Коннор вскидывает голову и ловит на себе ее взгляд. Риса отворачивается, будто ее поймали на подглядывании, и тут же упрекает себя: стыдиться ей нечего. Когда она снова поднимает глаза, Коннор уже направляется к ней. За спиной Рисы ребята собираются у телевизора – по каналу новостей передают что-то интересное. Риса спрашивает себя, зачем Коннор идет сюда – посмотреть, чем там так увлеклись его подопечные, или встретиться с ней, Рисой? Последнее предположение оказывается верным. Девушка счастлива, но старается не подавать виду.
– Ну что, впереди тяжелый день? – спрашивает она с еле заметной улыбкой, и он так же слабо улыбается в ответ.
– Не-а, как обычно – буду валяться на диване и трескать чипсы. Оттянусь по полной!
Он стоит, заложив руки в карманы и скользя взглядом по сторонам, но Риса уверена: его внимание сосредоточено на ней. Наконец Коннор говорит:
– Из Сопротивления сообщают, что через несколько дней вышлют лекарства, которые ты просила.
– Я должна этому верить?
– Скорей всего, нет.
Девушка чувствует: Коннор подошел к ней не для того, чтобы рассказать о лекарствах. Как же к нему подступиться? Надо что-то срочно делать, иначе трещина между ними превратится в непреодолимую пропасть.
– Итак, какова главная проблема недели? – спрашивает она.
Он скребет в затылке и смотрит куда-то вдаль, лишь бы не встречаться глазами с Рисой.
– Вообще-то, та же, что и всегда. Из разряда «тебе-лучше-не-знать».
– Раз не можешь мне сказать, значит, проблема серьезная, – замечает Риса.
– Вот-вот.
Риса вздыхает. Еще только утро, а солнце уже припекает. Ехать в больницу по жаре совершенно не хочется. Коннор решил напустить на себя таинственность? Пусть напускает, у нее нет времени. «Будет что сказать, тогда и приходи», – вертится у Рисы на языке, но тут она замечает, что ребята у телевизора галдят громче, чем пару минут назад. Риса с Коннором присоединяются к толпе зрителей.
Передают интервью с женщиной, суровой на вид и еще более суровой в речах. Поскольку Риса не слышала начала, она не понимает, о чем речь.
– Нет, каково, а?! – восклицают кто-то в толпе зрителей. – Они называют это пугало новой формой жизни!
– Какое еще пугало? О чем это они? – недоумевает Коннор.
Хайден – он тоже здесь – поворачивается к друзьям. Кажется, его вот-вот стошнит.
– Они, наконец, ухитрились создать идеального монстра. Первое составное человеческое существо.
Фотографий в репортаже не показывают, но женщина сообщает, что существо собрали по кусочкам почти из ста разобранных. У Рисы по спине бегут мурашки. Коннору, видимо, тоже не по себе: он вцепляется ей в плечо. Она машинально хватает его за руку, неважно, за какую.
– Зачем они это сделали? – спрашивает она.
– Могли – вот и сделали, – с горечью отвечает Коннор.
Риса чувствует, как сгущается вокруг них зловещая атмосфера. Ей чудится, что у них на глазах разыгрывается ужасная трагедия, последствия которой всколыхнут весь мир.
– Пора довести до ума план побега, – говорит Коннор скорее себе, чем Рисе. – Придется обойтись без тренировок: спутники-шпионы мигом нас сразу засекут. Но каждый должен знать, как ему действовать, когда наступит время.
Риса полностью с ним согласна. Внезапно мысль убраться с Кладбища ко всем чертям кажется очень разумной. Пусть даже «к чертям» – весьма неточное место назначения.
– Составное человеческое существо… – тихо произносит кто-то. – Интересно, как оно выглядит…
– Да ладно тебе! Что, мистера Картофельную Голову не видал?
Раздается взрыв нервного смеха, который, однако, не разряжает напряжения.
– Как бы оно ни выглядело, – говорит Риса, – надеюсь никогда его не увидеть.
17Кам
Кончиком пальца он водит себя по лицу – от боковой стенки носа к левой скуле, затем к правой; от центра «звезды» на лбу, где в идеальной симметрии сходятся в одну точку секторы разноцветной кожи, по разлетающимся «лучам» к линии волос. Затем снова окунает палец в заживляющий крем и наносит его на затылок, плечи, грудь – на все швы, везде, куда может дотянуться. Щекотно. Это значит, что искусственные микроорганизмы – основная составляющая крема – принимаются за работу.
– Как ни странно, этот крем сродни йогурту, – сказал ему врач-дерматолог. – С той разницей, что он поедает рубцовую ткань.
И стоит пять тысяч долларов за баночку; но, как утверждает Роберта, деньги – не вопрос, когда дело касается Кама.
Его уверяют, что после курса лечения шрамов у него не останется, лишь еле заметные швы там, где смыкаются части тела.
Крем наносят по полтора часа дважды в день. Каму эта процедура нравится, есть в ней что-то дзэнское. Вот бы нашлось средство и от его внутренних шрамов! Ведь они по-прежнему болят. Собственный мозг теперь кажется юноше архипелагом, острова которого нужно соединить мостами. Он с успехом их возводит, большие и прекрасные, но чувствует, что какие-то земли навсегда останутся за пределами его досягаемости.
В дверь стучат.
– Ты готов?
Роберта.
– Поводья в твоих руках, – говорит он.
Краткое молчание, затем из-за двери доносится:
– Очень забавно. «Не гони лошадей».
