— В России у тебя кто-нибудь остался? — сочувственно спросил Николай.
— В Питере сводная сестра, на Фонтанке при казармах Измайловского полка. Правда, я слышал: один большой друг Ленина, Зиновьев кажется, город на зиму без дров оставил. Как они там выжили, даже думать боюсь, — Андре опустил веки, и устало покачал головой. — Здесь в Европе уважение к закону в крови, и солдатики, возвратившись с фронта, не убивали и не мародерствовали. А в России, уже в середине 17-го такое началось в глубинке — страшно подумать, — у Андре заходили желваки на скулах. — Услышав, что мужички разграбили усадьбу и после поджога повесили Натали с отцом, я решил отомстить, во что бы то ни стало. Прикинувшись бездомным странником, стал ходить по округе, вызнавать зачинщиков. Отыскал, слава тебе Господи, и, начиная с комиссара, всех из своего нагана порешил. А теперь, когда вдруг выяснилось, что Натали с отцом живы, меня совесть мучит. Если возвращаться в Россию, как в глаза их потомкам смотреть буду.
— А в Праге ты как оказался? — осторожно поинтересовался Николай, чтоб не касаться больше скользкой темы взаимоотношений.
— Сначала к Колчаку подался, воевал в дивизии генерала Каппеля вместе с ижорскими рабочими. Когда красные стали наступать, верховного правителя взяли в плен и в Иркутске расстреляли, мы стали драпать, кто куда. Плохо помню, как добрался до Шанхая, послонялся с месяц по этой восточной клоаке и в Европу потянуло. В Порт-Артуре устроился матросом на грузовой пакетбот до Марселя. Париж и Берлин, мне не глянулись, после того, как застрелили Набокова, жить там стало совершенно невозможно. А здесь в Праге — родные славянские лица, к тому же организован Русский университет, где преподают профессора из Санкт-Петербурга и Москвы, и есть возможность дополучить высшее образование. Да и сама Прага — мистический город, Пражский Град хранит множество тайн еще со времен первого государства франков, и нам обязательно нужно понять их. Ведь чехи — такие же славяне, только прожили тысячу лет под гнетом германцев, — Андре внезапно прервал свой монолог и отчаянно зевнул. — Извини, я что-то утомился, посплю немного. А ты обязательно заходи еще, я буду ждать…
Осторожно закрыв дверь, Николай направился к себе. Шагая по коридору, он попытался проанализировать только что случившийся разговор и понял, что не в силах это сделать, по крайней мере, сразу. Поведение Олега-Андре не укладывалась ни в одну из привычных схем. Грань между воображением и реальностью казалась слишком зыбкой. Ощущение было таким, будто, во сне, во время совершенно безобидной прогулки по лесу столкнулся с медведем, неожиданно вынырнувшим из чащи. Разумом ты понимаешь, что это всего лишь сон. Но зверь все ближе, и непонятно, что он выкинет в следующее мгновенье…
«А ведь он беседовал со мной не просто так, — внезапно сообразил Николай. — Признав во мне Николя, скорей всего, хотел попросить о чем-то, но не решился, Может, чтоб я разыскал эту самую Натали?»
Глава 19
Со дня вызова «Скорой» минуло уже трое суток, и все это время Ника старалась не прикасаться к телефонной трубке. Трезвонить знакомым о своей беде не хотелось, а говорить еще о чем-то, когда муж в коме и неизвестно, как дела пойдут дальше, было просто кощунством.
Поняв, что творится что-то неладное, Витька бросал на мать тревожные взгляды. На вопрос: как отец? — она отделывалась ничего незначащими фразами, показывала своим видом, что все нормально. А сама напряженно вслушивалась в тишину, ожидая телефонного звонка из больницы. Когда же он, наконец, раздался, в полусне поверила не сразу и в оцепенении слушала, как надрывается аппарат в прихожей, боясь взять трубку и услышать самое худшее.
— Вашего мужа перевели в палату, можете навестить, — сообщила сестра бесстрастным тоном.
Больница располагалась на месте когда-то обширного дворянского имения, и в прежние советские времена выглядела вполне благопристойно. Теперь же, по прошествию времен, длинный многоэтажный бетонный корпус ничего кроме уныния не вызывал. К тому же кардиологическое отделение находилось, как нарочно, в самом дальнем конце от входа.
К тому же, на нужном этаже, как назло, не остановился лифт. И Ника обреченно двинулась в путешествие по лабиринту отделений, пожалев, что по приезду «Скорой» растерялась и не уговорила фельдшеров отвести в больницу поприличней.
Правда, кардиологическое отделение резко отличалось от прочих недавним евроремонтом, тишиной и порядком. На посту ее встретили два врача: один пожилой в белоснежном халате, по-видимому, терапевт. Во втором, молодом мужчине внушительных размеров, Ника узнала хирурга, недавно оперировавшего Олега.
— Что-нибудь произошло? — тревожно поинтересовалась она у хирурга.
— Не беспокойтесь, ваш муж жив, — ответил вместо него терапевт, мягко увлекая Нику в кабинет и усаживая в кресло. — К счастью, спохватились вовремя, развитие инфаркта коллегам удалось предотвратить, — успокоил он, кивнув в сторону Николая. — Сосуд застентирован, закупоривший его тромб удалили. Кардиограмма стабильная, рубец на сердечной мышце отсутствует. Но есть одно «но». Пожалуйста, вспомните, у него случались нервные расстройства?
