чется выглядеть успешными, машину каждые год-два менять, мебель… Только не думают: сегодня считаешься молодым, перспективным и море по колено, а лет через десять еще моложе приедут, и их предпочтут тебе, потому что платить надо меньше. А кредит за дом, как ярмо на шее.
— Ладно, еще не вечер, разберемся, — успокоительно заметил Олег. — Какая вторая новость?
— Летом они всем семейством собираются в Москву и, скорей всего будут жить у нас. Надо подумать, как их разместить, все-таки двое взрослых и внук подрос, — Ника встала и прошла к холодильнику, — чувствую: наш сын загулял всерьез и явится еще не скоро, а мне на нервной почве есть захотелось. Давай салатику поклюем и выпьем за первую новость в Новом году!
Глава 12
Как-то в самом конце января семья собралась за ужином. Настроение за столом царило приподнятое. Самый сложный экзамен по анатомии после долгой зубрежки и походов в морг был успешно выдержан, и первая в жизни сына сессия завершилась успешно. Поднявшись из-за стола, чтобы включить чайник, Ника краем глаза заметила, как сын что-то шепчет на ухо отцу.
— Если кампания больше двух — в ней нет секретов, признавайтесь, что произошло? — весело объявила она.
— Наш сын спрашивает, можно ли позвонить в Штаты и сообщить, что сдал сессию? — сообщил Олег.
— Разве кто-то запрещал тебе общаться с сестрой? — недоуменно поинтересовалась Ника у Витьки.
— Нет, конечно, — замялся тот, — но мне показалось, что вы с ней в контрах из-за покупки дома.
Крыть было нечем, в последнее время вечерами они с Олегом только об этом и говорили, не заботясь, слышит ли их Витька.
— Нам с папой кажется, что Гера с Маришкой поспешили, но, в конце концов, они уже взрослые и вольны принимать любое решение. Так что, иди и общайся, — усмехнулась Ника…. — почему, собственно ему нельзя звонить сестре? — задиристо заявила она мужу, дождавшись, пока Витька скрылся в своей комнате. — И возводить американскую жизнь в абсолют совершенно ни к чему. Наши дети уехали уже больше двух лет, и в глубине души мы давно свыклись с мыслью, что они далеко, не хотели признаваться в этом самим себе. А купили они дом или нет, это частности.
— И давно у тебя появились такие здравые мысли? — весело поинтересовался Олег.
— Представь себе, как-то с пару дней назад проснулась среди ночи, смотрю, а комнате Витьки свет горит. В дверную щелку заглянула осторожно и обомлела: наш сын сидит и сам, без напоминаний занимается.
— Это ты к чему? — удивился Олег.
— К тому, что парень вырос и его жизнь заслуживает такого же внимания, как жизнь сестры и ее мужа.
— Согласен, — кивнул Олег, — но как бы мы к ним не относились, встретить и разместить их надо, — он неожиданно рассмеялся и покачал головой. — Представить трудно: еще какие-то два года назад жили все вместе, они ютились с малышом в 16-ти метровой комнате и воспринимали это, как должное. А теперь дом с тремя спальнями.
— Завидуешь? — усмехнулась Ника.
— Представь себе, нисколько, — признался Олег, — и не потому, что лишен этого чувства, а просто не знаю чему?
— В твоей душе полета нет, привык малым довольствоваться, — нравоучительно пояснила Ника. — Пойдем спать, пусть брат с сестрой общаются, глядишь: до чего-нибудь и договорятся, а мы пока встревать не будем.
Челночная дипломатия постепенно принесла плоды. На 8 марта семьи обменялись поздравлениями, вскоре Маришка стала увлеченно рассказывать матери о тамошнем житье-бытье, а ближе к лету они с Никой всерьез обсуждали детали приезда.
Время — субстанция коварная. Подобно опытному гримеру оно незаметно для глаза день за днем обволакивает знакомых тебе людей безликой клейкой массой незначительных забот и делишек, прихотливо окрашивая в цвета сиюминутных настроений. И ты постепенно забываешь, что крылось под этими масками. Но однажды наступает момент, когда связующая основа теряет прочность. Тогда маска обращается в прах, и бытие обретает прежние, давно забытые формы…
Американцы гостили две недели. И все это время в их уютном и тихом жилище в спальном районе царил хаос, который случается, когда в трехкомнатной квартире с кухней средних размеров вместе с хозяевами обосновалась на время привыкшая жить широко американская семья. Правда, вопрос с ночевкой уладился без хлопот. Возвращать молодых в комнату, в которой они жили отъезда, Олег с Никой не стали. Их поселили в пустующей гостиной на раскладном двуспальном диване, приобретенном специально по случаю приезда, а подросшего внука у сына на диванчике.
Внук говорил по-русски плохо, постоянно путался в словах, и называл Олега «Гранд Дэдди». И тот внезапно осознал, что в одночасье перешел в категорию деда, а мало изменившаяся на его взгляд супруга Ника стала бабушкой. Но это было еще полбеды. Основная шокирующая, особенно вначале, перемена состояла в том, что зять, и дочка окончательно обамериканились. С первых минут приземления они легким презрением взирали на окружающее, подчеркивали гнусавый акцент, а на предков из Москвы смотрели немного свысока и разговаривали снисходительно, как с малыми детьми. Олега с Никой это коробило, но чтобы не смущать младшего сына Витьку, оба старательно делали вид, что ничего не замечают. Пока он сам однажды не отозвался о них с усмешкой: наши американцы.
