— Я… не понимаю. Может, это какой-то обман, а не… пророчество?
Она на миг разжала руки, затем опять принялась складывать платок.
— Я сказала Иасу, а он, конечно, рассказал лорду ди Льютесу. От ди Льютеса Иас ничего не скрывал, только от меня. Только от меня.
Любопытство взяло над Кэсерилом верх. Теперь они были товарищами по… святости, или что это там такое, и ему было очень легко разговаривать с Истой. Как святой со святым, душа с душой. Удивительное мгновение хрупкой, почти неуловимой близости, куда более загадочной и полной, чем между любовниками. Он начал понимать, почему Умегат вцепился в него с отчаянием изголодавшегося человека.
— А какими были в действительности их отношения?
Она пожала плечами.
— Они стали любовниками ещё до моего рождения. Кто я была такая, чтобы судить их? Ди Льютес любил Иаса, я любила Иаса. Иас любил нас обоих. Он так старался принять на себя бремя всех своих погибших братьев и отца — Фонсы. Он сводил себя в могилу этими стараниями и хлопотами, но жизнь всё равно шла наперекосяк — всё было не так, раз за разом.
Она заколебалась, и Кэсерил испугался на мгновение, что неосторожным словом или движением разрушил их близость. Но, похоже, она просто успокаивала… не свои мысли, а своё сердце, так как продолжила рассказ ещё более тихим голосом:
— Я не помню точно, кому первому пришла в голову эта мысль. Мы разговаривали как-то вечером вскоре после рождения Тейдеса. У меня ещё сохранялось зрение. Мы знали, что оба наших ребёнка отмечены тенью и бедняга Орико тоже. «Спасите моих детей, — плакал Иас, уронив голову на стол, — спасите моих детей». Тогда ди Льютес сказал: «Я сделаю это из любви к тебе, я попытаюсь, отважусь на жертвоприношение».
Кэсерил прошептал:
— Но, пятеро богов, как?..
— Мы обсудили сотни способов, как можно убить человека и вернуть его к жизни, чтобы снова убить. Наконец мы решили остановиться на утоплении. Такой способ казался наименее калечащим, к тому же было много случаев, когда утопленников возвращали к жизни. Ди Льютес даже ездил узнавать об этом поподробнее.
У Кэсерила перехватило дыхание. «Утопление, о боги!» И самым хладнокровным образом… его руки тоже задрожали. Иста продолжала:
— Мы взяли с врача слово держать всё в тайне и спустились в подземелье Зангра. Ди Льютес позволил себя раздеть, связать по рукам и ногам и подвесить вниз головой над огромной бочкой. Мы опустили его в воду… и вытащили обратно, когда он уже перестал двигаться.
— И он умер? — тихо спросил Кэсерил. — Тогда обвинение в измене было…
— Конечно, умер, но не в последний раз. Мы оживили его, довольно быстро и просто.
— Ох.
— Это получилось! — Она сцепила пальцы. — Я чувствовала — в проклятии появилось что-то вроде трещины. Но ди Льютес… у него не выдержали нервы. Он не захотел тонуть ещё раз. Он кричал, что я пытаюсь убить его из ревности. Тогда мы с Иасом… совершили ошибку.
Кэсерил уже понял, что произошло. Даже закрыв глаза, он не мог избавиться от вставшей перед ними картины. Он заставил себя открыть их и вновь посмотрел на Исту.
— Мы схватили его и совершили вторую попытку насильно. Он вопил и рыдал… Иас засомневался, а я закричала: «Мы должны! Подумай о детях!» И на этот раз, когда мы вынули его из бочки, он был мёртв, и никакие наши молитвы и слёзы не смогли его оживить. Иас был потрясён. Я была в ужасе. Моё внутреннее зрение погасло. Боги отвернулись от нас…
— Значит, обвинение в измене было ложным.
Совершенно ложным.
— Да. Этой ложью мы скрыли наш грех и объяснили, откуда взялся труп. — Она вздохнула. — Но его семье позволили унаследовать его состояние — ничего не конфисковали.
— Да, пострадала только его репутация. Его честь.
Честь, которая, как оказалось, была незапятнанной. Ни почестей, ни славы — остался только позор.
— Поначалу мы были потрясены, а потом уже поздно было что-то менять. Думаю, это больше всего угнетало Иаса ещё долгое время спустя. Он не хотел даже искать другого добровольца. А жертвоприношение должно быть добровольным, насильное умерщвление ничего не даст — только осознанная жертва. Иас замкнулся в себе и умер от горя и чувства вины. — Её руки натянули кружево, чуть не порвав платок. — Оставил меня с двумя маленькими детьми, без помощи и защиты от этой… чёрной… тени.
Она содрогнулась, задышала часто и глубоко, но не разрыдалась и не впала в истерику, как испугался было Кэсерил, уже напрягшийся и готовый позвать обеих ожидавших в другой комнате фрейлин.
Потом дыхание её выровнялось; Кэсерил расслабился.
— А вы, — спросила она наконец, — боги коснулись вас?
— Да.
— Сочувствую.
Горькая усмешка исказила его губы.
— О да, — он потёр затылок.
Его очередь исповедоваться. Он мог бы утаить правду. Но не от Исты. Бремя за бремя, рана за рану. Откровенность за откровенность.
— Что вы знаете о короткой помолвке Исель с покойным лордом Дондо ди Джироналом?
— Было два гонца — один за другим, так что мы даже не успели отпраздновать.
— Отпраздновать? Помолвку сорокалетнего с шестнадцатилетней?
