ерименты», ага... Ему явно будет над чем поработать, если он все же затащит меня в постель.
Уже у самых трусиков, его рука больно сжала мне ляжку, заставляя ойкнуть и ответить.
– Я… я ни с кем еще… не была…
Знаменский ослабил хватку, но руку не убрал, продолжая мягко массировать. Простые, незамысловатые движения – от которых по бедрам уже начинало разливаться то самое, особенное тепло, и хотелось зажать его руку между бедер.
– Как мило, – немного хрипло отреагировал он на мое признание.
И вдруг ровно и четко провел костяшками пальцев по самой середине моих трусиков.
Я всхлипнула, подаваясь ему навстречу, непроизвольно разводя ноги шире... А он продолжил говорить – склонившись еще ниже, уже в самое мое ухо.
– А что из остального ты пробовала?
Какая, к чертям, разница?! – чуть ни в голос закричала я.
Просто сделай так еще раз!
И он сделал. А потом снова задал свой вопрос, явно давая понять, что повторит ласку только, когда услышит ответ. Пришлось признаваться…
– Я до вас даже не… целовалась… по-настоящему.
Знаменский резко втянул сквозь зубы воздух. Ладонь его дрогнула, сжалась и коснулась моей промежности еще раз…
– То есть, там… тебя даже не трогали?
Стиснув зубы, я помотала головой. Не трогали, не лапали и даже не смотрели…
– Охренеть… – пробормотал он, продолжая гладить меня по самому чувствительному месту. – Стопроцентная девственница…
Незнакомое, почти болезненное томление стянуло низ живота, и пришлось укусить себя за губу, чтобы не застонать.
– Хочешь? – жарко шептал он мне в ухо. – Хочешь кончить? Прямо здесь – в ресторане, на виду у всех этих людей?
– Пожалуйста… – одними губами умоляла я, жмурясь от бессилия, потому что понимала, что да – еще пару таких касаний, и это произойдет – то, о чем до этого момента я только мечтала и читала в книгах с рейтингом 18+, – пожалуйста…
Не здесь, не так… Как угодно, только не так…
Чувствуя, как поджимаются на ногах пальцы, я тихонько заскулила. Моему телу было плевать на «всех этих людей», оно хотело, молило о разрядке… требовало, чтобы с меня сорвали эти дурацкие колготки с трусиками, и ласкали уже голыми пальцами, кожа к коже… а еще лучше тем, что прячется у него под ширинкой – без сомнения, уже натянутой под всепрощающей белоснежной скатертью…
– Виктор… Алексеевич… я… я… О, боже…
Пальцы его кружили все быстрее, пружина стягивалась все туже… в глазах потемнело, и я зажмурилась, готовясь к чему-то огромному… к чему-то, что, без всякого сомнения, снесет меня, сметёт и раздавит…
Знаменский вдруг зашипел, резко выдернул руку и выпрямился.
– Черт! Семёнова… – уставившись перед собой, он несколько раз резко выдохнул – буквально вытолкнул воздух из груди.
Потом обернулся, поискал глазами и уже совершенно нормальным голосом, будто ничего не произошло, подозвал официанта.
– Счет, – коротко попросил.
Дождавшись, пока молодой человек удалится, взял меня за руку, подержал ее в нерешительности… и вдруг нежно поцеловал в запястье.
– Это был бы твой первый оргазм?
Все еще плохо соображая, я кивнула. Знаменский весь расплылся в хищной, даже какой-то плотоядной улыбке.
– Я так и подумал. Предлагаю его оформить в другой обстановке и другими, более интересными… способами.
Я испуганно вздернулась.
– Я… не уверена, что… готова, Виктор Алексеевич…
Его голос стал жестче, глаза сузились и стали, как мне показалось, на оттенок темнее.
– Семёнова, я не совсем правильно выразился. Я не предлагаю. Я настаиваю.
Глава 9
– Считай, что я делаю тебе одолжение, – успокаивал меня Знаменский, пока я тряслась от страха в его роскошной машине. – Тебе все равно придется через это пройти. Представь, насколько грубо и неумело это сделает какой-нибудь пацан, у которого было полторы женщины, одна из которых – собственный кулак… К тому же, домой тебе явно лучше не приходить сегодня.
– А завтра что изменится? – огрызнулась я. – Юлька мне вдруг поверит, попросит прощения и выгонит Ложкина?
Он хмыкнул.
– То есть с первым пунктом ты не споришь?
Я покраснела.
– Вообще-то я собиралась отдать девственность любимому человеку, а не…
А не «похотливому шантажисту» чуть не сорвалось у меня с языка. Не то, чтобы это было неправдой, но злить мужчину, во власти которого я по собственной глупости оказалась, было бы не разумным. Если уж терять девственность, то с человеком в благодушном настроении…
– Ты еще скажи – мужу, – ухмыльнулся он. – Из какой пещеры ты вылезла, девочка?
Продолжать спорить было бессмысленно – мы явно были с ним из разных миров.
В том мире, в котором выросла я, девочки делились строго на две категории – приличные и «давалки». Первые изо всех сил старались остаться невинными до свадьбы, вторые же трахались по подворотням с каждым гопником, цепляли венерические заразы и устраивали у себя дома притоны. Третьего дано не было. Нет, были, конечно, еще и «соски» - эти пытались усидеть на двух стульях, предлагая свой рот вместо раздвинутых ног, но «приличными» они могли считаться исключительно у заезжих командировочных – местные-то всё друг про друга знали...