Кам смеется. Ему больше ни к чему говорить метафорами – он навел достаточно мостов между островами своего мозга, чтобы речь пришла в норму, – но ему нравится поддразнивать Роберту и испытывать ее проницательность.
Он надевает сорочку и повязывает галстук. Галстук неяркий, зато с необычным узором, который подсознательно внушает, что художественное целое неизменно больше номинальной суммы частей. Кам долго возится с узлом: хотя мозг и знает, как его завязывать, но пальцы виртуоза-гитариста явно никогда не делали двойного виндзора. Нужно полностью сосредоточиться, чтобы восполнить недостаток мышечной памяти.
Роберта снова стучит в дверь, на этот раз настойчивее.
– Пора!
Кам на несколько секунд задерживается у зеркала полюбоваться собой. Волосы отросли на целый дюйм. Настоящая многокрасочная палитра: секторы разноцветной кожи, разбегающиеся от точки в центре лба, переходят в разноцветные же пряди на волосистой части головы. Посредине – белокурая прядь, рядом – золотистые, дальше от висков к затылку – различные оттенки рыжего и каштанового. Над ушами волосы иссиня-черные, на бачках – темные, вьющиеся. «Самые знаменитые парикмахеры мира будут бороться за право поработать с твоими волосами!» – твердит ему Роберта.
Наконец Кам открывает дверь, не то Роберта, чего доброго, пробьет в ней дырку. Сегодня его наставница одета в платье – наряд более элегантный, чем ее обычные брюки и блуза, однако расчетливо скромный: все внимание должно быть сосредоточено на Каме. Взгляд ее тотчас смягчается, едва она видит юношу во всей красе.
– Ты бесподобен, Кам! – Она разглаживает ему рубашку и поправляет галстук. – Ты весь сияешь! Настоящая звезда!
– Будем надеяться, что я не начну выделять сверхтяжелые элементы.
Она озадаченно смотрит на него.
– Как сверхновая, – поясняет он. – Я сияю, как звезда, но, будем надеяться, что не взорвусь. – В этот раз Кам не испытывает ее сообразительность – просто так получилось, поэтому он принимается оправдываться: – Извини, у меня такой образ мышления.
Она мягко берет его за руку.
– Пойдем, тебя уже заждались.
– Сколько их там?
– Нам не хотелось сильно загружать тебя на первой пресс-конференции, поэтому пригласили только тридцать человек.
Сердце Кама начинает тяжело бухать в груди, и, чтобы успокоиться, он несколько раз глубоко вдыхает и выдыхает. Непонятно, почему он так нервничает. Они провели целых три репетиции. На этих поддельных пресс-конференциях его подвергли тяжелому артобстрелу самыми разными вопросами на разных языках, и со всеми он справился отлично. На настоящей пресс-конференции будут говорить только по-английски, так что хотя бы на этот счет можно не беспокоиться.
Итак, сегодня Кама официально представят миру, который к его появлению еще не готов. Репетиции прошли гладко: на них присутствовали друзья, прикидывающиеся недругами; совсем другое дело нынешний брифинг – сейчас Кам предстанет перед совершенно чужими людьми. Его ждет любопытство одних, восхищение других и отвращение третьих. Роберта предупредила, чтобы он был к этому готов. Но ведь может произойти такое, чего даже Роберта не в состоянии предвидеть, – это и беспокоит Кама больше всего.
Они шагают по коридору к винтовой лестнице, ведущей в главную гостиную. В первые недели жизни, когда Кам еще не совсем контролировал свое тело, ему запрещали ходить по этой лестнице. Сейчас при желании он мог бы не просто сойти, а протанцевать вниз по ступеням.
Роберта просит подождать, пока она его не вызовет, и спускается вниз первой. Кам слышит, как стихает галдеж репортеров. Свет ламп приглушают, и Роберта начинает презентацию.
– С незапамятных времен человечество мечтало создавать жизнь.
Ее голос, усиленный микрофоном, звучит торжественно. На лестнице играют отсветы – Роберта показывает слайды. Кам их не видит, но знает, что на них изображено, потому что просмотрел раньше.
– Однако великая тайна жизни ускользала от нас, – продолжает Роберта, – и все попытки сотворения заканчивались провалом. На то есть веская причина. Мы не в состоянии создать то, чего не понимаем; и пока мы не выясним, что такое жизнь, задача останется невыполнимой. Пока наука может лишь строить на уже имеющемся фундаменте. Не создавать жизнь, а совершенствовать ее. Поэтому вопрос теперь стоит так: как воспользоваться плодами интеллектуальной и физической эволюции, дабы создать совершенную версию человека? Как взять все лучшее и воплотить это в едином существе? И оказалось, если вопрос поставлен правильно, ответ не заставляет себя ждать. – Она сделала эффектную паузу. – Леди и джентльмены, позвольте вам представить Камю Компри, первого в мире составного человека!
Под шквал аплодисментов Кам спускается по винтовой лестнице. Походка грациозная, но совершенно естественная. Публика остается в тени – все прожекторы направлены на Кама. Юноша чувствует их жар, и хотя уже не раз бывал в этой гостиной, ему кажется, что он на сцене. Он замирает, делает глубокий вдох и спускается дальше, словно пауза была запланирована. Как будто он притворился, что позирует перед камерой, чтобы поддразнить репортеров: на этой пресс-конференции не разрешено пользоваться фото и видеоаппаратурой. Презентация первого составного человека широкой публике продумана и спланирована максимально тщательно.