Разделенные — страница 28 из 73

Но вот собравшиеся, наконец, рассмотрели Кама, и аплодисменты стихают. Журналисты изумленно ахают, по залу бежит шепот. Кам подходит к микрофону, Роберта отступает в сторонку. Воцаряется абсолютная тишина; все глаза устремлены на Кама, на молодого человека, который, по словам Роберты, воплощает «все лучшее в человеке». Или, во всяком случае, лучшее, что было в разобранных подростках.

В напряженной тишине Кам наклоняется к микрофону и произносит:

– Вы так единодушны. Пожалуй, я могу сказать, что передо мной собранная… прошу прощения, сплоченная группа.

Отовсюду доносятся смешки. Самому Каму странно слышать собственный голос, многократно усиленный аппаратурой; в бархатистом баритоне звучит уверенность, которой его обладатель в действительности не ощущает. Прожекторы переводят на журналистов. Лед сломан, руки взлетают вверх.

– Приятно познакомиться, Камю, – говорит мужчина в костюме, знавшем лучшие дни. – Насколько я понимаю, вы сделаны из сотни разных людей. Это правда?

– Из девяноста девяти, – с усмешкой отвечает Кам. – Но еще для одного местечко всегда найдется.

Снова звучит смех, на этот раз более раскрепощенный. Кам кивает женщине с пышными волосами.

– Вы, безусловно… э-э… уникальное создание. – От женщины веет неприязнью, которую Кам ощущает как наплыв жара. – Каково сознавать, что вы были созданы, а не рождены?

– На самом деле я был рожден, только не весь одновременно, – возражает Кам. – И не создан, а воссоздан. Большая разница.

– Да, – добавляет кто-то другой. – Наверно, это нелегко – сознавать, что ты – первый в своем роде…

Подобные вопросы они проработали на репетициях, так что ответы Кам знает назубок.

– Каждый считает себя единственным и неповторимым, так что в этом отношении я мало чем отличаюсь от прочих.

– Мистер Компри, я специалист по диалектам, но мне никак не удается опознать ваш: произношение все время меняется.

На это Кам до сих пор не обращал внимания. Облекать мысли в слова уже достаточно сложно, а уж думать, как они звучат, попросту некогда.

– Наверное, манера говорить зависит от того, какая группа мозговых клеток работает в данный момент.

– Получается, способ вербального выражения – это программа, заложенная в ваш мозг изначально?

Они с Робертой предвидели и этот вопрос.

– Если бы я был компьютером, можно было бы говорить о программе. Но я не компьютер. Я на сто процентов состою из органики. Я – человек. В ответ на ваш вопрос могу лишь сказать, что одни мои навыки содержатся в исходном материале, другие приобретены совсем недавно, так что я буду продолжать развиваться, как любое человеческое существо.

– Но вы не человек! – выкрикивает кто-то из заднего ряда. – Вы, может, и сделаны из людей, но не больше человек, чем футбольный мяч – свинья, из кожи которой его сшили!

Что-то в этом утверждении, вернее, обвинении, задевает Кама. Бесцеремонные слова вызывают эмоции, к которым он не готов.

– Бык на арене, красный туман! – выпаливает Кам. Слова вырываются изо рта прежде, чем он успевает пропустить их сквозь свой языковой центр. Он прокашливается и находит нужные выражения: – Вы пытаетесь спровоцировать меня. Возможно, вы и прячете кинжал под складками своего плаща, но смотрите, как бы кровь не пустили вам самому!

– Это угроза?

– Не знаю. А то, что вы сказали, – оскорбление?

Толпа гудит. Репортеры довольны: запахло жареным. Роберта бросает на Кама предупреждающий взгляд, но в юноше вдруг взрывается бешенство десятков составляющих его разобранных. Оно требует выхода. Он должен его озвучить!

– Кто-нибудь еще считает меня недочеловеком?

Он с вызовом смотрит на собравшихся в комнате журналистов и видит, как начинают подниматься руки. К женщине с пышными волосами и критикану из заднего ряда присоединяются другие. Целый лес рук. Неужели репортеры вправду так думают? Или только размахивают красными плащами, словно матадоры перед быком?

– Моне! Сёра! – вскрикивает Кам. – Если приблизиться к их полотнам вплотную, видишь только беспорядочные цветовые пятна. Цельную картину можно разглядеть лишь на расстоянии, и тогда понимаешь: перед тобой шедевр!

Оператор за кулисами подает на дисплеи картину Моне, но вместо того, чтобы проиллюстрировать метафору Кама, она придает ей двусмысленность.

– Вы слишком узколобы! – заканчивает Кам. – Вы не желаете отойти на расстояние!

– Да ты, парень, шедевром себя возомнил! – кричит кто-то.

– Кто это сказал? – Кам оглядывает гостиную. Никто не сознается. – Я действительно состою из маленьких шедевров, и это великолепно!

К нему приближается Роберта и пытается оттеснить от микрофона, но он отталкивает ее.

– Нет! – восклицает он. – Они хотят услышать правду? Я скажу им правду!

И тогда собравшиеся начинают обстрел. Вопросы летят, словно пули:

– Признайтесь, вас заставили сказать все это?

– Какова истинная причина того, что вас создали?