По приезде в Москву старые «понятия» пришлось срочно закапывать где-то очень глубоко. Здесь все было по-другому – вполне себе приличные девушки могли иметь парня, с которым занимались далеко не только французскими поцелуями, а иногда и вовсе съезжались – без намека на предложение руки и сердца.
Я понимала, что Виктор Алексеевич в чем-то прав. Да, скорее всего, я очень скоро не выдержу и примкну к рядам полноценных, живущих половой жизнью женщин. И да, это явно не будет с мужем, которого у меня не то, что нет, а в ближайшее время даже и не предвидится.
Искоса поглядывая на его профиль в бликах проезжающих машин, я пыталась представить себе, как это будет происходить. Больно ли? Стыдно ли? Или, наоборот – улечу так, что мало не покажется? И что будет потом, когда он получит свое? Удовлетворится и отстанет? Или захочет продолжения?..
– Ты слишком много думаешь, – прервал он мои тревожные размышления. – Расслабься. Во всех смыслах.
Протянув руку, он мимолетно погладил меня по щеке, отчего почему-то возникло страстное желание укусить его за палец. Но воплотить это желание не удалось – быстро забрав руку, Знаменский вывернул руль и завернул машину в еще один подземный гараж.
Приехали – поняла я.
***
Дом, куда меня привезли, чтобы целенаправленно лишить девственности, оказался огромной, царственно-богатой новостройкой. В самом центре Москвы, недалеко от набережной, это был почти небоскреб – тридцать пять этажей элитного жилья. И поднялись мы чуть ни под самую его крышу – на этаж, гордо именуемый «нижний пентхаус».
Таких шикарных лифтов, таких чистых, выстеленных ковром лестничных площадок я еще не видела. И, наверное, больше никогда и не увижу.
А уж когда попала внутрь квартиры… я просто потеряла дар речи. Стало совершенно понятно, что годы работы на поприще исполнительного директора Неотека не прошли для Виктора Алексеевича даром. Потому что одна только мраморная плитка на полу стоила, наверняка, больше годиовой заработной платы всей моей семьи.
– Раздевайся… Чего встала? – закрывая дверь, Знаменский мягко подтолкнул меня вперед, внутрь огромного фойе, мягко подсвеченного потолочными светильниками.
– Что прямо тут? – я испуганно повернулась к нему.
– Конечно… Я трахну тебя прямо здесь – стоя у стенки. А еще лучше – перед трюмо...
Мое сердце скакнуло вверх-вниз, кровь ощутимо прилила к щекам.
– Вы с ума сошли? Я…
Знаменский вздохнул и закатил глаза.
– Куртку давай. И иди в гостиную – вон туда.
Уфф… Я выдохнула. Сняла с его помощью куртку, разулась и осторожно пошла по коридору в сторону широко распахнутых стеклянных дверей.
– Но перед трюмо я тебя еще нагну, Семёнова – будь уверена, – крикнул он мне вдогонку, заставляя поморщиться.
Однако в следующую секунду волнения были забыты, сменившись очередными восторгами – гостиная была похожа на приемный покой какого-нибудь лорда – элегантная сдержанность декора прекрасно сочеталась с темной, кожаной мебелью и тяжелыми шторами, за огромным, почти во всю стену окном расстилался широкий балкон. Вид из окна был даже лучше, чем в ресторане – и не удивительно, учитывая высоту, на которой все это находилось.
Что ж… Как минимум лишаться девственности я буду в очень нехилом антураже…
– Хочешь выпить?
Его голос раздался так близко, что я буквально подпрыгнула от неожиданности. И тут же разозлилась.
– Если ваша цель напугать меня до такой степени, что я предпочту броситься с этого балкона… прежде чем… прежде…
Он вздернул бровь.
– Прежде, чем что, Семёнова?.. – он поднял мое лицо к себе, наклонился и поцеловал в уголок рта. – Прежде, чем я… раздену тебя… – подцепив бретельку платья, он потащил ее вниз по плечу, – разложу вот на этом диване… – он еще больше наклонился и продолжил говорить мне в шею, с каждым словом сотрясая мое тело волной сладкой дрожи, – и буду вылизывать твои замечательные розовые соски, пока ты не кончишь от одного только моего языка на них? Или прежде, чем я спущусь еще ниже и вылижу тебя уже там – мокрую и расслабленную… пока ты снова не кончишь… а потом закину твои ноги себе на плечи и буду трахать тебя, пока ты не охрипнешь от криков и не потеряешь счет оргазмам?
Кровь ударила мне в виски, голова резко закружилась, и ему пришлось обнять меня за талию – иначе бы точно упала. Сквозь туман в глазах я увидела, как он выпрямился и поднял перед моим лицом низкий, пузатый бокал.
– Может лучше выпьешь… чем бросаться с балкона?
***
Стуча зубами, я присосалась к бокалу – какой-то особенной, незамутненной частью мозга понимая, что пью коньяк. Остальные части находились в состоянии, близком к обмороку.
Между ног уже снова все пылало, и посильнее, чем в ресторане… Хотелось одновременно прилечь и бежать отсюда – подальше мужчины, который только что сказал мне самые грязные и пошлые слова в моей жизни – включая озвучку порнографических фильмов.