— Привет, ребята! Заходите.
Сестра Тавы помотала головой:
— Мы не можем остаться. Но шатер Килдир желает, чтоб у вас это было, Даг. — Она сунула длинный узкий сверток, завернутый в подшитую ткань, ему в руки. — Мы слышали, что вам это нужно.
«От кого слышали?..» Даг, взяв сверток, сразу же понял, что внутри.
— Двоюродный дедушка Тавы оставил это шатру год назад или около того, — объяснил ее муж. — В юности он был дозорным по обмену на севере.
— Ну что ж… Спасибо! — Едва ли он мог отказаться от этого дара, даже если бы хотел. А он не хотел. Неуверенная улыбка тронула его губы. — Поблагодарите ваш шатер… и Таву.
— Мы так и сделаем. — Молодой отец и тетя ушли в прохладный вечер, счастливые, избежавшие потери.
«Да…» подумал Даг, сжав руку вокруг свертка.
Он принес сверток на стол и развернул его в свете лампы. Фаун подошла к его плечу, улыбаясь его улыбке. Ее улыбка погасла, когда из свертка появилась человеческая бедренная кость. Даг провел рукой по ее гладкой поверхности: чистая, сухая, обработанная и готовая к вырезанию нового ножа. А еще крепкая; кости, пожертвованные слишком старыми людьми часто были слишком хрупкими и непригодными для вырезания. Кто-то выцарапал имя донора и название шатра иглой на конце. Эта часть кости будет отрезана, когда кости придадут форму для убийства Злого. Даг решил выжечь имя на законченной стороне лезвия, чтобы оно осталось в памяти.
Далеким и каким-то натянутым голосом Фаун сказала:
— Ты собираешься сделать из этого нож?
— Да. Мастер Вейв сказала, в целом, что поможет мне, если у меня будет кость. — И это не был урок как быть осмеянным — во всех смыслах.
— И привязать его?
— Да. — Он погладил гладкую поверхность. — Это почетный дар. Понимаешь, он правильно чувствуется. В таких личных вещах очень хочется правильных чувств.
Кости Крейна, к примеру, зарытые вместе с ним на отмелях Грейс, ощущались бы… ну, Даг не был полностью уверен, как они ощущались бы чужаком, но его они вогнали бы в ужас.
Фаун укусила себя за губу, набрала воздуха:
— Я знаю, что ты хотел этого, и я не могу тебе запретить. Но… обещай мне, что ты не станешь его заряжать, пока я сама не похоронена и дышу!
— Я тоже этого не хочу, Искорка. — Но после того, как она… Думать об этом было невыносимо. При естественном ходе событий было более вероятно, что они состарятся вместе.
— Я просто вспомнила эту ужасную балладу.
— Какую ужасную балладу?
— О двух дозорных.
Это не сильно сузило выбор, но он понял, что она подразумевала — драматическую историю о напарниках, отделившихся от своего дозора и нашедших опасного Злого. Никто из них не обладал заряженным ножом, но у обоих был привязанный пустой. Спор о том, кто из них пожертвует собой тут же на месте, а кто отнесет горестную весть вдове или нареченной (в зависимости от результатов спора), занимал три душераздирающие строфы. Это была известная песня на севере; люди под нее танцевали. Не то чтоб похожих событий не случалось в настоящей жизни вовсе, но Даг подозревал, что обстоятельства не складывались настолько одно к одному.
— Это же только песня! — запротестовал он. Она упрямо поджала губы.
— Все равно обещай.
— Обещаю, Искорка. — Он поцеловал ее губы, чтоб смягчить их. И после того, как она отодвинулась, чтоб заглянуть ему в глаза и потом кивнула, добавил: — Можешь быть твердо уверена.
Глава 8
Фаун вернулась поздно вечером из шатра целителей вместе с Дагом и Аркади — сегодня там был еще один ребенок с упрямой лихорадкой — чтоб найти корзинку с ужином, оставленную у их двери, с прикрепленным к ней письмом.
Аркади прочитал надпись на конверте и поднял брови.
— Это вам, — сказал он, протягивая его Фаун. — Должно быть, курьер принес.
Удивленная, она прочла на конверте имя свое и Дага, шатер Аркади, лагерь Русло Новолуния, надписанные неразборчивым почерком Вита. Вит неохотно писал письма; любое письмо от него было важным. Она забрала его на круглый столик, пока Аркади разжигал огонь, чтоб заварить свой бесконечный чай. Даг поставил корзину, зажег пару настольных свечей, потом подошел к ее плечу и озабоченно спросил:
— Неприятности?
— Нет, в самом деле нет, — ответила она, наклоняя бумагу, чтоб изловить мерцающий свет. Каракули Вита были на самом деле разборчивыми, если сначала как следует поломать глаза.
— Вит пишет, Берри нашла покупателя на «Надежду», который хочет превратить ее в плавучий дом.
«Надежда» была построена гораздо лучше, чем большинство кустарных построек, пригоняемых с ручьев верховий Грейс отважными парнями с холмов Олеаны. Берри, должно быть, счастлива оттого, что последнее судно ее папы не пойдет на лесоматериал или, хуже того, на дрова. Козу Дейзи продадут вместе с ее плавучим домом, увы.
