Ингри заставил себя подняться на ноги и снова пошёл по улице, стараясь не шататься, как пьяный. Движение несколько взбодрило его тело и освежило ум. Дойдя до жёлтого каменного фасада дворца Хетвара, который был ему домом последние четыре года, Ингри помедлил, вспомнив о своём первом паническом порыве кинуться к патрону. Он внезапно почувствовал, что совершенно не представляет, что сказать Хетвару, однако хранитель печати ведь велел ему явиться. По крайней мере нужно узнать, не ждут ли его новые распоряжения. Ингри свернул к двери.
— У милорда посетители, — предупредил его привратник.
Ингри едва не удрал, но вместо этого скромно сказал:
— Передай, что я подожду, и узнай, что милорду угодно мне приказать.
Привратник отправил пажа, который тут же вернулся с известием:
— Господин желает, чтобы вы явились в его кабинет, лорд Ингри.
Ингри кивнул, поднялся по широкой лестнице и свернул в знакомый коридор. Наступали сумерки, и слуга зажигал свечи в настенных подсвечниках. На стук в дверь раздался ответ Хетвара:
— Войдите.
Ингри повернул ручку и проскользнул внутрь, но тут же с трудом подавил импульс сбежать. Вокруг письменного стола Хетвара сидели принц Биаст, просвещённый Льюко и сам настоятель-выборщик, Фритин кин Боарфорд. У стены стоял Геска; напряжённая поза лейтенанта выдавала в нём человека, которому нелегко даётся отчёт перед начальством. Глаза всех присутствующих обратились на Ингри.
— Вот и хорошо, — сказал Хетвар. — Мы как раз обсуждали вас, Ингри. Оправились ли вы после утреннего нездоровья?
Выражение лица хранителя печати было откровенно насмешливым. Быстро перебрав в уме возможные варианты, Ингри решил, что ответа на этот вопрос не существует; поэтому он просто кивнул и стал всматриваться в своих неожиданных слушателей.
Настоятель Фритин приходился дядей графам-близнецам Боарфордам; это был представитель предыдущего поколения, избравший служение храму, поскольку слишком большое число старших братьев лишало его надежды унаследовать родовые земли. Его долгая карьера была типичной для священнослужителя и вполне достойной: если он и покровительствовал своим родичам, то всегда заботился о том, чтобы они ревностно служили храму. Его назначение в Истхом, сопровождавшееся важным постом выборщика, произошло около семи лет назад, ознаменовав кульминацию карьеры и возможности оказывать покровительство.
По наблюдениям Ингри, Фритин и Хетвар вполне уживались: оба они были прежде всего людьми практичными. Благодаря им Храмовый город и Королевский город чаще действовали сообща, чем противостояли друг другу, хотя бывали и исключения. В настоящий момент некоторая напряжённость была вызвана приближающимися выборами, поскольку Хетвар полагал, что Фритин ещё не определился с тем, кому отдаст голос: настоятель по матери был в родстве и с Хокмурами, и с Фоксбриарами. Фритин сумел использовать своё положение главы храма для того, чтобы пока что не пообещать свой голос никому. Не приходилось сомневаться, что он собирался извлечь пользу из такого положения вещей.
Ингри никогда не был уверен, что верховный настоятель снисходительно смотрит на его волка. Прощение Ингри даровал его предшественник; бумага с его подписью была единственной собственностью Ингри, которую он берёг все последние десять лет; сейчас она хранилась в комнате Ингри в этом самом дворце. Ингри не было известно, является ли отвращение Фритина ко всему сверхъестественному следствием его теологических взглядов или личного отношения: настоятель так же не жаловал мистику, как и Хетвар.
«Так зачем же, интересно, он привёл Льюко?»
Льюко как раз грыз палец и пристально смотрел на Ингри, что вызвало у того новый приступ беспокойства. Вежливо кивнув жрецу, Ингри стал ждать, когда кто-нибудь заговорит.
«Кто угодно, только не я. Пятеро богов, я недостаточно сообразителен для такой опасной компании».
Верховный настоятель сразу перешёл к делу.
— Просвещённый Льюко сообщил нам, что вы утверждаете, будто пережили чудо сегодня утром в храме.
На мгновение Ингри задумался о том, как бы прореагировал Фритин, если бы он ответил: «Нет, я совершил чудо. Мне очень не хотелось, но бог так меня упрашивал…» Вместо этого Ингри ответил:
— Со мной не случилось ничего, что я мог бы доказать в суде, милорд. По крайней мере так мне сказали.
Льюко смущённо поёжился под спокойным взглядом Ингри.
— Я там был, — холодно сказал настоятель.
— Да, милорд.
— Я не видел ничего. — К чести Фритина, хоть в его голосе мешались подозрение и тревога, тревога всё-таки преобладала.
Ингри склонил голову, сохранив ничего не говорящее выражение лица. Если это кого-то и злит… Пусть сначала они выскажутся.
Принц-маршал Биаст с надеждой проговорил:
— Можно считать, что раз Сын Осени забрал душу Болесо, это свидетельствует против обвинений в звериной магии.
— Считать можно всё что угодно, — добродушно кивнул Ингри. — И как только единственного свидетеля Камрила обнаружат утонувшим в Сторке, некому будет опровергнуть такое заключение. Я, во всяком случае, предпочту промолчать.
