– Молодец, получилось! – слышит он возглас Мираколины. – И что теперь?
– Пока не знаю.
Руки Льва все так же привязаны к штырям кроватной спинки. Больно! Теперь ему видно, как сочится кровь из запястий. Стоп, а это что? У него на руках ржавчина! В голове проносятся бесполезные сведения: врачи рекомендуют сделать укол от столбняка, если поранился ржавой иглой или еще чем-то. Он вспоминает принадлежащий его семье пляжный дом – вокруг стояла железная ограда, насквозь проржавевшая от соленого морского воздуха. Проржавевшая насквозь… Лев всматривается в то место, где штыри соединяются с кроватной рамой. Так и есть! Штырь, к которому привязана его левая рука, проржавел. И Лев, опять не обращая внимания на боль, дергает и дергает рукой, пока штырь не ломается. Левая рука свободна!
– Что ты там делаешь? – спрашивает Мираколина.
Вместо ответа он хватает ее за руку. Девочка ахает.
Штырь, к которому привязана правая рука, покрепче, но он тоже покрыт ржавчиной и к тому же, страшно шершавый. Лев понимает: эту штуковину ему не сломать, поэтому начинает двигать запястье вверх-вниз. Шнур трется о шершавую поверхность штыря; постепенно капрон истончается, и шнур рвется. Правая рука тоже свободна. Лев вытирает запястья о матрас и вылезает из-под кровати.
– Как тебе это удалось? – изумляется Мираколина.
– А я Супермен, – отвечает он.
Осмотрев путы Мираколины, Лев запускает руку под ее матрас: там тоже ржавый металл. Отодвинув кровать от стены, он ногой колошматит по спинке, пока штыри, к которым привязаны руки Мираколины, не ломаются. Теперь ей остается вытащить руки из капроновых петель. Свобода!
– Все нормально? – спрашивает Лев. Мираколина кивает. – Хорошо. Теперь пошли отсюда. – Но когда он опирается на правую ногу, она подворачивается в лодыжке. Лев морщится. Ну вот, теперь он хромой.
– Что с тобой? – беспокоится Мираколина.
– Кажется, растянул лодыжку, когда стучал по штырям, – говорит Лев. Мираколина подставляет ему плечо, и они идут к двери.
Распахнув ее, они сразу понимают, где находятся. В лесной хижине, в такой глуши, что хоть неделю во все горло ори, никто не услышит.
От порога хижины убегает тропинка. «Наверное, она к дороге ведет», – думает Лев. Он опирается на больную ногу и снова морщится от боли. Мираколина продолжает поддерживать его, он с благодарностью принимает ее помощь и ковыляет, обнимая ее за плечи.
Когда они отходят на приличное расстояние, он говорит:
– Вот теперь я точно не смогу обойтись без твоей помощи. Нужно предупредить моего друга.
Она сбрасывает его руку со своего плеча, и Лев с трудом удерживается на ногах.
– Не стану я тебе в этом помогать! Твой друг – не моя проблема!
– Ну, посмотри же на меня! Я еле-еле хожу. И сам не справлюсь!
– Я отведу тебя в больницу.
Лев качает головой.
– Отправившись к Кавено, я нарушил условия досрочного освобождения. Если меня поймают, засадят пожизненно.
– Не надо меня в этом обвинять!
– Я только что спас тебе жизнь, – напоминает ей Лев. – А ты хочешь поломать мою?
Мираколина смотрит на него почти с такой же ненавистью, как в день, когда они встретились.
– Этот охотник за беглецами доберется до пещер раньше нас. Какой смысл идти туда? – И тут она внимательно всматривается во Льва, словно стараясь прочитать его мысли, и восклицает: – Твой друг вовсе не там!
– Нет.
Она вздыхает.
– Так я и думала.
55Мираколина
Мираколина не из тех, кто действует наобум. Все должно быть тщательно и заблаговременно спланировано. Ведь и ее побег из замка Кавено – не просто бегство наобум, как придется и куда получится, а результат скрупулезной подготовки. Поэтому, когда здесь на этой лесной тропинке ее охватывает непонятный порыв, она к нему не готова.
– Я не буду тебе помогать, пока не свяжусь с родителями, – заявляет она и вдруг осознает, что вступает со Львом в переговоры. То есть допускает возможность отправиться с ним. Наверное, дело в посттравматическом стрессе.
– Нельзя! Если ты позвонишь родителям, они узнают, что не пираты напали на фургон, который вез тебя в лагерь. Деятельность Кавено и его команды окажется под угрозой.
– Почему ты сбежал, если для тебя так важны их дела?
Лев переступает с ноги на ногу и снова морщится от боли.
– Потому что дела у них правильные, – говорит он. – Просто не для меня.
Мираколина озадачена. Какой же он непоследовательный! Никаких принципов у человека! Раньше, когда она почти не знала Льва, ей было проще относиться к нему, как к проблеме, а теперь… Этот мальчик – настоящий парадокс. Сначала он идет на массовое убийство, не останавливаясь перед тем, чтобы разорвать в клочья и самого себя, а потом предлагает пирату свою жизнь в обмен на жизнь Мираколины! Как может человек так метаться: то никакого уважения к чужим жизням, то самопожертвование, и ради кого? Ради девчонки, которую почти не знает! Это удар по основам бытия Мираколины: зло – это зло, добро – это добро, середины не существует; серых тонов нет.
