— Вы имеете в виду те времена, когда ди Льютес был ещё жив и молод? К сожалению, канцлер — к тому времени он уже был канцлером рея Иаса или ещё только влиятельным придворным? — не часто появлялся в Порифорсе.
— Вот видите, — холодно откликнулась Иста. Она позволила Каттиларе проводить себя и Лисе в их комнаты и вернуться наблюдать, как ухаживают за больным.
Или чем ещё она занималась в отношении Иллвина. Иста раздумывала, нет ли ещё чего-нибудь в козьем молоке, кроме мёда, или что за странными специями могли приправлять еду, которую он ел один раз в день. После чего он начинал неразборчиво бредить, спать целыми днями, не просыпаясь.
Соблазнительно разумное предположение. Не единовременная доза яда с рокнарского кинжала, а регулярное отравление, исходящее от человека, близкого к дому? Но это бы вызвало весьма заметные симптомы. Ей стало стыдно, что такая мысль пришла ей в голову. Хотя такой вариант причиняет меньше тревог, чем сны про нить белого огня.
— Зачем вы ущипнули меня за руку? — поинтересовалась Лисе, когда дверь за ними закрылась.
— Чтобы ты замолчала.
— Ну это-то я поняла. Но почему?
— Марчесса не одобрила рвения грума. Я хотела уберечь его от трёпки или, в конце концов, от выговора.
— Ох, — Лисе нахмурилась, осознавая это. — Простите, что я позволила ему побеспокоить вас. В конюшнях он казался безобидным. Мне понравилось, как он обращается к лошадьми. — Через секунду она добавила: — Хорошо, что вы отнеслись к нему по-доброму, не стали насмехаться и не отказали ему в просьбе. В этом нет никакой доброты.
— Он же приложил столько сил, чтобы сделать своё предложение как можно более привлекательным.
Лукавый блеск, вернувшийся в глаза Лисе, никак не вязался с её тоном:
— Это верно. И всё же… от этого стало как-то грустнее.
Исте оставалось только согласно кивнуть.
От того, как Лисе просто, без лишних церемоний подготовила её ко сну, у Исты стало легко на душе. Девушка весело пожелала ей спокойной ночи и отправилась спать в соседнюю комнату, чтобы в любой момент услышать зов госпожи. По просьбе Исты она снова оставила горящую свечу, и Иста, усевшись на подушках, принялась обдумывать открытия, которые принёс день.
Пальцы отбивали барабанную дробь. Исту обуяло то же беспокойство, что заставляло её без устали шагать вдоль зубчатых стен замка Валенды до тех пор, пока на ногах не образовывались волдыри, от туфель не начинала отваливаться подмётка, а фрейлины не принимались молить о милосердии. Это было хоть какое-то средство, способное приостановить поток мыслей, но всё же не избавить от него.
Несмотря на то что все происшествия, приведшие её в Порифорс, казались цепью случайностей, Бастард утверждал, что она оказалась здесь не случайно. Боги расчётливы, заметил как-то лорд ди Кэсерил, они готовы воспользоваться малейшим шансом. И он не прикидывался, — сам будучи человеком, осенённым богом, — что это великое благо. Иста усмехнулась, соглашаясь с ним.
Но всё же, как боги откликаются на молитвы? Количество молитв не счесть, а чудеса происходят крайне редко. Вероятно, боги сваливают свою работу на других. Ведь как бы пространен бог ни был, в единицу времени он может вместить лишь одну душу и проникнуть в мир сущего: через дверь, окно, трещину, щель, игольное ушко…
Демоны же, пусть их и легионы, не столь пространны, в их глазах нет бесконечной глубины, как в тех глазах, но они ограничены точно так же; разве что, могут прогрызть в краях своего живого существа отверстия и таким образом расширить свои владения.
Но у кого на совести те молитвы, что заставили её прийти сюда? Может быть, это были молитвы не конкретно о ней, а просто о помощи, и тот факт, что выбор пал на неё, — очередная злая шутка Бастарда. Она заведомо исключила лорда Иллвина, потому что считала, что он лежит без чувств, но, если Горам говорит правду, у его хозяина случаются периоды… если не вменяемости, то хотя бы бодрствования. И Горам сам обращался к ней с мольбами, если не словесно, то хотя бы действиями. Кто-то в качестве прощения положил белую розу поперёк пустой тарелки Иллвина. Леди Каттилара явственно тоскует о ребёнке, а её муж… не то, чем кажется.
Дурацкая идея отправить по дорогам Шалиона женщину средних лет, привести её сюда и зачем? Неудавшаяся святая, неудавшаяся колдунья, неудавшаяся рейна, жена, мать, дочь… ну, роль любовницы она на себя никогда не примеряла. В её ряду скорбей, это ещё хуже, чем неудача. Сначала, узнав, что лорд Эрис — родственник ди Льютеса, она решила что настал час божественной расплаты за её давнее, хладнокровное убийство и грех, о которых она поведала ди Кэйбону в Касилшасе. Боялась, что в наказание в ней воскресят застарелую вину: Принесите ведро воды для тонущей женщины!
Но теперь… кажется, все её эгоистические ожидания издевательски разрушены. Не она, а кто-то другой теперь центр внимания богов. Её губы изогнулись в горькой усмешке. А она всего лишь… кто? Та, кого искушают заняться любовью?