— Еще он пишет, что Берри нашла им всем работу у шкипера на килевой лодке, которому можно доверять, он скоро идет вверх по реке, пока еще зимой спокойно. Все вместе: Вит, Бо, и Хог идут матросами, Готорн юнгой, а она скрипачом. — Берри должна была вытребовать ровно столько спальных мест, хотя когда бы она нашла их — было все еще неизвестно в тот момент, когда Даг и Фаун оставили Греймаут. Вит тогда поговаривал о том, чтоб всей командой устроить давно обсуждаемую сухопутную поездку по Тракту, но теперь с деньгами будет намного лучше. — Вит пишет, если мы хотим передумать, мы должны встретиться с ними в Греймауте до конца недели, а если нет — то дать ему знать письмом, когда мы вернемся в Клиркрик.
— А, — сказал Даг.
Она взглянула на него.
— Я, наверное, поскорее напишу ответ, а то письмо не успеет дойти к нему до отплытия. Так… что мы будем делать, Даг? Когда мы уехали в Новолуние, я думала, что это только на несколько дней, но мы здесь уже больше месяца.
Даг задержался с ответом, пока мыл руку в раковине перед ужином — ритуал, на котором Аркади настаивал более чем с материнской твердостью.
Фаун последовала его примеру. Они разложили содержимое корзины, и Аркади принес чай до того, как Даг заговорил.
— Едва ли я закончил обучение на целителя.
Аркади, разливая чай, фыркнул:
— Едва ли вы начали. Я даю вам два года. Большинству учеников требуется три или четыре.
— Два года! — сказала Фаун.
Даг только кивнул:
— Начинаю видеть почему…
— В самом деле, — сказал Аркади, — целители никогда не перестают учиться друг у друга и у своих пациентов. Обычные хвори становятся рутинными очень быстро — и, я скажу, вы самый непреклонный ученик из тех, что у меня были — но некоторые случайности ускорить нельзя. Вы просто должны будете ждать, пока они не произойдут.
Даг откусил от своего бутерброда, прожевал, проглотил.
— Когда, по вашему мнению, я буду готов, чтоб приступить к действительной работе с Даром?
Аркади ответил не сразу. Вместо этого он отправился к своим полкам, извлек знакомую книжечку и пролистал страницы. Он спокойно осматривал Дага с минуту — весьма лишающую спокойствия минуту, потом, с опасностью набросать крошек в чернила, набросал несколько слов и подул на страницу, чтоб высушить ее.
— Завтра, — сказал он.
Даг выглядел удивленным, но был рад.
— А как же мой так называемый загрязненный Дар, о котором вы так беспокоились?
— Как я и надеялся, лучшим лекарством оказалось время. Ваш Дар прекрасно очищается самостоятельно и будет продолжать делать это, пока вы не загрязните себя снова. Постоянной заботой о нем, конечно, станет перестать это делать.
Даг задумчиво отпил чаю.
— Этого… недостаточно, Аркади. Если я собираюсь лечить крестьян и не оставлять их сходить с ума заколдованными, значит я собираюсь принимать самые разные фрагменты странного Дара.
Аркади сердито посмотрел на него.
— Раньше это все смешалось вместе в моей голове, — продолжил Даг, — но, оглядываясь назад, я все меньше и меньше уверен, как много моей расстроенности произошло из-за принятия странного Дара и как много — просто от взаимодействия с Крейном и его бандитами. Этого было достаточно, чтоб любой думающий человек заполучил кошмары.
— Разум и Дар — и эмоции — пересекаются на самом глубоком уровне, — уступил Аркади. Он странно взглянул на Фаун.
Даг кивнул:
— Потому что после всего, что я принял — за исключением Крейна — мне показалось, что это сделало меня сильнее и улучшило работу с Даром на всем пути вниз по реке. Ну, не считая того, что он был неаккуратным… так что же по поводу того, что иметь грязный Дар не соответствует тому, чтоб заниматься целительством?
— Каждый кусочек странного Дара, который вы принимаете, меняет ваш собственный — вот таким образом это работает. Результат — неконтролируемый риск.
Даг нахмурился:
— Все, что я делаю и изучаю — проклятие, да каждое мое дыхание — изменяет мой Дар. Он не может не меняться, пока я жив. Может быть, с грязным Даром можно просто жить, так же, как с тараканами, волдырями, погодой и усталостью в дозоре?
— Грубый, но эффективный подход сгодится для дозора. Но не для деликатного контроля, необходимого при настройке Дара.
— Настройка Дара такая же не слишком приятная и деликатная, как все то, что я видел раньше.
— Ваша проекция меняет все, до чего вы ей дотронетесь.
— Моя рука изменяла все, до чего я ей дотрагивался. Всегда изменяла. В любом случае, я хочу изменить людей.
— Даг, вы не можете лечить крестьян. Не в Русле Новолуния.
— А что, если Фаун заболеет? Я, конечно, буду ее лечить!
Аркади отмел этот довод прочь.
— Это другое.
— Да? Почему? В отношении Дара.
Аркади вздохнул и потер бровь.
— Видно, мне нужно прочитать вам вводную. Обычно для моих подмастерьев она начинается со слов «Когда я был в вашем возрасте…», но для вас это не подойдет.
— Когда вы были в моем возрасте? — предложила Фаун услужливо. Аркади окинул ее взглядом.
— Немного старше. Совсем немного, признаю.
Даг откинулся назад и занял свой протестующий рот другим куском хлеба. Он кивнул Аркади в знак того, что слушает с полным вниманием.