Коннор вскидывается.
– «Поколения террора»?
– Ну, ты же знаешь, Восстания подростков? Бунты дикарей?
– Вообще без понятия.
Адмирал смотрит на него так, будто Коннор – полный идиот.
– Господь всемогущий, чему вас учат в этих так называемых школах? – Он немного успокаивается и продолжает: – Хотя что это я? С какой стати им вас этому учить? Историю пишут победители, а там, где нет победителей, все в конце концов попадает в корпоративные шредеры.
Он смотрит в окно с печальной покорностью человека, знающего, что он слишком стар и мир изменить не сможет.
– Вам нужно заняться самообразованием, мистер Лэсситер, – говорит он. – Допустим, в школе этому и не учат, но не могут же они полностью стереть всю историю. Где-то остаются следы. В нашей истории – причина, по которой люди оказались так сговорчивы и приняли Соглашение о разборке. Истинная причина, по которой мы ведем такой извращенный образ жизни.
– Уж извините, что я такой темный, – ворчит Коннор.
– Да ладно тебе. Просто делай с этим что-нибудь. А если тебе любопытно узнать об этих «Гражданах за прогресс», тем более учись! Узнавай, выведывай. Что ты о них знаешь?
У Коннора возникает желание рассказать все, о чем узнал от Трейса, но он вовремя соображает, что сердце старика может и не выдержать. Адмирал больше не занимается делами Уцелевших. Он приехал, чтобы устроить Коннору вполне заслуженную выволочку, но не стоит снова вовлекать его в их дела.
И он отвечает Адмиралу:
– Толком ничего не знаю, – отвечает Адмиралу Коннор. – Так, сплошные слухи.
– Ну, тогда оставь их тем, кто их распускает. А теперь утри сопли и марш из моего лимузина спасать детей.
После отъезда Адмирала Трейс, соблюдая субординацию, просит о личной встрече с Коннором. Несмотря на то, что бывший десантник работает на инспекторов и «Граждан за прогресс», он по-прежнему обращается к Коннору уважительно, как к старшему по званию. Коннор не знает, что и думать. Он не может определить, искренен с ним Трейс или водит за нос. Коннора воротит от мысли, что он – пешка в руках Инспекции по делам несовершеннолетних и выполняет обязанности надзирателя за их драгоценным хранилищем Уцелевших. Но теперь он получил от Трейса ценные сведения о планах инспекторов, и у него возникает чувство, будто это он, Коннор, дурачит власти, а не наоборот. Истина не сделала его свободным, как предполагал Трейс, зато дала ощущение власти над своими тюремщиками.
Они с Трейсом едут по одной из восточных улиц, мимо рядов пыльных истребителей. Парни сейчас далеко от остальных обитателей Кладбища, так что встреча и впрямь приватная.
– Ты должен знать: что-то назревает, – предупреждает его Трейс.
– Что именно?
– По моим данным, в Инспекции по делам несовершеннолетних раскол. Кое-кто не прочь расправиться с Кладбищем, им нужен только предлог.
– Если им так приспичило взять нас, за предлог сойдет уже само наше существование.
– Я сказал «кое-кто не прочь расправиться». Крутыши, на которых я работаю, не из их числа; и до тех пор, пока все здесь идет как по маслу, они будут держать инспекторов в наморднике. Я виртуозно исполняю роль подсадной утки и продолжаю вешать им лапшу, что корабль, на котором капитаном Элвис Роберт Маллард, не собирается идти ко дну.
Коннор смеется:
– Так они все еще не знают, что Элвис ушел?
– Не подозревают. И у них нет причин сомневаться в моих сведениях. – Трейс на секунду замолкает. – Ты рассказал обо мне Адмиралу?
– Нет. Я вообще никому о тебе не сказал.
– Вот и хорошо. Лидер должен знать то, о чем никто не догадывается, и выдавать информацию хорошо выверенными порциями.
– Не учи меня своим военным штучкам-дрючкам, – фыркает Коннор. – У тебя все?
– Нет, не все.
Они доезжают до конца улицы, и Трейс останавливается перед поворотом на следующую. Вынимает из кармана клочок бумаги и подает ее Коннору. На бумажке нацарапано имя: Дженсон Рейншильд.
– Кто это? Я должен его знать? – спрашивает Коннор.
– Нет. Судя по всему, о нем вообще никто ничего не должен знать.
У Коннора лопается терпение.
– У меня нет времени на твои загадки.
– Вот-вот, в самую точку, – говорит Трейс. – Этот человек – сплошная загадка.
Он трогается с места, и они поворачивают в следующий проезд между самолетами.
– Помнишь, на прошлой неделе я отправился в Финикс за запчастями для «Дримлайнера»?
– Не был ты в Финиксе, – говорит Коннор. – Ты поехал на встречу со своими хозяевами из «Граждан за прогресс». Думаешь, я этого не знаю?
Похоже, Трейс слегка удивлен. Удивлен и доволен.
– Я не сказал, потому что не знал, доверяешь ли ты мне.
– Не доверяю.
– Имеешь право. Ну да ладно. На этот раз все было иначе. Они не просто встретились со мной, а самолетом доставили в свою чикагскую штаб-квартиру. Там я должен был отчитаться по полной форме перед собравшимися в конференц-зале. Само собой, о некоторых ключевых вещах я умолчал, например, о нашем плане побега. Я сказал, что «Дримлайнер» будет новым спальником и что его пилотскую кабину мы размонтировали, а оборудование продали.
