– О, боже…
С секунду я пыталась не смотреть… Однако, больше смотреть было некуда, и мне пришлось все-таки опустить глаза и сконцентрировать зрение.
Да, я видела эрегированный мужской член в порнографических фильмах, и не раз. Но почему-то там он не производил впечатления… настоящего, будто и сам был частью актерской игры участников, так же как и симулированные женские оргазмы.
То же, что пружинисто подскочило передо мной из-под стянутых боксеров Знаменского – большое, почти с мою руку между локтем и ладонью, идеально прямое и гладкое даже на вид – выглядело до такой степени... настоящим, что у меня внутри что-то предупреждающе заныло – мол, нет, не готовы мы… даже и не думай…
– Мне… взять это в рот? – вслух спросила я, пытаясь заглушить противные внутренние голоса, внушающие, что как только я сделаю мужчине минет, сразу стану «соской».
– Именно… – все тем же глухим голосом ответил Знаменский. – Прямо в рот. И поглубже…
Как ни странно, грубый приказ стрельнул прямо в промежность и заставил заелозить на месте в нетерпении.
Закрыв глаза и как можно ниже склонившись, я глубоко вдохнула, тут же услышав ответный, резкий вдох сверху. Запах мне понравился, звук тоже, а вот пальцы, вцепившиеся вдруг мне в волосы и давящие на затылок – не очень.
– Отпустите… Я сама…
Он отпустил.
Приоткрыв глаза, сквозь полуопущенные ресницы я уставилась на вытянувшееся передо мной по стойке «смирно» мужское достоинство.
«Только сделаешь это, сразу станешь х*есоской…» - тут же зашипели голоса, на удивление схожие по интонациям с голосом моей матушки. – «Как те – ты в курсе, привокзальные…»
Да пошли вы! – мысленно заорала я в ответ всем этим быдляцким понятиям, способным убить в женщине любую активность. Не стану я никакой х*есоской! И это не просто какой-то левый привокзальный «член», это ЕГО член! Его – моего мужчины, которому я хочу сделать приятное!
– Пошли к черту! – пробормотала я вслух, повторяя собственные мысли. А потом открыла рот и глубоко втянула в него напряженный, чуть вздрагивающий орган.
– Ёб…
Задохнувшись стоном, Виктор Алексеевич толкнулся несколько раз бедрами, пропихиваясь с каждым разом все глубже, будто пытался проткнуть мне горло. Это мне тоже не понравилось, и я остановила его недовольным мычанием – что вызвало странную реакцию – зажмурившись и стиснув челюсть, он будто совсем перестал дышать.
Я мгновенно выпустила его изо рта.
– Все в порядке?
– Более… чем… – сдавленно ответил он, шумно выдохнул и попытался снова притянуть меня вниз. – Продолжай…
– Нет… – я помотала головой, твердо убирая его руку из моих волос. – Моим темпом или вообще никак…
Снова наклонилась, расслабила челюсть, втянула его в рот… и уже не останавливалась. Забирала в глубь, почти к самому горлу, и тут же выпускала, чтоб отдышаться… водила языком вверх-вниз, смакуя, точно леденец – снова и снова, от бархатистой, упругой верхушки до самого основания, упираясь носом в густые, курчавые волосы… возвращалась наверх и всасывала так глубоко, как только могла… всем своим существом восторженно вбирая заполнившие комнату стоны и несвязные подбадривания… И не могла поверить, что я и есть виновница этих стонов! Я заставляю его производить все эти замечательные звуки, терять контроль над собой, откидывать назад голову и судорожно сжимать простыни пальцами! Потому что я смогла это сделать! И это не противно, не тошно и не унизительно! Даже наоборот… Я поежилась, сжимая ноги, пытаясь хоть как-то усмирить огонь, уже вовсю пылающий между бедер, хоть как-то усилить трение…
– Развернись ко мне! – хрипло скомандовал он.
С причмокивающим звуком, я оторвалась от своего занятия и посмотрела наверх, не вполне понимая, о чем меня попросили.
– Ногами сюда…
Краснеть было поздно и глупо, но я справилась с этой задачей, привычно залившись краской.
– Я не хочу… не надо…
– Ногами! Развернись ногами ко мне! – приказал он уже жестче.
Вот черт, черт… Очень неуверенно я подвинулась в том направлении, в котором требовалось, лихорадочно соображая, что бы такое предложить ему, чтобы отвертеться от знаменитой 69 – не усаживаться голой промежностью ему на лицо… Но он вдруг рыкнул нетерпеливо, схватил меня за бедра, подтянул к ближе и перекинул одну ногу себе через голову.
А через секунду я уже чувствовала его язык – там, в самом центре горячей, ноющей, уязвимой влажности...
Кажется, я вскрикнула. Во всяком случае, так мне показалось – из-за ударившего в уши пульса на мгновение ухудшился слух.
– Жаль, что ты пахнешь мылом… – пробормотал Знаменский, отрываясь на секунду от своего занятия. – Мне нравится твой натуральный запах… и вкус…
И снова набросился, вжимаясь в меня лицом и аккуратно раздвигая складочки пальцами. Водил языком вдоль клитора – то щекоча, то надавливая, то вклиниваясь в чувствительную ложбинку у самого входа... И от каждого прикосновения, от каждой восхитительной ласки хотелось кричать и плакать, хотелось умолять его не останавливаться и немедленно прекратить меня мучить… каждую секунду все тело простреливало колким, почти болезненным удовольствием, подбрасывало и качало на ослабевших коленях...