Её подбородок вздёрнулся, совсем как у Исель, — у Кэсерила даже перехватило дыхание.
— Между мной и Иасом была ещё большая разница в возрасте.
Ах да. В таком случае у Исты несколько другой взгляд на вещи.
— Дондо — не Иас, миледи. Это был продажный, развратный негодяй, растратчик… и я больше чем уверен, что это он убил ди Санду, возможно, даже собственноручно. Они с братом Мартоу пытались подмять под себя весь Шалион — используя Орико, Тейдеса и Исель.
Иста коснулась рукой своего горла.
— Я встречала Мартоу при дворе. Он хотел стать следующим лордом ди Льютесом. Ди Льютес — ярчайшая, благороднейшая звезда, когда-либо блиставшая при дворе Шалиона. Мартоу вряд ли достоин был бы чистить ему сапоги. С Дондо я никогда не встречалась.
— Дондо был сущим несчастьем. Я впервые встретился с ним несколько лет назад, и уже тогда он был негодяем. С возрастом же стал ещё хуже. Исель была в ужасе и ярости оттого, что её принуждали к браку с ним. Она молилась богам, чтобы её избавили от этого ужаса, но боги… боги молчали. Тогда за дело взялся я. Я выслеживал Дондо весь день, пытаясь убить ради неё, но так и не смог приблизиться к нему. Тогда я начал молиться Бастарду о чуде смертельной магии. И оно было мне даровано.
Глаза Исты изумлённо раскрылись.
— Почему вы не умерли?
— Полагаю, я всё же умирал. Придя в себя и обнаружив, что Дондо мёртв, а я нет, я не знал, что и думать. Но Умегат объяснил мне, что молитвы Исель призвали ещё одно чудо, и леди Весны освободила мою душу из лап демона, но только на время. Святой Умегат — тогда я ещё думал, что он грум…
Рассказ становился безнадёжно путаным. Кэсерил перевёл дух и поведал сначала об Умегате и зверинце — как они охраняли бедного Орико от проклятия.
— Однако Дондо незадолго до смерти, готовясь к свадьбе с Исель, сказал Тейдесу, что зверинец — злая рокнарская магия, призванная постепенно уничтожить Орико, и Тейдес поверил ему. Пять дней назад, собрав свою баосийскую охрану, принц убил почти всех священных животных Умегата и только по чистой случайности не стал убийцей самого святого. Тейдеса поцарапал умирающий леопард Орико — клянусь, это были обычные царапины! Если бы я только понял… Они загноились, началось заражение. Его конец был… — Кэсерил вспомнил, кому он это рассказывает, — …очень быстрым.
— Бедный Тейдес, — прошептала Иста, отведя взгляд. — Мой бедный Тейдес. Ты родился для того, чтобы тебя предали.
— В любом случае, — завершил Кэсерил, — из-за этого странного взаимодействия чудес демон смерти и душа Дондо заключены в моём теле, в моём животе. Заперты, словно в клетке, в некоем подобии опухоли, судя по всему. Когда они освободятся — я умру.
Искажённое горем лицо Исты разгладилось. Её глаза впились в лицо Кэсерила.
— Это будет уже два, — сказала она.
— А?.. Что?
Её руки оставили истерзанный платок и вцепились в его воротник. Взгляд рейны стал пронзительным, прожигающим насквозь, дыхание снова участилось.
— Вы ди Льютес Исель?
— Я… я… я… — забормотал Кэсерил; в животе похолодело.
— Дважды. Дважды. Но как быть с третьим разом? О… о… — Глаза Исты расширились, зрачки пульсировали. Губы дрожали. — Кто вы такой?
— Я… всего лишь Кэсерил, миледи! Не ди Льютес, я уверен. Я не богат, не силён, не могущественен. И даже не красив, боги свидетели. И не храбр, хотя, если меня загонят в угол, я, пожалуй, буду сражаться.
Она нетерпеливо отмахнулась.
— Отбросьте эти мелочи… обнажённый, связанный, вниз головой. Искренне. Навстречу смерти… не навстречу двум или трём. Одной.
— Я… это безумие. Это не тот путь, с помощью которого я надеюсь разрушить заклятие, уверяю вас.
Пятеро богов, только не утопление.
— У меня другой план спасения Исель.
Её глаза вопросительно остановились на нём, в них ещё сохранялось пугающее дикое выражение.
— С вами говорили боги?
— Нет, я исхожу из здравого смысла.
Она выпрямилась на скамейке, отпустив, к облегчению Кэсерила, его воротник, и озадаченно нахмурилась.
— Здравый смысл? В этом деле?
— Сара и вы вышли замуж за представителей Дома Шалиона и получили их проклятие. Я думаю, Исель может с помощью замужества избавиться от него. Этот выход не годился ни для Орико, ни для Тейдеса, но теперь… Я еду в Ибру, чтобы устроить брак Исель с новым наследником Ибры, принцем Бергоном. Ди Джиронал постарается пресечь эту попытку — ведь это будет означать конец его власти в Шалионе. Исель собирается ускользнуть от него, сопровождая тело Тейдеса в Валенду, где он будет похоронен. — Кэсерил поведал о намерении Исель ехать с траурным кортежем и затем встретиться с Бергоном в Валенде.
— Возможно, — выдохнула Иста, — возможно…
Он не совсем понял, что она имела в виду. Рейна всё ещё смотрела на него очень странно.
— А ваша мать, — сказал Кэсерил, — она знает? О проклятии, о ди Льютесе?