– Ах, вот как. Ты, значит, врешь по всем фронтам, не только мне.
– Это не вранье. Это дезинформация, – невозмутимо отвечает Трейс. – После собрания я отправился на разведку. В вестибюле у них на мраморе высечены имена всех бывших президентов организации; некоторые из них ты наверняка слышал: всё акулы бизнеса, до войны или после. Но одного имени там не было. Его попросту стерли и даже не потрудились замаскировать пустое место. А потом я наткнулся в саду на скульптуру, изображающую основателей организации. Их там пятеро, а пьедестал явно для шестерых. На месте, где стоял шестой, остались пятна ржавчины.
– Дженсон, как бишь его?
– Рейншильд.
Коннор пытается сообразить, в чем тут дело, но у него не получается.
– Черт-те что. Если им так хотелось, чтобы он исчез, зачем оставлять следы на мраморе? Почему бы не сделать новый пьедестал?
– Потому что, – отвечает Трейс, – они не просто хотят, чтобы он исчез. Они хотят, чтобы члены организации знали, что это они заставили его исчезнуть.
Несмотря на жару Коннору становится холодно.
– А какое отношение это имеет к нам?
– Перед моим отъездом пара дружелюбно настроенных крутышей повела меня в свой приватный клуб. Ну, скажу я тебе, и местечко! Там подают такую выпивку, что даже на черном рынке не достанешь: настоящая русская водка, текила, сделанная до того, как исчезла агава… Пойло, наверно, стоит штуку долларов за рюмку, а эти господа хлебали его, как воду. Когда они накидались, я спросил про недостающую статую. Один из них выболтал имя Дженсона Рейншильда, а потом заволновался, что проговорился, и они тут же сменили тему. Я подумал, на том и конец… – Трейс останавливает джип, чтобы смотреть Коннору в глаза. – Но когда я собрался уходить, один из крутышей сказал мне такое, что я до сих пор не могу выкинуть это из головы. Он похлопал меня по плечу, назвал приятелем и сказал, что разборка – это больше, чем просто медицинская процедура, это самая суть нашего образа жизни. «“Граждане за прогресс” посвятили себя его защите, – заявил крутыш, – и если тебе дорога голова, забудь имя, которое сегодня услышал».
37Риса
«Я была на попечении государства. Меня отправили на разборку, и я ударилась в бега. Если бы я не сбежала, сейчас меня бы уже не было на свете. Ты, наверно, думаешь, мне повезло. Но из-за того, что я предпочла жить в целости, четырнадцатилетняя Морена Сандоваль, отличница с блестящим будущим, умерла: ей не досталась печень, которую она могла получить от меня. Джеррин Стейн, отец троих детей, умер от инфаркта, потому что свое сердце я оставила себе, а не ему. А пожарный Дэвис Мэйси погиб от удушья, потому что ему нечего было имплантировать взамен сгоревших легких.
Я жива сегодня, потому что сбежала от разборки, и мой эгоизм стоил этим и многим другим людям жизни. Мое имя – Риса Сирота, я – беглец, и теперь я вынуждена жить с сознанием того, скольких невинных людей убила».
Спонсор рекламы: «Граждане за справедливость».
38Хайден
Хайден таращится на экран компьютера, пытаясь осмыслить эту «социальную рекламу». Тут какой-то розыгрыш? Но он знает: это не шутка. Хайден рад бы рассердиться на Теда, этого въедливого инет-серфера, который показал злополучный ролик, да не получается: мальчишка-то в чем виноват?
– Что будем делать? – спрашивает Тед.
Хайден оглядывает «Ком-Бом». Все восемь его сотрудников смотрят на своего начальника так, словно в его силах убрать это объявление из Сети.
– Предательница чертова! – выкрикивает Эсми.
– Заткнись! – прикрикивает на нее Хайден. – Все заткнитесь, дайте подумать.
Он пытается придумать объяснение. Может, Риса не имеет отношения к этой рекламе? Может, это специальный трюк, чтобы деморализовать их? Но правда кричит громче любых измышлений. Риса публично выступает в защиту разборки. Она перешла на сторону врага.
– Нельзя, чтобы Коннор узнал об этом, – говорит он наконец.
Тед с сомнением качает головой.
– Но это же везде: и по телику, и в Сети, с самого утра! Ролик не один. Риса записала целую серию роликов и интервью.
Хайден меряет шагами тесный салон самолета, пытаясь собрать разбегающиеся мысли.
– Хорошо, – говорит он, заставив себя успокоиться. – Хорошо… Все компьютеры с доступом к Сети собраны здесь, в «Ком-Боме», и в библиотеке, так? А телик в центре развлечений показывает то, что передаем мы.
– Ну да…
– Угу… А можем мы до того, как передавать в эфир, прогонять все через программу распознавания лиц и вычищать то, что касается Рисы? Есть у нас такой софт?
Несколько секунд все молчат, наконец, заговаривает Дживан:
– У нас куча старых военных программ безопасности, распознавание лиц там должно быть. Наверняка я смогу слепить из них что-нибудь.