«Это сейчас должно пройти, — подумал Олег, — нужно только лечь поудобнее. — И осторожно, чтоб ненароком не разбудить Нику, повернулся на правый бок. Но шуруп, вместо того, чтоб успокоиться, все глубже вворачивался вглубь туловища. — С сердцем что-то неладно», — наконец, сообразил он и стал будить жену.
Минут через пятнадцать подъехала «Скорая». Заспанная молодая врачиха мрачно выслушала сбивчивые объяснения и попросила перевернуться на спину.
— Что со мной? — испуганно спросил Олег.
— Думаю, инфаркт, сейчас сделаем обезболивающий укол, снимем кардиограмму и все станет ясно, — пояснила она и, заметив, как от ее слов испуганно сузились зрачки Олега, ободряюще добавила, — не переживайте, теперь от этого не помирают.
«Ну конечно, только инвалидом становятся, — горько усмехнулся про себя тот, — по нынешним непростым временам это хуже смерти».
Словно прочитав его мысли, врачиха повернулась к фельдшеру:
— Не в курсе, наш Михалыч еще в отпуск не ушел?
— Вчера под утро такого же отвозили, и он принял, — утвердительно кивнул тот.
— Поехали, — решительно поднялась врачиха. — Если повезет, как новенький будешь, — повернулась она к Олегу. — Есть один молодой врач, он чудеса творит.
— Только чудес мне еще не хватает, — из последних сил пробормотал Олег.
— Это я так образно выразилась, — сконфузилась врачиха. — Он — хирург от Бога, только бы дежурил сегодня…
Пока везли в больницу, Ника сжимала ему руку и дрожащим голосом шептала что-то ободряющее, а ему страшно хотелось заглянуть ей в глаза и попросить прощения за то, что так глупо все произошло… Наконец, машина остановилась. Олег заметил, как распахнулись входные двери, и в проеме появилась внушительная фигура врача с детским и удивительно добрым лицом.
— Давайте, прямо в операционную, — распорядился он, кинув беглый взгляд на пациента.
Олега переложили на каталку и повезли по длинным унылым коридорам. Доехав до нужной двери, каталка резко остановилась, и он оказался на пороге огромного зала, залитого ярким светом. Олега подвезли к узкому кожаному столу черного цвета, раздели догола и помогли перелечь.
— Желудок в порядке, новокаин переносите? — поинтересовался подошедший анестезиолог в маске. Олег утвердительно кивнул.
— Под общим наркозом будете делать? — на всякий случай поинтересовался он.
— Нет, под местным….не бойтесь, больно не будет, — успокоил врач. — Сейчас сестра вас подготовит и начнем.
Олег закрыл глаза и почувствовал, как колдуют над его правой рукой.
«Неужели все так просто?» — мелькнула в полусонном сознании вялая мыслишка, и он незаметно для себя задремал…
Очнулся он от яркого света, властно вторгнувшегося в сознание сквозь неплотно смеженные веки. Над ним склонился тот самый убедительных размеров хирург с детским лицом и внимательными глазами.
— Говорить можете? — только не напрягайтесь, — поинтересовался он. Олег утвердительно кивнул.
— Как вас звать?
— Олегом.
— А меня Николаем. У вас прежде были похожие боли?
— Нет, такое в первый раз, — выдавил из себя Олег.
— Расскажите, что с вами сегодня произошло.
— Когда выходил из трамвая, заметил красную спортивную легковушку. Она не успела затормозить и ударила меня бампером. Я упал навзничь и ударился затылком об мостовую, — признался Олег. — Через несколько сотен метров трамвай остановился, впереди произошла авария. Добравшись до места аварии, я увидел: легковушка всмятку. Доктор, скажите, что могло случиться? ведь сердце всегда было здоровым, — не сдержавшись, он жалобно добавил, и вдруг почувствовал, как проваливается в вязкую темноту.
— Скорей всего при падении оторвался тромб и закупорил легочную артерию. Сначала мы его удалим, а саму артерию застентируем, — успокаивающе пояснил врач. — Если почувствуете боль, не терпите и сообщите сразу.
Чувствуя, что все глубже погружается в темноту, Олег напрягся и, с трудом выкарабкавшись из нее, увидел себя на незнакомой улице, правда, стоящим не на тротуаре, а на мостовой по колено в черной бесформенной жиже, напоминавшей необычайно плотный дым, не липнувший к ногам. Мимо него по тротуару шествовали взад и вперед люди с неживыми лицами. Иногда они останавливались, поворачиваясь всем туловищем, смотрели сквозь него невидящим взором и, отвернувшись, продолжали движение. Внезапно в толпе замаячила знакомая фигура в долгополой одежде с капюшоном.
— Не молчите, говорите, что-нибудь! — внезапно прозвучал из темноты властный голос врача.
— Я стою на какой-то улице и вижу в толпе монаха, — послушно ответил Олег. — Раньше мы уже встречались.
— Вспоминайте, где вы его видели?
— В детстве я жил рядом со старым парком. Там на развалинах дворянской усадьбы этот монах охранял тайный подземный ход… Он говорит мне что-то, но разобрать не могу, — добавил Олег.
— Догоните его и попросите повторить, — посоветовал врач.
