Когда он пришел в себя, Даг поручил его маме убедить его проглотить дозу болеутоляющего порошка; Фаун кивнула ему в знак понимания. Но она явно не понимала, почему он назначил Финча вместо нее очищать рану.
— Нет! — захныкал Спарроу, когда они перевернули его и положили его ногу на полотенца на коленях его дяди. — Это будет больно! Папа, не позволяй им!
— Обещаю, что это будет не так больно, как укус волка, и это чистая правда, — пропел Даг.
Брыкающееся сопротивление стихло, и Даг который раз изумился тому, как этот лицемерный довод работает на малышах. Фаун, уже знакомая с этой уловкой, улыбнулась ему уголком рта.
Даг вбросил подкрепление Дара в маленькую ножку, как можно лучше обезболил нервы и склонился над противной задачей. Одной рукой он снова вскрыл порез одним из острых скальпелей Аркади, а потом вычистил отравленную плоть при помощи спринцовки с кипяченой водой, которую приготовила Фаун и работы с Даром. Вместе с Финчем они забинтовали ногу; работать с ним было более неловко, чем с Фаун, но результат был достаточно хорош. После этого Даг собрал все и отдал бабушке мальчика, чтобы прокипятить или сжечь. Он тяжело думал об Аркади, когда еще раз мыл руки.
И после этого снова настало время успокаивать кипящие нервы ребенка.
Так продолжалось по кругу все время, пока спускались сумерки. Десять минут работы Даром давали двадцать минут облегчения от спазмов, во время которого Спарроу уговаривала поесть одна из женщин или он просто отдыхал. После чего снова начинались болезненные подергивания и полные боли рыдания, и Даг становился на колени, склонял голову и уходил в транс.
Жар оставался высоким, но они давали телу мальчика возможность бороться самому. Еще одно краткое облегчение. И еще одно.
Когда задача стала привычной, Даг нашел возможность внутри нее подумать и осмотреться. Может ли целитель поставить здесь какой-то вид спиральности, заключающей Дар, чтоб успокаивать обезумевшие нервы, что-то что действовало бы хотя бы дольше, чем полчаса? И почему эта болезнь странно напомнила Дагу Дар жертв укусов некоторых змей? Задумавшись над этим интересным вопросом, он был выведен из транса резким шлепком по голове.
Он заморгал в свете лампы и увидел Фаун, которая тревожно хмурилась и смотрела на него.
— Я что-нибудь прервала? — спросила она.
— Нет. Спасибо. Это было правильно.
— Хорошо.
Проклятье. Он думал, что может отправить ее в другую комнату отдохнуть, но похоже было, что ей придется провести эту ночь без сна около него. Больше никто здесь не сможет предположить, когда его транс начнет опасно перетекать в захват Дара.
Они разложили одеяла на полу и спали урывками.
К утру они оба были измотаны. Когда Фаун в следующий раз вывела его шлепком из транса, он только фыркнул на нее, ужасно раздраженно. Склонив пылающий лоб к набитому хлопком матрасу, он закрыл глаза.
— Почему вы его останавливаете? — нервно спросила Черри Бриджер. — Может, если он продолжит, то сможет вылечить его совсем?
— Потому что, — рыкнула Фаун, — если Даг объединит Дар со Спа… с пациентом, и этот пациент умрет, Даг может умереть вместе с ним. Это случилось с предыдущим учеником Аркади.
— О, — сказала Черри тихо. — Я не знала.
— Теперь знаете. Крестьяне нужно узнать больше о Стражах Озера, так, чтобы не было недопонимания как с ними обращаться. Они жутко нервный народ, знаете ли. Просто как натянутые струны.
Деликатное указание на то, что с Дагом следует обращаться осторожно. Даг не был неблагодарен.
Полдень был плох, а вечер и того хуже. Даг начал раздумывать, не было ли его согласие пойти с Финчем самой страшной ошибкой всей его жизни. Но уже ночью иногда его десять минут сна урывками превращались в двадцать, потом в сорок. Когда Фаун разбудила его, моргающего, через полных два часа, он понял, что они миновали кризис. Эта мысль и добротный крестьянский завтрак достаточно оживили его, чтоб он мог продолжать.
Промежутки между приступами удлинялись, и у Спарроу появилось время в его беспокойных страданиях, чтоб заскучать. Даг рассказал ему все детские истории, которые смог вспомнить из своей далекой юности и баллады Стражей Озера, рассказанные как былины. Хотел бы он, чтоб здесь был Бо. Другие члены семьи мальчика, когда входили и выходили, чтобы помочь, беззвучно слушали.
Когда следующий рассвет превратился в полдень, а затем в ночь, Дагу стало казаться, что он заперт в этой комнате уже эдак тысячу лет.
Как-то решилось — не им — что ему больше не нужно оставаться у кровати, но что кто-то сможет прийти позвать его, когда понадобится его работа, которую сейчас надо было производить через три-четыре часа. Его отвели в другую комнату, где была настоящая постель. С умывальником. И Фаун.
Это была его первая возможность поговорить с ней наедине за целые дни — он потерял счет, как много их прошло. Но разве для такого важного разговора у него не должна быть способность мыслить?
Он был совершенно уверен, что должна. И что сейчас у него ее нет.
Так что он позволил ей натянуть ярко-раскрашенное одеяло поверх них обоих, крепко обнял ее и уснул мертвым сном.