– Я свяжусь с родителями и дам им знать, что жива, – непреклонно заявляет она. – Представляю, как они обрадуются!
– Звонок легко отследить!
– Но мы ведь не будем торчать на одном месте? Если мама и папа заявят инспекторам, те будут знать только, где мы были, но не куда направляемся. – Секундная пауза и вопрос: – А куда мы направляемся?
– Ладно, думаю, ты можешь связаться с родителями, – сдается Лев, – но не спрашивай меня, куда мы двинемся. Чем меньше тебе известно, тем лучше.
И хотя в голове девочки загорается красная лампочка тревоги, она соглашается:
– Договорились. – А затем добавляет, уперев руки в бока: – И кончай прикидываться, что у тебя лодыжка болит. Если будешь и дальше так ковылять, мы далеко не уйдем!
Лев хитро улыбается и уверенно опирается на «больную» ногу. Только сейчас до Мираколины доходит, что она проиграла переговоры, едва начав их. Ведь еще до того, как он попросил ее о помощи, часть ее – тайная, доселе скрытая от нее самой – уже решила отправиться с ним.
56Лев
Нынешнее путешествие Льва к Кладбищу сильно отличается от предыдущего. В тот раз у него не было определенной цели, израненная душа и кровоточащее сердце сделали его Хлопком-самоубийцей.
Сначала у него был спутник – Сай-Фай и еще мальчик, который жил внутри Сай-Фая и даже не догадывался, что его разобрали. Потом Лев оказался в полном одиночестве – легкой добычей для охотников за упавшими на самое дно, охотников, подкрадывающихся исподтишка, словно москиты. Они предлагали ему помощь, и крышу над головой, и еду, но на уме у них были лишь кровь и разрушение. Краткое пребывание в резервации Людей Удачи подняло дух Льва, вернуло ему силы, но и оно закончилось трагедией, когда появились пираты…
Существование вне закона закалило Льва, тяжелый жизненный опыт ожесточил душу. В те страшные дни мысль о том, чтобы взорвать себя, забрав заодно в небытие и солидный кусок мира, казалась ему весьма привлекательной.
Но сейчас, выбравшись из черной ямы, Лев уверен: что бы с ним теперь ни приключилось, он больше никогда не упадет в нее снова.
Итак, Мираколина хочет позвонить маме с папой, и Лев выуживает сотовый телефон из кармана зазевавшегося прохожего. Мираколина делает короткий звонок, по-деловому сообщая, что жива, и обрывает разговор, когда мать начинает заполошно расспрашивать о ее местонахождении.
– Ну что, доволен? – бросает Мираколина Льву. – Коротко и ясно, как видишь.
Она настаивает вернуть телефон тому самому прохожему, у которого Лев его украл, но ротозея давно след простыл, так что мальчик опускает сотовый в карман другого человека, чем-то смахивающего на бывшего владельца.
Денег у них нет совсем, значит, приходится красть. Лев прибегает к приемчикам, которым научился, живя на улице: то свистнет с витрины, то воспользуется отмычкой и влезет в кладовку. Как ни странно Мираколину его противоправные действия не коробят.
– Я составлю список того, что мы взяли, и мест, откуда мы это взяли, – говорит она Льву. – За все будет заплачено еще до того, как меня разберут.
Заладила: «Разберут, разберут»… Жертва несчастная! И все же в душе Льва живет крохотная надежда, что раз моральные устои Мираколины не столь тверды, то, вполне вероятно, ее навязчивая идея тоже может оказаться не такой навязчивой…
Время не ждет. Нельсон среди людей – что бладхаунд среди ищеек, со следа не собьешь; а уж когда он узнает, что его «кинули», пощады не жди. Им нужно добраться до Коннора как можно скорее.
Ни Лев, ни Мираколина не умеют водить автомобиль, а даже если бы и умели, до возраста, когда получают права, еще не доросли. Первый же полицейский положил бы их поездке конец. А если ехать на попутках, то дети, путешествующие автостопом – это как красный сигнал светофора. Поэтому им приходится передвигаться скрытно: то в больших фурах, когда удается проникнуть в грузовой отсек, то на платформах пикапов, затянутых брезентом, под которым можно спрятаться, и так далее. Водилы, бывает, гоняют их, но только для вида: у людей есть дела поважнее, чем бегать за какими-то детишками.
– Как я ненавижу то, чем мы занимаемся! – вопит Мираколина, удирая от особенно агрессивного дальнобойщика, гнавшегося за ними с монтировкой метров двести. – Я чувствую себя замаранной! Просто недочеловек какой-то!
– Вот-вот! – отзывается Лев. – Теперь ты знаешь, каково приходится настоящему беглецу!
Лев вынужден признать: здорово снова стать беспризорником. Впервые попасть на улицу ужасно – боязнь предательства, отчуждение от общества и выживание, выживание, выживание. Тогда все претило, образы прошлого до сих пор мучают в кошмарах; но теперь все иначе. Подчиняться инстинктам, следовать за своими импульсами, а уж о приливах адреналина и говорить нечего – все это куда увлекательнее той жизни птицы в клетке, которую он вел в замке Кавено. И похоже, Мираколине тоже не чужды эти радости: каждый раз, как им удается какая-нибудь проделка, она словно оттаивает. Порой на лице ее даже мелькает улыбка.