С трудом разгребая ногами жижу, Олег сделал шаг, другой… Внезапно одна из ступней, не нащупав опоры, провалилась, потянув за собой туловище. На мгновенье он ощутил, как в сплошной черной пелене отключается сознание.
«Еще мгновение и я умру, — промелькнуло в голове, — необходимо что-то делать».
Из последних сил он стал двигать руками и ногами, и вдруг нащупал опору и поднялся. Теперь уже догонять монаха было ни к чему, он стоял в двух шагах, ожидая его. Олег умоляюще заглянул ему в глаза. Монах бросил ответный взгляд и зашевелил губами.
— Говорите! — напомнил, словно из преисподней голос врача.
— Зажгут нечестивые и подлые духом негасимое пламя злобы и зависти ко всему земному, будет оно тлеть в семени и проникать в чрево, и то будет плодить таких же нечестивых и злых, — послушно повторил Олег за монахом.
— Продолжаться же будет сие каждые сто лет, и опалит весь род людской, а выживут лишь те, кто сумеет обуздать полыхающий внутри огонь и, поднявшись над земными страстями, направит его на уничтожение в себе злобы, зависти и тщеславия…
— А дальше?
— Жизнь человеческая сродни течению реки. Натолкнувшись на препятствие, она разливается вширь, мельчает и превращается болото, выбраться из которого дано не каждому, — медленно, словно читая строчки из книги, прошептал Олег.
— Дальше!
Олег напрягся, пытаясь услышать последние слова монаха, и вдруг увидел, как призрак уплывает в темноту.
— Я больше ничего не вижу! — из последних сил вскрикнул он, и черная вязкая жижа обволокла его целиком.
Олег не слышал, как закончилась операция. В беспамятстве его вывезли из операционной и уложили под капельницу. Стеклянная стенка реанимационной отгородила его от внешнего мира.
Глава 16
Совершенно потерянная Ника вышла из приемного отделения. Вокруг не было ни души. Огромное серое здание больницы с длинными рядами прямоугольников-окон на фоне затянутого облаками угрюмого неба навевало невыразимую тоску. Оглянувшись по сторонам, она приметила рядом с больничным корпусом дорожку и двинулась по ней в надежде выйти на улицу и остановить хоть какую-нибудь проезжавшую машину.
В предрассветный час машин было мало. Наконец, какой-то частник на ветхом «Жигуленке» сжалился над ней и, не торгуясь, довез до дома. Стараясь избежать расспросов Витьки, отвечать на которые она была не в состоянии, Ника осторожно открыла входную дверь, крадучись проскользнула в спальню и легла на место мужа.
«Надо не сомневаться и просто верить, что все образуется», — слово «верить» она мысленно повторила несколько раз, как заклинание, пока оно окончательно не вытеснило скопившиеся мелкие мыслишки.
Словно внимая ее настойчивым мольбам, к Олегу стало медленно возвращаться сознание. Вспыхнули в кромешной темноте кроваво-красные огоньки, и сквозь них проступила багровая закатная мантия, распростертая над Невой, сколько хватало глаз. Снизу по центру в нее вонзался узкий золоченный стилет шпиля Петропавловки.
Он увидел, как на эту картину восторженно глядит из вагона паровой конки цветущая барышня лет 25-ти. Конка притормаживает у здания Биржи на стрелке Васильевского острова, молодой человек в студенческой тужурке впрыгивает на подножку и садится напротив. Наступает неловкое молчание, оба напряженно смотрят на закат, лишь украдкой бросая друг на друга любопытные взгляды. Первым не выдерживает студент.
— Позвольте полюбопытствовать, вы по какой надобности в столице, в гости или по казенной? — с едва уловимым гортанным выговором вежливо интересуется он.
— А почему вы решили, что я не из Петербурга? — немного жеманничая, спрашивает она.
— Город на болотах вырос, от этого смрадного климата наши барышни чахнут рано, а у вас румянец во всю щеку, прямо кровь с молоком!
Барышня пунцовеет от удовольствия:
— Вообще-то наша семья из Москвы, в столицу лет десять, как перебрались. Когда мой муж получил место приват-доцента на кафедре в университете, он сразу же сделал мне предложение. Мы живем в небольшом домике на Фонтанке за казармами Измайловского полка. Он принадлежит матери мужа. Правда, к родителям ездить далековато, они за Крестовским островом обитают.
— А я — коренной петербуржец, — деликатно сообщает студент.
— Судя по вашему выговору, этого не скажешь, — улыбается барышня.
— Мои предки с Кавказа, еще при Екатерине сюда переселились. Но с ними я практически порвал, сейчас живу один на Васильевском… Мы с вами в каком-то смысле родственные души, я в университете последний курс оканчиваю, — с ответной улыбкой добавляет он. — Как вам Питер, нравится?
— Первое время никак понять не могла: зачем Петру понадобилось православную столицу в чухонские болота переносить? — ну построил крепость в честь победы над шведами и ладно, — улыбается в ответ барышня. — А когда к мужу в университет пошла, закат над Невой увидела и влюбилась в этот город.
— А когда родителей навещаете, муж с детишками не скучают? — как бы невзначай интересуется студент.