– Вы знаете их имена?

– Вам снятся их сны?

– Вы помните, как их разбирали?

– Если вас сделали из нежеланных детей, с чего вы взяли, что вы лучше их?

Вопросы сыплются градом, и Каму кажется, голова сейчас расколется под их напором. На который отвечать первым? Он в состоянии ответить хоть на один из них?

– Какими законными правами должно, по вашему мнению, обладать собранное существо?

– Вы способны к размножению?

– Вопрос в другом: стоит ли ему размножаться?

– А он вообще живой?

Кам не может выровнять дыхание, не может оседлать несущиеся галопом мысли. Перед глазами туман. Звуки сливаются в бессмысленную какофонию; он не в состоянии охватить общую картину и видит лишь ее части. Лица. Микрофон. Роберта обхватывает руками его голову, пытается привести в чувство, заставляет смотреть на нее, но Кам по-прежнему трясется.

– Красный свет! Тормоз! Кирпичная стена! Положить карандаши! – Он глубоко, с дрожью, вдыхает. – Останови это! – молит он Роберту. Она должна ему помочь… она же всемогуща…

– Похоже, гайки не докрутили, когда собирали его, – говорит кто-то. Раздается взрыв хохота.

Кам опять хватается за микрофон, приникает к нему и вопит. Звук раздается пронзительный, искаженный.

– Я не просто сумма частей, из которых меня собрали!

– Я больше, чем эти части!

– Я больше…

– Я…

– Я…

И тут один из голосов, перекрывая другие, спрашивает просто, спокойно:

– А что, если никакого «тебя» вообще нет?

– …

– На сегодня все! – кричит Роберта галдящей публике. – Спасибо за внимание.

Он плачет и плачет, не в силах остановиться. Он не знает, где он, куда привела его Роберта. Он нигде. В мире никого больше нет, кроме их двоих.

– Тш-ш-ш! – успокаивает Роберта, баюкая его в своих объятиях. – Все хорошо. Все образуется.

Но его невозможно успокоить. Пусть эти злые лица сотрутся из памяти! Пусть Роберта их сотрет! Пусть заменит случайными мыслями очередного случайного разобранного! Пожалуйста, сотрите! Пожалуйста!

– Это лишь первый залп, – говорит Роберта. – Миру необходимо свыкнуться с мыслью о твоем существовании. Следующая пресс-конференция пройдет спокойнее.

Следующая? Следующей ему вообще не пережить!

– Последний вагон! – воет Кам. – Закрытая книга! Заключительные титры!

– Нет, – возражает Роберта, прижимая его к себе еще крепче. – Это не конец, это только начало, и тебе, я уверена, любые трудности по плечу. Ты чересчур чувствителен: кожа у тебя слишком тонкая.

– Так пересадите мне потолще!

Роберта прыскает, словно услышала шутку, вслед за ней улыбается и Кам. Роберта смеется еще громче, и внезапно, позабыв про слезы, Кам тоже заходится в хохоте, подспудно сердясь на себя за этот смех. Он даже не понимает, почему развеселился, но остановиться не может так же, как до того не мог унять слезы. Наконец он берет себя в руки. Он страшно устал. Хочется лишь одного – спать. Желание это не пройдет еще долго.

Социальная реклама

Вы когда-нибудь задумывались, какую роль разборка играет в нашем обществе? Она приносит пользу не только тем, кто нуждается в жизненно важных органах, но и тысячам работников медицины и сопутствующих отраслей, а также детям, мужьям и женам тех, чьи жизни были спасены при помощи трансплантации. Вспомните о солдатах, тяжело раненных при исполнении своего гражданского долга и исцелившихся благодаря бесценным донорским органам! Подумайте об этом. Каждый из нас знает кого-нибудь, в чьей жизни разборка сыграла важную роль. Но так называемое Сопротивление угрожает нашему здоровью, нашей безопасности, нашим рабочим местам, нашей экономике. Оно добивается отмены федерального закона, который приняли ценой колоссальных усилий.

Пишите своему конгрессмену сегодня! Высказывайте свое мнение! Требуйте, чтобы они все как один поднялись против Сопротивления. Поможем нашей стране и всему миру следовать верному пути!

Разборка – это не просто выход из ситуации. Это правильная идея».


Спонсор: Сообщество неравнодушных налогоплательщиков

Кам в умственном и душевном упадке. Его создатели перебирают вероятные причины. Может, собранные части – составляющие его организма – отторгают друг друга? Может, его новые нервные связи перегружены противоречивой информацией и не выдержали напряжения? Однако факт остается фактом: Кам перестал разговаривать, перестал выполнять задания, да что там, он даже есть перестал. Пришлось подключить его к аппарату жизнеобеспечения.

Его проверяют на все лады, но Кам знает: приборы не покажут ничего, потому что не смогут влезть в его сознание. Никакой прибор не может количественно оценить волю к жизни. Или отсутствие таковой.

Роберта ходит из угла в угол по его спальне. Поначалу она выказывала тревогу и озабоченность, но через несколько недель они сменились досадой и злостью.

– Думаешь, я не знаю, что ты затеял?

В ответ он дергает рукой с канюлей.

Роберта подскакивает и вставляет выпавшую иглу на место.