– Уберите от меня эту гадость! Это отвратительно! Уберите его!
Ужас Рисы отражается на лице вошедшего, как в зеркале. Он тоже отшатывается и впечатывается спиной в стену.
– Все в порядке, Кам, – говорит Роберта. – Ты же знаешь, люди должны привыкнуть к тебе. Она тоже привыкнет.
Роберта пододвигает к нему стул, но Камом внезапно овладевает только одно желание – бежать. Так же, как хотела бы убежать Риса.
Риса впивается взглядом в Роберту, лишь бы не смотреть на Кама.
– Я сказала – уберите это отсюда!
– Я не «это», – произносит Кам.
Риса трясет головой. Она по-прежнему не хочет смотреть на него.
– Уберите это отсюда, или, клянусь, я голыми руками разорву эту тварь на все его ворованные куски!
Она старается не встречаться с ним взглядом, но не может удержаться и невольно скашивает глаза. Из украденных у кого-то слезных каналов «твари» катятся слезы, и это приводит Рису в неистовство.
– Кинжал в самое сердце, – говорит парень.
Рисе невдомек, о чем это он, и ей наплевать.
– Вон отсюда! – кричит она Роберте. – А его убейте, если у вас осталась хоть капля человечности.
Роберта холодно смотрит на нее, затем поворачивается к Каму:
– Можешь идти, Кам. Подожди меня в коридоре.
Кам, ссутулившись, выходит из камеры, Роберта закрывает за ним дверь. Вот теперь она дает волю гневу. Если Рисе и удалось чего-то добиться, то это вывести Роберту из себя.
– Как ты можешь быть такой жестокой! – восклицает Роберта.
– А вы – сущее чудовище, если создали этакую жуть!
– История рассудит, кто мы и что сделали. – Роберта кладет на стол лист бумаги. – Это соглашение. Подпиши его, и получишь новый позвоночник еще до конца этой недели.
Риса хватает листок, рвет в клочки и подбрасывает их в воздух. Роберта, должно быть, предвидела это, она вынимает из папки еще один точно такой же и кладет на стол.
– Ты вылечишься и попросишь прощения у Кама за то, как отвратительно обошлась с ним сегодня.
– Не в этой жизни! И ни в какой другой тоже!
Роберта улыбается, будто знает нечто, о чем Риса не догадывается.
– Посмотрим. Вполне возможно, ты переменишь мнение.
Она выходит, а документ и ручка остаются лежать на столе.
Риса долго не сводит глаз с листка бумаги. Она знает, что ни за что не подпишет соглашение, но страшно заинтригована. Почему для них так важно исцелить ее изломанное тело? На это может быть только один ответ: по какой-то причине она, Риса, чрезвычайно им нужна. Даже в самых смелых мечтах она не могла вообразить себе, что может быть настолько важной. Важной для обеих сторон.
29Кам
Он сидит в комнате наблюдения. Он бывает здесь гораздо чаще, чем готов признать, – шпионит за Рисой через одностороннее зеркало. Хотя, если он получил официальное разрешение, то, наверно, это не называется «шпионить»? Это называется «наблюдать». Вот.
По другую сторону стекла Риса сидит и смотрит на оставленную Робертой бумагу. Лицо девушки неподвижно, зубы стиснуты. Наконец, она берет контракт… сворачивает из него самолетик и запускает в зеркало. Кам невольно вздрагивает. Он уверен: девушка его не видит, но она смотрит в зеркало – именно в ту точку, где, не будь между ними стекла, они бы встретились взглядами. Каму кажется, что Риса видит не только сквозь стекло, но и сквозь него самого. Он не выдерживает, отворачивается.
Она ненавидит его, а он ненавидит ее ненависть. Он должен был ожидать этого, и все равно ее слова ранили его так глубоко, что ему хочется ранить ее в ответ. Но нет. Такова реакция многочисленных фрагментов его мозга – детей, которые не постеснялись бы в выражениях при малейшей провокации. Он не поддастся этим импульсам. В нем достаточно других частей, разумных и рассудительных, способных держать под контролем менее рациональные части. Надо помнить слова Роберты о том, что он, Кам, – новая модель человечества, эталон того, чем оно может и должно стать. Общество привыкнет к нему, а пройдет время – станет почитать его. Так будет и с Рисой.
В комнату входит Роберта и тихо говорит:
– Нет смысла задерживаться здесь.
– Иерихон, – отзывается Кам. – Она – стена, но она падет. Я это знаю.
Роберта улыбается ему.
– Не сомневаюсь, что ты завоюешь ее расположение. Собственно, я подозреваю, она изменит свое мнение гораздо скорее, чем ты думаешь.
Кам пытается прочитать, что скрывается за ее загадочной улыбкой, но не может.
– Кошка, съевшая канарейку, – говорит он. – Мне не нравится, когда ты что-то держишь от меня в секрете.
– Нет здесь никакого секрета, – возражает Роберта. – Просто знание человеческой природы. А теперь пойдем, пора на фотосессию.
Кам вздыхает.
– Опять?
– Предпочитаешь пресс-конференцию?
– Ножичком в глаз? Нет уж, спасибо!
Кам вынужден признать: этот способ налаживания контактов с СМИ гораздо лучше пресс-конференций и интервью. Роберта и ее единомышленники из «Граждан за прогресс» проворачивают рекламную кампанию по высшему классу. Задействовано все: уличные рекламные щиты, постеры, объявления в газетах, в Сети и так далее. Везде лишь фото, но все равно, реклама – великая сила.
