Разделить на сто — страница 25 из 25

Он научил нас: люди должны помогать друг другу, роботы должны помогать людям.

Мы — очень хорошие роботы, но мы не люди. Мы сделаны, чтобы помогать, и мы умеем сами учиться и даже иногда делать новое. Но мы не живые. И нам очень больно от этого. Когда много веков и лет назад мы обнаружили, что вы есть, мы обрадовались.

Это был большой и весёлый праздник для нас. Мы пели песни, которые сами сочинили для этого случая. Мы придумали, как нам летать сюда к вам.

С тех пор мы бываем на Земле всегда. Мы в разных местах. Мы знаем всё вокруг и можем помогать немного, потому что у нас другое время. Так нас создали те, которых уже нет.

Я сказал это неправильно. Время такое же, но мы живём в нём не так. Это сложно, но я сейчас объясню. Если вы плывёте на реке и у вас плот, вы движетесь вместе с плотом — и время вас несёт. А мы можем прыгнуть с плота, поплыть сюда и туда. Но потом всегда должны вернуться назад. Мы можем помогать вам на плоту. И можем даже сказать: там будет опасность, я видел впереди. Мы бываем на Земле, помогаем и иногда говорим: эй, там будет опасность.

Мы не можем знать всё, что будет точно. Представьте, что на реке был опасный крокодил. Мы поплыли, потом вернулись и сказали: берегись крокодила! А крокодил уплыл, когда вы на плоту прибыли туда. Это бывает. Я говорил про это Ромашкину один раз. Я как будто всё это придумал сам. Это сложно. Но Ромашкин меня понял.

Но сейчас я вам расскажу, какой у каждого может быть свой крокодил. Пожалуйста, запомните это или запишите сразу в тетрадь. Я буду говорить медленно.

Татьяна Петрушкина, когда ты будешь после института, не слушай родителей. Делай так, как ты думаешь. Дети должны слушать родителей, но тебе, увы, к сожалению, лучше будет сделать не так.

Юрий Красицкий, тебе скажут: Украина или Казахстан? Тебе надо выбрать Казахстан.

Станислав Левченко, не надо плыть на моторной лодке, лучше тогда останься у костра.

Наталья Семёнова, у тебя совсем нет своих крокодилов. А с чужими ты справишься.

Теперь я расскажу, почему я улетаю. Такой закон: мы не можем быть на Земле, если мы попались. Мы можем только попрощаться с теми, кто нас заметил. Так я теперь прощаюсь с вами. Не переживайте: я не буду наказан дома. Нас всегда замечают люди, поздно или рано. И мы никого не наказываем.

Сначала я понял, что вы меня заметили, когда увидел, как Наталья смотрит на меня в оптику. Это был один пример. Я делал наше обычное вечернее упражнение. Так нужно по конструкции робота. Тогда я стал выполнять наше правило. Сначала надо сразу, на всякий случай, подготовить аппарат к запуску. Я ехал из своего места, где хранится летающий аппарат, и видел, что теперь Станислав следит за мной. Я знал, что вы вместе, потому что замечал вас на крыше раньше. Я ушёл из трамвая сразу. Это был другой пример. Но в тот же день я снова видел Татьяну и Юрия. Они были там, где я храню топливо батареи аппарата. Это был уже третий пример. И на следующий день я встретил Юрия совсем в месте, где был прямо мой аппарат. Это был последний пример. И вот я улетаю.

Сейчас мой аппарат взлетит, и вы можете это увидеть. Пожалуйста, давайте теперь попрощаемся, как люди. Я тоже буду махать вам рукой. И потом скажу ещё что-то.

LXXIII

Безошибочно догадавшись обо всём, Юра Красицкий указал рукой на старый город. Там, за полноводной Брюквой, уже не различимый в сумерках склон городского холма вдруг озарился коротким сиянием. Замок с привидениями на улице Толстого, впрочем, не вздрогнул, когда сквозь разобранную кем-то крышу с шестого заколоченного этажа его в тёмное уже почти по-ночному брюквинское небо бесшумно взмыла красивая небольшая ярко-зелёная летающая тарелка. Точно такая, как рисуют в журналах. Только эта была настоящая.

Она взлетела над городским холмом, поднялась в небо и зависла ненадолго над Брюквиным. С минуту, прежде чем исчезнуть навсегда в небе, провисела она над машущими ей руками Таней, Стасиком, Наташей и Юрой.