Верховный настоятель дёрнулся, уловив замаскированное оскорбление. Или совет? А может быть, угрозу? Ингри надеялся, что определить это точно окажется нелегко. Проницательные глаза Льюко блеснули вновь пробудившимся любопытством.
— Такого не случится, — сказал настоятель. — Камрил находится под стражей. Его ждёт правосудие.
— Это хорошо. Тогда каким бы способом ни была спасена душа Болесо, по крайней мере его поступки получат оценку, которой заслуживают.
Биаст поморщился.
Хетвар решительно вмешался:
— Так скажите нам, лорд Ингри, когда вы обнаружили, что леди Йяда также заражена духом животного? — Ах, значит, они сравнивали то, что каждому из них говорил Ингри… Что ж, теперь этому не поможешь.
— В первый день после отъезда из замка.
С обычным своим обманчивым спокойствием Хетвар поинтересовался:
— И вы не сочли нужным сообщить об этом мне?
Стоящий у стены Геска, изо всех сил старавшийся сделаться невидимым, поёжился.
«А кому же, как не Хетвару, ты писал свои доносы, Геска?»
Похоже, Хорсриверу, судя по тому, как своевременно тот их встретил. А если так, то остаётся ли и сейчас Геска его агентом?
— При первой же возможности, — ответил Ингри, — я сообщил о проблеме храму в лице просвещённой Халланы. Она направила меня к просвещённому Льюко. — «Ну, в определённом смысле…» — Я ожидал указаний священнослужителей, поскольку дело явно попадает в ведение храма, однако, увы, из-за переполоха с белым медведем вовремя их не получил. К тому времени, когда у меня появился шанс всё рассказать, другие события заслонили это. — Другие события? Или то же самое, только с другой точки зрения? Кто, кроме богов, может заглядывать за все углы одновременно? Эта новая мысль не успокаивала. Ладно, переложим вину на святого — Льюко как раз со своего рода сухим одобрением смотрел, как Ингри выкручивается — и посмотрим, кто осмелится отчитывать его.
Ну конечно, не Хетвар: хранитель печати нахмурился, но переменил тему:
— Понятно. С девицей мы разберёмся в своё время. До нас дошло более недавнее обвинение. Что вы скажете об утверждении Камрила, будто Венсел кин Хорсривер также скрывает в себе дух животного?
Ингри сделал глубокий вдох.
— Я скажу, что такое тяжкое обвинение, несомненно, заслуживает тщательного разбирательства со стороны храма.
— И что это разбирательство обнаружит?
Насколько умело способен Венсел скрывать свою тайну? Несомненно, лучше, чем Ингри — свою…
— Полагаю, что это будет зависеть от компетентности следователей.
— Ингри! — Особый тон Хетвара, шипение сквозь зубы, заставил и Геску, и Биаста поморщиться, но на этот раз Ингри не поддался.
— Этот человек — граф-выборщик, а мы накануне выборов. Я полагал, что Хорсривер — верный приверженец законного наследника.
Ингри поклонился Биасту, и тот ответил ему благодарным кивком. Фритин заморгал, но ничего не сказал.
— Если с ним всё в порядке, — продолжал Хетвар, — мне нужно об этом знать! Я не могу позволить себе лишиться его поддержки из-за несвоевременного ареста.
— Что ж, — равнодушно ответил Ингри, — тогда решение очень простое: дождитесь, пока он проголосует, а потом схватите его.
Биаст сморщился так, словно, откусив кусок яблока, обнаружил половинку червяка. Выражение лица Хетвара показало, что на мгновение он допустил такую возможность. Фритин не позволил себе никакой реакции, и Ингри снова задал себе вопрос: кому настоятель обещал свой голос?
Не увеличился ли только что шанс Камрила поцеловаться с водами Сторка?
«Разве мне есть до этого дело? — Ингри вздохнул. — Пожалуй… — Ингри пришёл к мрачному выводу: в этой комнате не было никого, кому он достаточно доверял бы, чтобы сообщить о последних открытиях насчёт Хорсривера. — Мне необходима Йяда».
Ингри стиснул руки за спиной. «Моя очередь».
— Верховный настоятель, — обратился он к Фритину, — вы — и теолог, и выборщик. Если хоть кто-нибудь может ответить на мой вопрос, то это вы. Можете ли вы сказать мне, в чём в точности заключается теологическое различие между священной властью короля Древнего Вилда и её современной формой, одобряемой квинтарианской ортодоксией?
Хетвар вытаращил глаза. На его лице явно читался вопрос: «Откуда, во имя пяти богов, взялся этот вопрос, Ингри?» Однако хранитель печати откинулся в кресле и знаком предложил настоятелю отвечать: ему явно было очень любопытно узнать, куда их заведёт неожиданный поворот разговора.
Фритин побарабанил пальцами по подлокотнику кресла.
— В древности священный король избирался главами тринадцати сильнейших племенных кланов. Теперь выборщиками являются представители восьми великих домов и пятеро священнослужителей. Правам крови и первородства отдаётся предпочтение, — Фритин бросил взгляд в сторону Биаста, — по образцу Дартаки. Поскольку выборы священного короля в Древнем Вилде чаще всего бывали прелюдией к войне между племенами, более мирная передача власти от поколения к поколению, несомненно, знаменует собой благословение богов. — Новый поклон в сторону Биаста содержал явный намёк: «И пусть это так и останется».