– А что случилось потом? – спросила Фаун и стала ждать ответа, затаив дыхание.
Даг пожал плечами.
– Мы разбили на ночь лагерь на пляже, потом переместились еще на пятьдесят миль и двинулись на север. На обратном пути было холодно и дождливо, и мы напрасно страдали – Злых мы больше не нашли. – Помолчав мгновение, Даг добавил: – Дерево, которое волны выносят на берег, горит странным и прекрасным разноцветным огнем. Никогда ничего подобного не видел.
Его слова были простыми и понятными, как всегда бывали его рассказы, и Фаун сама не могла понять, почему ей казалось, будто она подслушивает молитву, и почему слезы затуманили ее глаза.
– Даг, – прошептала она, – а что за морем?
Брови Дага сошлись к переносице.
– Никто этого точно не знает.
– А могут там быть другие земли?
– Ах, это... Да. По крайней мере раньше были. На старинных картах изображены другие континенты – целых три. Оригинальные карты не сохранились, так что можно только гадать, насколько точны копии. Но если какие-нибудь корабли и отправлялись, чтобы узнать, что там находится, я не слышал о том, чтобы они возвращались. Некоторые говорят, что боги наложили запрет, и всякого, кто осмеливается удалиться слишком далеко, уничтожает божественное проклятие. Некоторые же предполагают, что другие земли захвачены Злыми и теперь мертвы от берега до берега, так что ни одного человека там нет. Мне не слишком нравится такая картина. Только можно предполагать, что, если бы за морем жили люди и у них были бы корабли, за последнюю тысячу лет кого-нибудь занесло бы бурей к нашим берегам, а о таком я никогда не слышал. Может быть, тамошние жители наложили запрет на контакты с нами, пока мы не выполним свой долг и общаться снова не станет безопасно. Это было бы разумно.
Даг помолчал, глядя в даль времени или пространства, недоступного Фаун, и продолжал:
– Легенда гласит, что существует или существовало когда-то другое поселение выживших на нашем континенте, к западу от Уровней и великих гор, которые будто бы стоят за ними. Может быть, мы когда-нибудь узнаем, правда ли это, если кто-то – мы или они – попробует проплыть вдоль берега. Для каботажного плавания не нужны такие уж большие корабли...
– С серебряными парусами, – вставила Фаун.
Даг улыбнулся.
– Думаю, такое когда-нибудь случится. Не знаю, доживу ли. Если...
– Если?
– Если мы сможем достаточно долго прижимать Злых, чтобы люди взялись за такое... Речники достаточно смелы, чтобы попробовать, только такая затея потребует очень больших ресурсов и людских жизней. Потребовался бы принц или великий лорд, чтобы снарядить подобную экспедицию, а их теперь нет.
– Или компания богачей, – предположила Фаун. – Или очень большая компания самых обыкновенных людей.
– И один болтливый лунатик, который уговорил бы их раскошелиться. Кто знает, может быть... – Даг задумчиво улыбнулся, представив себе такую картину, потом покачал головой и поднялся. Фаун тщательно свернула потрясающую шкуру болотного ящера.
Даг вернулся к хранительнице, чтобы позаимствовать бумагу, чернильницу и перья, и они с Фаун уселись за ближайшим дощатым столом в кружевной тени деревьев, чтобы написать письма в Вест-Блу. Фаун не скучала по родной деревне – она рвалась оттуда и мнения не переменила, – но сообщить родителям, что уже пустила корни в новой почве, не могла. Учитывая, какую кочевую жизнь ведут Стражи Озера, может быть, ее дом никогда и не будет каким-то определенным местом. Дом для нее – это Даг. Она смотрела, как он пишет, стиснув перо пальцами правой руки и придерживая бумагу, которую норовит унести теплый ветерок, крюком, потом склонила голову и занялась собственным письмом.
«Дорогие мама, папа и тетушка Нетти! Мы добрались до места позавчера. – Неужели прошло всего два дня? – Со мной все в порядке. Озеро очень... – Фаун пощекотала пером подбородок, решила, что не должна ограничиваться словом «мокрое» и написала «большое». – Мы снова встретились с тетушкой Дага Мари. Мне нравится ее... – Фаун вычеркнула «хижина» и написала «шатер». – С рукой у Дага лучше...» – Она продолжала в том же духе, пока не заполнила полстраницы столь же содержательными высказываниями. Свободного места все еще оставалось слишком много. Фаун решила описать детишек Сарри и место, где они разбили свой шатер, так что под конец жизнерадостные описания едва уместились на странице. Ну вот...
Было столько всего, о чем она не написала! Штаб дозорных, разграфленная доска Громовержца, Дор, его пугающая хижина и подвешенные к крыше кости, бесполезность разделяющего ножа после такого далекого пути... Унылое настроение Дага. Угроза уроков плавания, и притом голышом. Нет, о некоторых вещах лучше умолчать.
Даг закончил свое письмо и протянул его Фаун, чтобы та прочла. Оно было очень вежливым и ясным, почти как список с уточнениями, кому какой подарок причитается. Обе лошади и вьючное седло, а также прекрасные меха предназначались маме, шкура глиняного человека для близнецов описывалась без пояснений. Фаун усмехнулась, представив себе переполох, который возникнет в Вест-Блу, когда там развернут три устрашающие шкуры.