— Однажды, в молодости было что-то, но потом быстро прошло, — растерянно ответила Ника, вспомнив гибель Светланы.
— Дело в том, что мой коллега вчера беседовал с ним. Симптоматика его заболевания чрезвычайно необычна, — пояснил терапевт. — Вы только возьмите себя в руки и выслушайте спокойно. Ваш супруг представляет себя совершенно другим человеком, живущим, что-то около ста лет назад. Такое иногда случается с людьми творческих профессий, скажем актерами или писателями, которые под давлением громадной психологической нагрузки начинают жить жизнью вымышленных персонажей. Если я правильно понимаю, ваш супруг к таким личностям не относится?
— Что вы, доктор, — испуганно возразила Ника, — он обычный технарь, инженер.
— Тогда остается единственный диагноз — шизофрения. Это заболевание наследственное, правда смущает, что она проявилась сразу после инфаркта.
— У Олега отец с матерью — абсолютно нормальные люди, и никаких разговоров в семье на эту тему я никогда не слышала, — подавлено сообщила Ника…. — и что же теперь делать, доктор? — растерянно добавила она.
— Мы перевели его пока в отдельную палату и ждем, когда ситуация стабилизируется, — пожал плечами терапевт. — Если хотите, можете понаблюдать за ним, в палате есть окно.
— А пообщаться с ним можно? — взмолилась Ника.
— Нежелательно, но если вы настаиваете и дадите письменную расписку, разрешим в виде исключения, — согласился терапевт.
Ника согласно кивнула.
— Хорошо, если он вас признает, — вмешался в разговор Николай. — В противном случае вам придется ни в коем случае не возражать, а лишь подыгрывать ему. Вы с этим справитесь?
— Да, конечно, я готова, — твердо ответила Ника после минутного раздумья, во время которого она срочно проигрывала в памяти их первые беседы с мужем после смерти Светланы.
— Понимаете, необходима какая-то зацепка, могущая дать толчок сознанию, чтоб привести его в норму, — пояснил Николай. Он называет себя Андре. Это имя вам ни о чем не говорит?
Ника отрицательно покачала головой:
— Никогда не слышала….правда, его отца звали Павлом Андреевичем, — растерянно добавила она.
— Это уже что-то! — улыбнулся Николай. — Я коротко расскажу, что мне удалось узнать из беседы с вашим супругом. Может, проясните еще какие-то детали, да и предстоящему разговору будете готовы, — Ника послушно кивнула. — Во-первых, что это за монах, которого ваш муж упоминал во время операции? — плод его воображения или вполне реальное лицо?
— Со слов Олега, этот монах-привидение однажды появлялось в детстве, а существовал ли такой монах на самом деле, я не знаю, — призналась Ника.
— Понятно, теперь во-вторых: меня ваш супруг признал, как своего старого друга — Николя. А это имя вам ни о чем не говорит? — Ника отрицательно покачала головой. — А имя девушки — Натали? — Ника наморщила лоб, — кажется, так звали ленинградскую бабку Олега, мать Павла Андреевича. Вам лучше обо всем этом спросить у матери Олега, — жалобно добавила она.
— Позже мы обязательно так и сделаем, — улыбнулся Николай. — Видите, коллега, по крайней мере, в чем-то я оказался прав, — повернулся он к терапевту.
— Догадки не могут заменить методик лечения, — недовольно возразил тот. — А они противоречит тому, что предлагаете вы.
— Посмотрим, а теперь слушайте, — обратился Николай к Нике. — Ваш муж Андре считает, что он находится в Праге, в больнице. Здесь он очутился, попав под лошадь, когда через улицу ринулся за девушкой по имени Натали. С этой девушкой они познакомились во время войны в какой-то усадьбе в России и поклялись друг другу в вечной любви…
— По-моему я догадываюсь, о чем идет речь, — перебила его Ника. — Олег в детстве жил возле парка, в котором находились развалины старой дворянской усадьбы.
— Весьма возможно, — подтвердил Николай, вспомнив давешний разговор с Андре. — По его словам, они с Натали снова случайно встретились в Праге где-то в году 1923-ем, 24-том, после чего она исчезла. Вы сама больше молчите, слушайте и поддакиваете, договорились?
Растерянно кивнув, Ника направилась в палату.
«Этот молодой хирург меня за дурочку принимает, — раздраженно думала она по дороге. — Человек после инфаркта, а он детскую игру затеял. Вопрос: чем болели вы в детстве: корью или скарлатиной, и то серьезней».
Палата, в которой лежал Олег, находилась в другом конце коридора сразу за постом дежурной сестры. Втайне надеясь, что стоит им только увидеться, и все сразу придет в норму, Ника осторожно повернула ручку двери. Стараясь не шуметь, подошла к койке и опустилась на стоявший рядом стул. Олег лежал под капельницей и дремал. Чтобы, как можно осторожнее обратить на себя внимание, Ника стала гладить подушечками пальцев ему ладонь, как обычно поступала в моменты интимной близости. Поглаживание было еле уловимым, но он всегда реагировал на него, сжимая в ответ ее пальцы своими. Но на этот раз пальцы остались безучастны, словно и не было никогда сотен таких пожатий…