ла страстную повесть о мученичестве своих любимцев, добавив:
– Вот Лоренцо я съесть помогла, потому что он меня всегда кусал.
Она нахмурилась на ухмылку Тейра, и он мигом посерьезнел.
– А Цецилию я выкрала и отпустила на волю за городом.
– И получилось? – спросил Тейр, когда она умолкла.
– Что? А, заклятие! Да, мадонна Тура разрешилась мальчиком в прошлом месяце. Надеюсь, с ними ничего не случилось.
Шелка, конечно, приманка для грабителей. Но быть может, мадонна Тура успела бежать к другим родственникам…
Тейр подставил львиное кольцо солнечным лучам и пошевелил пальцами, чтобы оно заблестело.
– А это кольцо магическое, мадонна?
От этих слов она похолодела, такими похожими они были на слова его… покойного?.. брата.
– Да… но только ничего не получилось, и я носила его просто как украшение. – Она настороженно посмотрела на него, но он сказал только:
– Оно очень красивое.
Все это время она жила от часа к часу, не заглядывая вперед – и вот она в дремучем лесу (или, во всяком случае, едет через чью-то рощу) с почти незнакомым мужчиной. Неделю назад она сочла бы подобное верхом непристойности. Но теперь все эти охранительные запреты казались зыбкими и фальшивыми. И тем не менее – навстречу какой судьбе она едет?
Приданым ей должны были послужить деньги за большого бронзового Персея, но мастер Бенефорте не дожил, чтобы отлить его, а герцог Сандрино – чтобы вознаградить за него. Предположительно она унаследует дом, хотя он, разумеется, уже разграблен. Разве что отцовские кредиторы предъявят на него права, отсудят его и деньги поделят между собой, оставив ее в полной нищете… С беззащитными вдовами и сиротами в судах случалось и не такое. Без денег свободное будущее, которое ей предстояло, было страшным. Богатая молодая женщина обладала властью над своей жизнью, равной только ее власти над своим имуществом. Нищая молодая женщина… точно то же. Только по-иному.
Но если сеньору Ферранте удалось захватить Монтефолью, надеяться ей не на что. Получить хоть часть своего наследства она сможет, только если Ферранте потерпит поражение.
Она посмотрела на Тейра, шагающего рядом. Его волосы заблестели ярче львиного кольца, когда они вышли из гудевшей насекомыми рощи на солнце. Ее уколола совесть: она тревожится о деньгах, когда не известно, какая судьба постигла его брата Ури. Или известно? А она только постаралась смягчить страшную правду? Рану он получил, несомненно, смертельную. Но хотя бы из-за неуверенности их пути соединились. Знай он твердо, что его брат погиб, зачем бы ему было сопровождать ее? В свидетельство кольца ей не верилось. «Как ты можешь быть моей истинной любовью? Ты же меня совсем не знаешь. Наверное, тебя ослепляют какие-то магические чары, а чуть ты узнаешь, какая я на самом деле, так возненавидишь меня». Глаза ей затуманили слезы. «Дура, перестань распускать июни!» – сурово одернула она себя.
На исходе утра они добрались до луга и рощицы, где мастер Бенефорте был убит… или умер своей смертью. Лошадь паслась, пока Тейр дал отдых ногам. Фьяметта бродила по лугу, но чувства, что ее отец здесь с ней, у нее не возникло. В свете солнца луг выглядел красивым и безмятежным. Вскоре они продолжили путь, Тейр, шагая под еще припекающим солнцем, рассказал ей кое-что о своей жизни. От природы он был не слишком словоохотливым, но рассказывать и правда как будто было не о чем. Он немного учился у местного священника – Фьяметта с облегчением услышала, что он хотя бы умеет читать и писать. Младшая сестра умерла от чумы – возможно, судя по году, во время той же вспышки, которая унесла мать Фьяметты. Гибель отца в руднике положила конец учению и обрекла Тейра на тяжкий труд в долине, а его брат Ури выбрал более многообещающую жизнь наемника. В руднике, видимо, царила беспросветная скука. Она и не догадывалась, сколько человеческих рук, сколько работы, сколько сожженных деревьев требовалось, чтобы поблескивающие слитки металла обрели свое назначение в мастерской ее отца. Тейр ни разу не видел города, ни разу не покидал Бруинвальдскую долину до последних дней. Он был поражен и преисполнился благоговения, услышав, что ей довелось пожить и в Риме, и в Венеции. Он взирал на убегающие вдаль холмы и разбросанные среди них фермы, точно они были каким-то чудом. Фьяметта с горечью решила, что в практических делах толку от него будет не больше, чем от младенца.
Ури оказался превосходным натурщиком для Персея. Она рассматривала Тейра, прикидывая, для какой статуи мог бы послужить натурщиком он. Среди греческих героев она не нашла никого. Аякс слишком уж воинственен, Улисс слишком уж хитер. Геркулес, пожалуй, слишком уж туп. Гектор был жирным семейным человеком, которому не повезло с братом… Это было бы дурным предзнаменованием, если вспомнить печальный конец Гектора. Ну, так какой-нибудь северный герой. Роланд? Рыцарь короля Артура? Кто-то из Библии? Святой? Нет, это было бы еще нелепее. Почему-то Тейр никак не укладывался в героическую форму. Фьяметта вздохнула.