Глава 11
Фаун проснулась, свернувшись клубком под левой рукой Дага. Туманный рассвет был настолько ранним, что на ферме было все еще очень тихо. На Фаун была одна из ее ночных рубашек; Даг во сне был, как обычно, обнажен. Она выгнула шею и прижалась ухом к его груди, чтоб послушать, как бьется сердце; затем взглянула выше. Он проснулся и смотрел на нее.
— Выспался, наконец? — спросила она.
— Да, теперь гораздо лучше. — Его рука прошлась по ее щеке, груди, животу и осталась там, с распростертыми пальцами. Выражение его лица стало забавно нежным. Она улыбнулась ему сонно.
— Что?
— Ты меня изумляешь, — прошептал он. — Изумляешь меня каждый день…
Она прижалась к нему плотнее. «Думаю, я не в проигрыше». В этот момент она задумалась, насколько он отдохнул этим утром, и не приподнять ли одеяло, чтоб проверить. У них было мало уединения еще со времен «Надежды», урывая время, приглушая утреннее хихиканье, даря друг другу быстрые поцелуи.
Но лицо Дага оставалось серьезным, и он вздохнул. И при этом не стал подниматься. Значит, разговор? Или, может, сначала разговор, а потом…
— Помнишь ночь после жареного поросенка?
Она поцеловала его в ключицу.
— Да? — сказала она ободряюще, приглушив тревогу. Неужели он, наконец, собрался выложить то, что тревожит его с тех пор? Самое время.
— Я тогда был несколько расстроен… Я был… Боги, Даг, прекращай оправдываться… — Его бормотание стихло. Он набрал воздуха и попробовал снова. — Началось твое плодородное время, а я этого не заметил. Я… Мы… Я сделал… Ты беременна.
Она замерла в изумлении. Его грудь замерла, не дыша. Волна шока, казалось, поднималась от ее ноги через легкие к макушке, и на мгновение она не была уверена, было ли это хорошо или плохо или просто необычайно, потому что весь ее мир обратился внутрь. С писком дикой радости она обняла его и звучно поцеловала.
— О! О!
Он разжмурился; поцеловал ее в ответ, обнял покрепче и отпустил; и только тогда осмелился сделать вдох.
— Хорошо. Какое облегчение! Я думал, ты разозлишься на меня, Искорка.
— Вот почему ты выпалил мне это так резко? — Она уставилась на него озадаченно и слегка встревожено. — Ну, действительно, если бы я выбирала место и время, оно было бы другим, но никто ведь не ждет от младенцев, чтобы они появлялись по расписанию. По крайней мере, если есть немного здравого смысла. Разве ты не счастлив?
Его руки обвили ее крепче.
— В экстазе. Ошеломлен. — Он поколебался. — Застигнут врасплох.
— Но ведь мы женаты. Мы знали, что это должно случиться однажды, ведь для этого и есть брак. Конечно, сегодня это сюрприз, но не… но не в целом. — Она наморщила нос. — Полагаю, это что-то вроде охоты на Злых. Они именно то, что вы выискиваете, но найти его именно сегодня — каждый раз удивление.
Низкий смех заклокотал в его груди, и она приободрилась.
— Если бы я выбирал сравнения, Искорка, они были бы другими! — Его смех утих. — Исключая страх.
— Страх? Когда ты отправлялся за ними вновь и вновь? Должна сказать, ты храбрец.
Он потряс головой, его выражение лица стало обращенным внутрь себя, как если бы рылся в воспоминаниях.
— Нет. Это не храбрость, просто такой вид оцепенения. Это было так, будто я потерял сродство с миром. Сейчас же… боги, я чувствую столько, что едва дышу. — Он покрыл ее лицо быстрыми, неистовыми легкими поцелуями. — И я напуган до одури.
Она хотела сказать «Даг, все будет хорошо!», но сложность их нынешнего положения прокралась обратно в ее разум. Вместо этого она сказала:
— Дети, когда они решили появиться, делают это в свое время, а не в твое. А ты просто должен разобраться с задачей как можно лучше.
Она потянулась и приложила палец к его губам, останавливая то, что он собирался сказать, когда ее охватили собственные воспоминания. Мальчик, который был отцом ее первого потерянного ребенка, боялся только из-за угрозы собственному комфорту. Он встретил уже только новость о его существовании с гневом, неприятием и угрозой непростительной клеветы. Поразительный человек в одной постели с ней желал переделать целый мир в безопасную колыбель для ее второго ребенка. Или, по крайней мере, вывернуть свое сердце наизнанку в попытках достичь этого. У нее было тайное подозрение о том, что мудрость можно найти посредине, но в целом она предпочитала подход Дага.
— Ты тоже изумляешь меня, Даг, — прошептала она.
Он повернулся к ней и обнял ее.
Она зарылась носом в волоски на его груди, а затем подумала об еще одном преимуществе быть супругой Стража Озера.
— Эй! А это мальчик или девочка?
— Еще слишком рано, чтоб понять это даже при помощи Дара. Нужно подождать несколько недель до того, чтоб можно было сказать точно. — Он поднял ее выше, чтоб поцеловать, потом добавил: — Девочка сможет носить имя нашего шатра. — Его попытка скрыть заинтересованность и произнести это ровным тоном провалилась.