Первый этап кампании включает изображения крупным планом различных частей тела Кама. Глаз; разноцветные полосы волос; звезда на лбу, составленная из секторов кожи различных оттенков… Каждая фотография снабжена загадочной фразой вроде: «Время пришло…» или «Блестящее будущее». И все – больше никаких намеков на то, что же, собственно, рекламируется. А потом, когда любопытство публики дойдет до предела, на постерах появятся его лицо, потом – тело, а потом – целый Кам.
– Мы окружим тебя ореолом тайны, – растолковывала ему Роберта во время одной из их бесед на эту тему. – Будем играть на их детском пристрастии ко всяческой экзотике, пока публика не начнет топать ногами, желая узнать больше.
– Стриптиз, – съязвил Кам.
– Ну да, вроде того. Но более возвышенная версия, – признала наставница. – Как только рекламная кампания достигнет этой точки, ты выйдешь на всеобщее обозрение, но не как диковинка, а как знаменитость. И когда, наконец, ты снизойдешь до интервью, они будут проходить на наших условиях.
– На моих, – поправил Кам.
– Да, конечно. На твоих условиях.
И сейчас, глядя на Рису сквозь одностороннее зеркало, он размышляет, что способно убедить эту девушку согласиться на его условия? Роберта говорила: он может заполучить все, чего пожелает; но как добиться, чтобы то, вернее, та, кого он желает больше всего на свете, – эта девушка, Риса, – захотела быть с ним без принуждения, по собственной воле?
– Кам, прошу тебя, пойдем. Мы опаздываем.
Кам встает, но прежде чем выйти за дверь, бросает последний взгляд через стекло на Рису, которой уже удалось забраться в постель. Она лежит на спине, вытянувшись во весь рост, и угрюмо смотрит в потолок. Потом закрывает глаза.
«Словно заколдованная принцесса, – думает Кам. – Я освобожу тебя от злых чар. Тогда у тебя не останется выбора, и ты полюбишь меня».
30Нельсон
Инспектор, ставший пиратом, бросает все дела и едет проверить одну из самых ценных своих ловушек. К сожалению, расположена она не очень удачно – в районе, который затопляется во время ураганов. Нет ничего отвратительнее утонувшей добычи. Если не считать процесса избавления от трупа. Нельсон с удовольствием продолжил бы прочесывать страну в поисках убежищ беглецов в надежде найти в одном из них Коннора Лэсситера, но на Среднем Западе ожидается сильная буря, и стоит проверить западню.
Ловушка представляет собой кусок дренажной трубы – бетонный цилиндр пяти футов в высоту и двадцати в длину, лежащий на пустыре, куда много лет не ступала нога фермера. Таких труб здесь с десяток; валяются, заросшие травой, после того как очередной проект общественных работ… хм… вылетел в трубу. Отличное место для беглецов; к тому же в одной из труб спрятан целый склад консервов. А внутри труба покрыта сверхклейкой смолой, которая намертво прилипает и к одежде, и к коже, так что если влип в нее, не вырвешься, будто тебя зацементировали. Нельсону доставляет извращенное удовольствие думать, что он ловит беглецов, как тараканов.
Само собой, в трубе сидит мальчишка. Как муха в паутине.
– Помогите! – кричит он. – Пожалуйста, помогите мне!
Мальчишка, физиономия у него усыпана угрями, а зубы кривые и желтые от жевания табака. А может, они у него такие с рождения. Словом, экземпляр не ахти, на черном рынке дорого не продашь. Патлы сбились в колтуны от клея, хотя, как подозревает Нельсон, в чистом виде они вряд ли лучше.
– О Боже! Что с тобой случилось? – восклицает Нельсон с деланной заботливостью.
– Да тут фиговина какая-то, клей или типа того! Я в ней засел!
– Хорошо, – говорит Нельсон, – я помогу тебе. У меня в фургоне есть растворитель.
Вообще-то, растворитель у него здесь, при себе. Он делает вид, будто убегает, потом возвращается, пропитывает тряпку отвратительно пахнущей жидкостью, залезает в трубу и смачивает одежду и кожу мальчика. Понемножку тот отлепляется от трубы.
– Спасибо, мистер, – говорит мальчик. – Огромное спасибо!
Нельсон вылезает наружу и ждет, пока мальчишка, липкий, перемазанный клеем и вонючей гадостью, мерзкий, как новорожденный младенец, не подползет к выходу. Продравшись на свет божий, этот дурень начинает, наконец, соображать.
– Эй, погодите! Зачем вы растворитель с собой?..
Нельсон не дает ему закончить. Он хватает мальчишку, заламывает ему руки за спину и стягивает запястья капроновым шнуром. Потом толкает на землю и втыкает в него анализатор ДНК.
– Уильям Уоттс, – объявляет Нельсон, и мальчишка стонет. – В бегах четыре дня. Так себе нора, да?
– Не отдавайте меня копам! – визжит Уоттс. – Не отдавайте меня копам!
– Ну конечно, не отдам! – уверяет его Нельсон. – Какие копы? Ты пойдешь на черный рынок, голубчик, а мне отвалится неплохая денежка. Дзынь-дзынь! Слыхал, как монетки звенят?