К середине дня долина расширилась – они приближались к северной оконечности озера и деревне Сеччино. Тейр объявил, что вполне свеж и готов идти дальше. Фьяметте не хотелось останавливаться в деревне – вдруг ее узнают? Хотя сейчас у нее украсть нечего, и вряд ли рыщущий браво или кто-нибудь еще заинтересуется ею, разве что по пустой злобе. Держа мерина на поводу, Фьяметта позволила ему пастись, а Тейр пошел в деревню купить еды. Он вернулся с сыром, хлебом, свежей редиской, крутыми яйцами и вином. Почти казалось, что они выехали на загородную прогулку, как в былые лучшие времена. Тейр уговорил ее подкрепиться, и она правда потом почувствовала себя лучше. Но тревога возобладала над сонливостью, и они отправились дальше почти сразу же после еды.
Когда наступил вечер, до монастыря Святого Иеронима все еще оставалось шесть-семь миль. Они устроили привал, немного поели из оставшихся припасов и допили вино, разведя его водой.
– Дальше, наверное, идти будет все опаснее, – боязливо сказала Фьяметта. – Сеньор Ферранте, уж конечно, выставит дозорных вокруг монастыря.
– Но вы же говорили, что у него не хватало людей?
– Сначала их у него было всего пятьдесят. Возможно, он вызвал из Лозимо еще конников, но пешие его солдаты никак не могли сюда добраться. И ему нужно оставить отряд в городе.
– Значит, разумнее всего нам попытаться проникнуть в монастырь сегодня ночью. Если мы не видим их, то и они нас не видят.
– Не знаю… В восточной стене монастыря возле леса есть боковая дверь. По-моему, нам лучше попробовать там. За главными воротами следят, конечно, строже. Можно пройти кружным путем через овечье пастбище и виноградники.
– Ну так ведите!
– Да, но я не знаю, когда свернуть с дороги. Чем позднее, тем лучше, но…
Тейр понюхал воздух:
– Думается, пока еще не надо, Я не чую запаха лагерных костров.
– А!
Они устало побрели вперед. Справа за деревьями темной бездной простиралось озеро. Крестьянские домики слева были погружены во тьму и жуткую тишину. В камышах по берегу квакали лягушки. Остывающий воздух обрел липкую влажность. Старый мерин начал беспокоиться и упираться, так что Тейру приходилось тащить его за повод. Фьяметта спешилась. Ноги у нее подгибались. Нет, плыть на лодке было куда легче! Время от времени она нюхала воздух, и они с Тейром внезапно остановились, как по уговору.
– Жареная баранина, – шепнул Тейр. – На юге. Откуда дует ветер.
– Да, я тоже заметила. – Она заколебалась. – Вон та каменная стенка – ограда дальнего монастырского овечьего пастбища. Значит, мы уже близко. Но как нам пробраться через лес с этим глупым конягой?
– Оставим его на пастбище, – предложил Тейр. – Ему тут будет хорошо. И никто в здравом уме на него не польстится, чтобы ездить верхом, А солдаты есть его не станут, пока им хватает овец.
Вероятно, Тейр так же устал тащить одра, как тот устал, что его тащат. Но мысль была дельной. Вглядываясь, вслушиваясь, Фьяметта увела их с дороги в низину, затененную дубами. Стенка оказалась Тейру по пояс, но он сделал ее еще ниже, бесшумно сняв два верхних ряда камней. Наконец им удалось заставить упирающегося мерина переступить через нее. Фьяметта сняла уздечку с поводьями и запихнула ее во вьюк Тейра, который он затем вскинул себе на спину. Мерин отошел, подозрительно обнюхивая ощипанную овцами траву. Фьяметта почувствовала, что стала куда более незаметной.
Пригибаясь, она повела Тейра вверх на холм и вокруг широкого пастбища. Выглянув из-за каменной глыбы, Тейр молча указал на низинку в дальнем конце. Там в оранжевых отблесках костра двигались мужские силуэты, ветер доносил голоса вместе с запахом дыма. Солдаты Ферранте ужинали краденой святой бараниной.
Только чуть зашуршав, Фьяметта и Тейр перелезли через следующую стенку и скрылись в винограднике. По нему они добрались до леса, который Фьяметта обошла с востока по верху склона. Как ни осторожно они ступали по бурьяну, их шаги отдавались у нее в ушах свистом серпов. Наконец она решила, что пора свернуть под деревья, надеясь выйти к боковой двери в стене монастыря. Она вглядывалась в густую тень под ветвями с глубокой тревогой. Около монастырской стены, конечно же, должно быть больше солдат! Тейр, перебрав несколько сухих сучьев, выбрал толстую обломившуюся ветку, в которой сохранилось еще достаточно сока, чтобы она не переломилась при первом же ударе. «Пресвятая Дева! Почему я не убежала на север, пока могла?» Ухватив Тейра за свободную руку, Фьяметта скользнула с ним в лес.
Глава 7
Все шло хорошо, пока они не споткнулись о спящего солдата.
Он лежал на земле, завернувшись в серое одеяло, и в тусклом свете луны походил на обломок упавшего стола. Он был поставлен следить за тем местом, куда направлялась Фьяметта – за ложбиной на опушке леса, откуда было хорошо видно поле по ту сторону ворот. На каменной стене над маленькой дверью ярко горели два фонаря, отбрасывая полукружье света на зеленую траву. Несомненно, вход охраняли люди, остерегавшиеся ночного нападения. Фьяметта вся сосредоточилась на своей цели, которая была так близка, сулила столько надежды и, слава Богу, оказалась такой достижимой, и мысленно уже бежала по зеленому дерну. Она даже не смотрела под ноги, пока ствол, на который она нарочно наступила, чтобы получше видеть, не продавился, судорожно не дернулся, и не вскочил, изрыгая проклятия. Она отпрянула с криком ужаса. В ушах болезненно отдался свист извлекаемого из ножен меча.