Конечно, искушают. Бастард прямо воспламенил её своим сладострастным поцелуем. Его ищущий язык нёс в себе и более таинственное послание, но эту часть его она восприняла очень ясно, и телом, и разумом.
Но ради чего будить в ней это спящее желание здесь, сейчас? Зачем вообще? В маленькой, захолустной Валенде не подавали блюд, от которых начинали течь слюнки, даже если бы проклятие не сковало Исту ниже талии так же, как и выше. Там её даже сложно было обвинить в невыполнении женского долга влюбляться. Она попыталась представить себе ди Феррея или ещё какого-нибудь господина из окружения провинкары объектом желания и фыркнула. Вот именно. Так или иначе, скромная леди должна жить потупив взор. Этому её научили ещё в одиннадцать лет.
Занятие, сказал Бастард.
А не любовное приключение.
Но что за занятие? Исцеление? Но если и так, то простым поцелуем результата не добиться. Похоже, при первой попытке она что-то упустила, что-то, что лежит на поверхности. Что-то неуловимое. Важное. Или скрытое? Но для второй попытки ей может не хватить смелости. Она пожелала, чтобы в следующий раз бог выражался яснее, но потом спохватилась и взяла желание обратно.
Но если ситуация и так настолько плачевна, то сможет ли она усугубить её ещё больше? Может, здесь она оказалась по тем же причинам, по каким молодые целители пробуют новые методики и лекарства на безнадёжных больных? И поэтому они не виноваты в своих — чаще всего неизбежных — неудачах. Умирающий в Порифорсе есть. Эта туго закрученная домашняя трагедия — всего лишь случай из практики. Два брата, бесплодная жена, замок… возможно, решение вовсе не за пределами её возможностей. Это не вопрос будущего целого королевства или судьбы всего мира. Не то, ради чего боги призвали её на службу в первый раз.
Но зачем в ответ на молитвы послать именно меня, если ты отлично знаешь, что без Тебя я сделать ничего не смогу?
Из этого можно было вывести очевидную мысль.
Если я не откроюсь Тебе, то Ты не сможешь поднять даже лист. Если ты не вольёшься в меня, я не смогу сделать… что?
Станут ли ворота для вылазки проходом или, наоборот, препятствием зависит не от того, из чего они сделаны, а в каком положении находятся. Свободная воля двери. Все двери открываются в двух направлениях. Она не могла быть уверена, что приоткрыв врата своей замкнутости и выглянув наружу, ей всё же удастся удержать крепость.
Но я не вижу…
Она по очереди прокляла богов в пяти стихах, в этакой злостной пародии на детскую молитву перед сном, перекатилась набок и накрыла голову подушкой. Я не сопротивляюсь. Я уклоняюсь.
Если какой-нибудь бог и проник в её сны, то Иста, раскрыв глаза посреди ночи, об этом не помнила. Невзирая на все призраки, бередившие ей ум, тело требовало своё. Она вздохнула, спустила ноги с кровати и пошла приоткрыть тяжёлую деревянную ставню, чтобы впустить немного света. Судя по серебряному блеску ущербной луны сейчас около полуночи, решила она. Ночь была тихой и ясной. Иста нашарила под кроватью ночной горшок.
Закончив, она со звоном водворила крышку на место, нахмурилась тому, каким громким показался этот звук в окружающей тишине, и задвинула ёмкость обратно. Иста вернулась к окну, собираясь закрыть ставни.
Шорох крадущихся шагов послышался со двора, а потом быстро метнулся вверх по ступеням. Иста задержала дыхание, глядя через металлический узор решётки. Снова Катти, вся в мягких, словно светящихся шелках, точно вода, обтекающих её тело в такт его движениям в свете луны. Девчонка так может простудиться.
В этот раз у неё не было в руках кувшина с козьим молоком. С ней даже не было свечи. Иста не могла разглядеть, прижимала ли она к груди какой-то крошечный, но гораздо более опасный пузырёк, или просто придерживала лёгкое платье.
Марчесса тихо приоткрыла дверь в комнату лорда Иллвина и исчезла внутри.
Иста стояла у окна и смотрела в темноту, вцепившись руками в холодную металлическую листву.
Хорошо. Ты победил. Я больше не выдержу.
Скрежеща зубами, Иста порылась в своей одежде, теперь аккуратно развешанной по крючкам вдоль стены, вытащила чёрный шёлковый халат и накинула его поверх бледной ночной рубашки. Ей не хотелось будить Лисе, в потёмках пробираясь через внешнюю комнату к двери. А окно открывается? Сначала она не была уверена, что железный прут, придерживающий решётку, удастся вытащить из каменного паза, но после некоторых усилий он поддался. Решётка распахнулась наружу. Иста подтянулась к подоконнику и перекинула через него ноги.
Босые ступни рейны создавали меньше шума, скользя по доскам галереи, чем туфельки Катти. Заметив, что под дверью тёмной комнаты напротив не появилась полоска оранжевого света, Иста совсем не удивилась, обнаружив, что внутренние ставни окна Иллвина тоже открыты навстречу лунному свету. Но для Исты, прижавшейся к краю извилистых металлических лоз, увивающих окно, Катти была лишь едва различимой тенью, двигающейся среди ещё более тёмных теней, шорохом, дыханием, скрипом досок, слабее мышиного писка.