Даг заглянул в сарай, вернул чернильницу и перья и вышел, держа в руках запечатанные письма, как раз когда к крыльцу подъехала девушка на неоседланной красавице-кобыле, серой в яблоках. За ней бежал вороной жеребенок месяцев четырех; Фаун решила, что никогда еще не видела такой изящной головы и прекрасных темных глаз. Пока Даг и девушка навьючивали поклажу, Фаун попыталась с ним подружиться. Жеребенок был не прочь поиграть и в конце концов позволил почесать себе ухо. Фаун не могла себе представить, чтобы ее мать или кто-то другой из семьи ездил верхом на чудесной кобыле; может быть, ее удастся запрягать в легкую тележку для поездок в деревню. Ну и будут же на нее глазеть!
Со стороны штаба показался всадник, одетый как дозорный. Это оказался курьер, отправляющийся на юг, – старый приятель Дага. На какую старую услугу сослался Даг, Фаун не поняла, но несмотря на сомнение, с которым дозорный смотрел на крестьянскую жену Дага, доставить свадебные дары он взялся. Курьер задержался ровно на столько времени, сколько было нужно для подробного описания фермы родителей Фаун и дороги к ней, и отбыл, ведя в поводу покладистую кобылу; жеребенок вприпрыжку припустил следом. Девушка, приведшая лошадей, смотрела им вслед с совершенно безутешным выражением.
После этого Даг отвел Фаун в соседний сарай, где они нашли почти новую кухонную утварь – конечно, не то, что нужно для оборудования настоящей кухни, но по крайней мере некоторую посуду, с помощью которой можно приготовить более приличную еду, чем сырой нарезанный ломтями кидальник и чай. К радости Фаун, на складе нашлось несколько фунтов хлопка с берегов реки Грейс, чистого и вычесанного, большой куль чесаной шерсти и три пучка хорошего льна. Инструменты, полученные Фаун в качестве свадебного подарка от тетушки Нетти, теперь найдут применение. Несмотря на поклажу, возвращалась Фаун к своему шатру более легкими шагами; она уже планировала, как заставить Дага посидеть смирно, пока она будет снимать мерку с его ног, чтобы связать носки.
На следующий день Даг вернулся из шатра целителей без перевязи и лубка; улыбка не покидала его лица. Он радостно сгибал и вытягивал руку, сообщив, что Хохария велела ему еще неделю беречь ее;, это указание он интерпретировал как запрет только на упражнения с оружием. Всем остальным – включая Фаун – он начал заниматься незамедлительно...
К молчаливому ужасу Фаун, Даг первым делом заставил ее отложить веретено и отправиться на первый урок плавания. Ее страх перед водой заглушался только смущением из-за необходимости снять одежду, но Дату каким-то образом удалось заставить ее забыть и о том, и о другом. Они миновали колышущиеся под ветром камыши и остановились там, где вода доходила Дагу до пояса, а Фаун – до груди. Мутная вода озера давала им вполне достаточное прикрытие: зеленовато-золотистая глубина почти от поверхности делалась непрозрачной. Верхний слой воды, нагретый солнцем, был теплый, как в ванне, хотя ниже чувствовался холод, Фаун поджимала пальцы, ступая в мягкую тину. Их сопровождало головокружительное движение водяных жуков – маленьких черных овалов, которые весело суетились вокруг, похожие на бусинки, и проворных водяных пауков, чьи тонкие ножки оставляли вмятинки на коричневой поверхности воды. Даг сразу же привел жуков-бусинок в пример Фаун: предложил ей устраивать маленькие водовороты рукой и смотреть, как жучки выныривают на поверхность.
Даг объяснил Фаун, что она от природы более плавуча, чем он сам, и воспользовался возможностью похлопать ее по наиболее плавучим частям. Фаун сочла его жизнерадостное заявление «не важно, насколько глубока вода, Искорка, ты все равно будешь иметь дело только с верхними двумя футами» излишне оптимистичным, но под влиянием его уверенности и неизменного хорошего настроения постепенно начала чувствовать себя в воде более свободно. На второй день, к собственному изумлению, она впервые в жизни поплыла; на третий день она по-собачьи преодолела несколько ярдов.
Даже Даг был вынужден признать, что из-за постоянно цветущей воды озера Хикори все обитатели его берегов к концу лета (гораздо раньше, подумала Фаун, хоть и не сказала этого вслух) начинали пахнуть ряской, но Сарри показала Фаун родник в лесу, где можно было не только прополоскать выстиранную в озере одежду, но и набрать воды для питья, которую не обязательно кипятить. Фаун впервые в своей замужней жизни занялась стиркой и потом с удовлетворением от хорошо сделанной работы понюхала развешанное на веревке белье.
Вечером Даг принес небольшую индейку, Фаун ощипала ее и радостно сложила перья в мешочек, предвкушая будущие подушки и перины. Птицу они зажарили на своем очаге и позвали Мари и Каттагуса помочь с ней расправиться. Фаун закончила вечер, накинув первую хлопчатобумажную нить на спицу, чтобы связать Дагу носки; у нее возникло чувство, что, может быть, в конце концов лагерь и станет ей домом.