Но стоило лишь однажды Маришке встретиться со своими однокашниками, а Гере нанести визит на кафедру, которую оканчивал, и все благоприобретенные американизмы в поведении растаяли, словно их и не было вовсе. Эту удивительную метаморфозу первой заметила Ника. — Ты слышал, как они с друзьями по телефону общаются? — шепотом поделилась она с мужем, когда поздней ночью в квартире, наконец, воцарилась тишина.
— Краем уха. Сначала решил, что показалось, а теперь не знаю, радоваться или огорчаться, — подтвердил тот.
— Конечно, обидно, когда дети, которые стольким нам обязаны, начинают из себя, не пойми, кого корежить, — согласилась Ника. — Но с другой стороны, им дальше жить не с нами, а со сверстниками они общаются нормально.
— Так-то оно, так, но что-то меня стало настораживать, — заметил Олег. — Ты заметила, что раньше наш Витька воспринимал их с долей скепсиса, а теперь на обоих, особенно на сестру смотрит с немым обожанием и чуть ли каждому слову внимает. Страшного в этом ничего нет, на то она и старшая сестра, но они с Герой приехали, и уехали, а нам сына еще долго поднимать надо.
— Считаешь, что не все так просто, — озабоченно вздохнула Ника. — Хорошо, а осторожно попытаюсь поговорить с Маришкой…
Случай выдался уже следующим утром. Олег уехал разбираться с новым заказом, Витя с Германом отправились в компьютерный клуб, и Ника с дочерью остались одни. Разговор первой начала Маришка, и по тону беседы Ника сразу догадалась, что вдвоем они остались не случайно.
— Как ты видишь будущее нашего Витьки? — сразу огорошила ее дочь.
— Пусть окончит сначала институт, специальность врачебную выберет, там посмотрим, — пожала плечами Ника. — На мой взгляд, здесь врачей готовят не хуже.
— Это раньше так было, — безапелляционно возразила Маришка. — Сейчас и лекарства уже другие, и методы лечения. А главное, в Штатах хорошие врачи зарабатывают и живут соответственно. Не питаются, как здесь, подачками больных, в виде бутылок коньяка и коробок конфет, а получают с медицинских страховок, официально, — у дочки внезапно загорелись глаза, и она в упор посмотрела на мать. — Пойми, наконец, талантливым ребятам в этой стране делать нечего! «Мажоры», с которыми Виктор сейчас учится, будут руководить, такие, как он, — пахать на них, как проклятые, чтоб что-то заработать. А эти ребята, пользуясь ситуацией, станут присваивать результаты труда. А в Штатах каждый сам за себя и талант всегда пробьется, — не ожидая такого натиска, Ника в замешательстве молчала, а Маришка, восприняв ее молчание, как знак согласия, еще больше вошла в раж. — Твой Олег — обыкновенный неудачник, имей мужество это признать. Представь, что в советские времена ты, с университетским образованием и замужем за дипломированным телевизионным мастером. Все равно, как этот продавец комиссионки Дима из горячо любимого вами фильма «Берегись автомобиля». Конечно, жила бы гораздо обеспеченнее, чем с инженером или ученым, но такие, как он — обслуга у богатых жуликов, только и всего.
Было страшно обидно и за страну, и за себя, и, особенно за Олега, устроившего в Плехановский эту неблагодарную девчонку, которая последние тирады произносила явно с чужих слов. Но Ника, сумела взять себя в руки и не возражала, понимая, что практицизм, напрочь лишенный сантиментов — это американский стиль, иначе в стране эмигрантов просто не выжить.
— Что ты предлагаешь? — спросила она, как можно спокойнее.
— Я предлагаю попробовать перевести Витю в какой-нибудь американский университет, поближе к нам, — предложила Маришка. — Сейчас такая форма практикуется: по обмену. Там язык подучит, и останется.
— Это пусть он сам решает, — ответила Ника, справедливо полагая, что это очередная идея-фикс, зародившаяся в чьей-то молодой и горячей голове.
Однако все оказалось не так просто. После отъезда сестры их сын «заболел» Америкой и говорил об этом беспрерывно, пока однажды за ужином окончательно не достал мать с отцом. — Ведешь себя, как предатель — поманили из-за океана «Кока Колой», и готов на все, — в сердцах бросила Ника.
— Перестань, мама, на мое будущее вам с отцом глубоко наплевать! Вы оба просто боитесь остаться одни на старости лет!
— Слава Богу, мы с мамой пока еще твердо стоим на собственных ногах! — вмешался Олег. — Совсем сошел с ума от своей Америки. Ты хоть представляешь, как сложно этот перевод осуществить?
— Ты, чтоб перед мамой себя показать, Маришку в Плехановский устроил, а ради родного сына постараться не хочешь! — парировал Витька.
Ощущение было таким, будто на них с женой выплеснули помои. По лицам родичей сын моментально сообразил, что сболтнул лишнего и стал каяться, уверяя, что имел ввиду совсем иное… Эти разговоры так бы и забылись, не случись вскоре история, сильно поколебавшая взгляд Ники на отечественную медицину. Как-то вечером ей позвонила подруга.