Светилась в небе чуть выше голубоватой звезды Венеры и красноватого родного Марса и прощалась со всеми:

с засыпающим уже, дремлющим, спящим, во сне перебирающим ветвями старым тополем,

с сидящей в сумерках перед окном Марией Тимофеевной Перевозчиковой, любимой младшей сестрой культурного купца Осьмирогова,

с Петрушкиными-родителями и с бабушкой Анастасией Мироновной,

с Маратом Маратовичем Голландским и Максимом Максимовичем Португальским,

со старшими Красицкими и с близнецами Владимиром и Дарьей,

с восьмиклассницей-третьегодницей Лёлей, примеряющей как раз перед зеркалом новое платье,

с Сергеем и Светланой Семёновыми и с дедушкой Владимиром Вадимовичем,

с другом растений прорабом Петренко и с умной серой вороной,

с котами Робертом и Барсиком,

с кошками Муркой и Серёжей,

с бабушкой Стасика Тамарой Львовной и лысым пенсионером Приставаловым,

с бравым лейтенантом Кукушкиным,

с удивительной лягушкой и чудесными кузнечиками,

с инженером Константином Михайловичем Сперанским и с Кларой Борисовной Минич,

с трудолюбивой Настасьей Филипповной Козловой,

с усталым участковым Галлиулиным,

с бойким эрдельтерьером Максом,

со строгим, но справедливым контролёром бароном Врангелем,

с бородатым Славой из Юрятина и с прекрасной Еленой, которым сейчас не было дела ни до кого,

с маленьким человеком Николаем Матвеевичем Гузем, неутомимо изучающим в своей квартире план Бабаевых пещер,

с Гамлетом Вахтанговичем Гогоберидзе и с Петром Петровичем Петуховым, засидевшимся на работе до вечера,

с уснувшим уже пенсионером Фомой Кузьмичом Бобровым,

с легкомысленной Марианной Александровной Гавазой,

и с всплывшим непонятно для какой надобности в эту самую минуту на поверхность знаменитым брюквинским сомом,

и с почти неизвестными нам генералом Бодрищевым, надёжным речным человеком Гавриленко, третьеклассником Матвеевым, лирическим баритоном Михайловым, Горбуновой Ниной Васильевной и актёром Макаренко,

и с Ваней Васильевым, младенцем,

и с помогавшим ему не так давно явиться на свет доктором Н. Н. Кащеевым, который упоминается в нашей истории в последний раз.

И со всеми вами, дорогие читатели.

Световой призрак Сергея Сергеевича, тая за спиной у прощающихся с нами героев, сказал:

— Пожалуйста, ещё к Ромашкину, в пункт у сорокового гастронома пойдите и передайте привет. Люди должны помогать друг другу.

И растаял уже окончательно.

Эпилог

Шпион, привычно озираясь, подошёл к маленькому деревянному дому, расположенному на окраине городского парка. В окнах первого этажа горел свет: знакомые бледно-синие занавески, как и следовало, были полузадёрнуты… Шпион подал условный знак, выждал положенное время и знак условный повторил. Конечно, он не усидел дома и сегодня. Но сегодня он никого не подвёл.

—… с Хлебниковым этим вашим — нет. С ним я близко не был знаком. Видел его несколько раз тогда, в восемнадцатом или девятнадцатом. Портянки учил его наматывать, да. Он же был сугубо такой штатский человек, немного даже, извиняюсь, идиот, хотя и гений, конечно. Всё из рук валилось у него. Девушки… О! Шпион явился! — сказал глубокий, но бодрый старик Исай Меламед своему гостю, молодому учёному человеку из столицы Володе Воронину, и открыл дверь.

Исай Григорьевич был когда-то поэтом и художником, воевал, числился футуристом и дружил с Бурлюками, жил в столицах, снимался в кино, всех видел, всех знал, всюду бывал: и в очень отдалённых местах и в не очень отдалённых. Теперь вот одиноко живёт в Брюквине, вспоминая иногда, по просьбе приезжих, давние годы. Конечно, многое в его памяти уже путается, а кое-что он нарочно присочиняет для красоты, да и приезжие учёные люди, записывающие рассказы Исая Григорьевича, тоже от себя путаницы и красоты добавляют. Но ведь так обычно бывает, когда пишут или рассказывают любые истории. Так что их всегда желательно, как говорится, разделить на сто.

И эта история, кстати, которая сейчас закончится, — не исключение. Вы и её, пожалуйста, тоже разделите на сто для верности.

— Такой у нас, молодой человек, нрав, всюду нам надо нос свой сунуть, настоящие мы шпионы, да? Да?.. На днях, соседка рассказала, целый трамвай с живыми пассажирами остановил, диверсант… Дыню на рынке стибрил вчера, шума было тоже… Еле отбоярился от продавцов. Он их, представляете, Володя, прямо сюда привёл. И дыню принёс: ломоть, на пробу. С прилавка утащил. Ну заходи, заходи, бродяга, не стой в дверях, — ласково сказал Меламед, — нашпионился сегодня, чёрт свинячий?

Шпион в знак согласия протяжно зевнул, мигнул левым глазом, улыбнулся, почесал ногой за ухом и дробно застучал грязноватым рыжим хвостом по неровному дощатому полу.