и иные точки бифуркации…
Парамонов пристально посмотрел на него, их взгляды встретились.
— Вы имеете в виду… эйнсоф?
— Да.
— Это не выход из положения.
— Не уверен… наверное, не выход… к тому же я не знаю его координат.
— Вы его искали?!
— А разве в этом есть нечто предосудительное?
— Если вы искали эйнсоф через ментал, то нам действительно отсюда не вырваться! О ваших поисках наверняка знает Бабуу и сделает все, чтобы вас нейтрализовать. Вплоть до сговора с Монархом!
— Нейтрализовать — значит убить? — уточнил Василий, не совсем понявший, о каком эйнсофе идет речь. Парамонов пропустил его вопрос мимо ушей.
— Где вы искали?
— Везде… В Москве, в России вообще… во всем мире. Это должен быть какой-то знаменитый храм или собор, но их слишком много. Я не нашел.
— Подмосковье смотрели? Патриаршыо резиденцию в Свято-Даниловом?
— Свято-Данилов монастырь в первую очередь, а вот Подмосковье не все. — Матвей вдруг побледнел. — О Господи… Сергиев Посад!
Парамонов покачал головой.
— Вы не проверили Троице-Сергиеву лавру?..
Матвей закрыл глаза, побледнев еще больше.
— Ты что, Соболь? — придвинулся к нему встревоженный Василий. — Тебе плохо?
— Мне надо настроиться… не мешай.
Парамонов успокаивающе положил руку на плечо Соболева.
— Давайте сделаем это вместе, Матвей.
Соболев открыл глаза, мерцающие нестерпимым ледяным огнем, глубоко вздохнул. Посвященные молча смотрели друг на друга. Потом Парамонов протянул руку и пожал протянутую к нему руку Соболева. Рукопожатие породило искру тихого оранжевого разряда, на миг озарившую все вокруг.
— Позвать Ульяну? — спросил Василий, восприняв «электрический контакт» Посвященных как должное.
— А я уже тут, — появилась в одном купальнике девушка.
Трое мужчин оглянулись, и взгляды их были столь красноречивы, что Ульяна невольно покраснела. Но взгляд, который она бросила на Василия, был особенным, и все это почувствовали, даже сам Вася. Теперь он вполне мог пойти на танк с голыми руками.
Хождение Посвященных «за три моря», то есть за три горизонта всемирного энергоинформационного поля, внешне походило на коллективный сеанс медитации или спиритический сеанс.
Они уселись лицами друг к другу на траву, в ложбинке, окруженной кустами ольхи и рябины, приняли позу лотоса и закрыли глаза. Васе невольно стало обидно, что он остался четвертым лишним, но эта обида длилась недолго. Он верил, что когда-нибудь сможет постичь многие тайны Внутреннего Круга и присоединится к избранным на равных. Пока же он занял позицию неподалеку от друзей, готовый защитить их от любой опасности, коль таковая появится. Не забывал он и поддерживать неторопливый разговор с Кристиной, успокаивая этим женщину.