Шепча что-то бессвязное, я упала ему на живот – лицом в мягкие волоски у основания эрекции. Краем мозга я помнила, что от меня требуется, но никак не могла скоординировать свои действия… Как же можно еще что-то делать, когда так хорошо, когда искрится в глазах и скручивает пальцы на ногах… Это ведь невозможно, немыслимо…
– Возьми его… – услышала я сквозь зачинающуюся бурю. – Возьми… Хочу кончить тебе в рот…
О боже, это конец… От его взвинченного тона и самого факта этой бесстыдной, порочной просьбы меня окончательно скрутило, превратив в маленькую, сжатую в себе вселенную… Уже чувствуя, что уносит, я заставила себя приподняться на дрожащих руках, ткнулась, почти ничего не видя, полураскрытым ртом, и, к счастью попала… обхватила губами крупную, гладкую головку…
– Сейчас, сейчас… ох, твою ж…
Напрягшись всем телом, он вдруг стиснул мои ягодицы и впился ртом в промежность, глуша там стоны и какое-то хриплое ругательство – до мозга костей пронзая меня тонкой, звуковой вибрацией... И это стало последней каплей. Вселенная взорвалась, подбросила меня, обдавая бедра тягучим, сладким жаром… Немой крик захлебнулся в густых струях, рвущихся мне прямо в горло…
***
– Она не горькая…
– Мм?..
– Я думала, сперма горькая… а она нет…
– Мм…
Я приподняла голову. Спит, что ли? Знаменский ответил на мой вопрос легким, вполне уютным храпом. Довольно вздохнув, я легла обратно – ему на грудь, подтягивая вокруг нас двоих одеяло.
И чуть не подскочила от внезапно осенившей меня догадки. Мне ведь столько раз говорили, что минет – это мерзко, противно и унизительно... что сперма гадкая и глотать ее – западло для любой нормальной женщины… Может, и то, что я слышала про первый секс – это такой же дикий и отсталый бред?
Глава 18
Разбудил меня мягкий, но довольно настойчивый утренний свет – какого не могло быть в нашей с Юлькой комнате, потому что окна на ночь мы всегда плотно зашторивали.
По привычке потянувшись к телефону, я широко зевнула… и ойкнула, ткнувшись рукой в странное препятствие. Пошарила по нему рукой, телефона не обнаружила, зато поняла, что препятствие… оно не совсем препятствие. Оно – тело. Чужое, теплое, гладкое тело – рядом со мной, прямо в моей постели.
Распахнув глаза, я уставилась на закрывающую мне обзор крепкую мужскую спину. Проглотила слюну, поморгала, пытаясь выгнать из головы сон… и постепенно все вспомнила. В том, числе и то, что «моя» постель… она вовсе и не моя.
Расплывшись в сонной улыбке, я еще раз прокрутила сей замечательный факт у себя в голове.
Уже второй раз в жизни я ночую дома у Виктора Алексеевича, и вчера мы с ним… занимались сексом. Ну, или почти сексом. И еще, кажется, вчера на меня снизошло откровение, которое в ближайшем будущем должно это «почти» исправить на «уже».
Протянув руку, я хотела запустить ее Знаменскому под мышку и прижаться плотнее к этой замечательной, теплой спине, как вдруг передумала. Кто это там говорил вчера, что я готовить не умею?
Я глянула на настенные часы, вспомнила, что наша с ним лекция (вот так прям и подумала – «наша лекция!») сегодня только в двенадцать, а это значит, что вполне можно успеть соорудить какой-нибудь особенный завтрак, и поразить этого привереду своими кулинарными способностями. Потому что, хоть к «пастам кон базиликам» я и непривычная, а все ж готовить – в том числе и для младшего брата, когда родители временно забывали, что в их жизни есть что-то еще, кроме водяры – мне приходилось, и не раз.
Как можно осторожнее выскользнув из-под одеяла, я натянула брошенную в кресло вчерашнюю футболку Знаменского и тихонько прокралась к выходу. На пороге обернулась. Потревоженный во сне, но все еще не разбуженный, Виктор Алексеевич откинулся на спину, бесцеремонно заняв «мое» место в кровати, и назад дороги уже не было. Да я и не хотела – порадовалась лишь, что успела встать до того, как он придавит меня телом. За свое терпение этот мужчина определенно заслуживал завтрак в постель.
В квартире стояла приятная, ранне-утренняя тишина. Перерезая коридор, лежали на полу солнечные, косые тени, тикали часы в гостиной, будто приглашая зайти и полюбоваться элегантным дизайном и дорогой мебелью. Однако у меня были не самые приятные воспоминания об этом месте, и я быстро прошла мимо него на кухню.
А вот это место мне определенно нравилось – хоть вчера мы и не успели убраться. В раковине и на столе стояла грязная посуда, на плите – пустая кастрюля с остатками томатного соуса.
– Тээк… – пробормотала я, оценивая ситуацию. Определенно, завтрак в постель откладывался – не в этом же гадюшнике его готовить.
Прямо на футболку надев тот самый передник, в котором вчера ужинала, я быстренько составила в раковину и перемыла всю посуду, напевая себе под нос песенку из детского мультфильма. Сковороду мыла с особенной осторожностью, чтобы не получилось, как в том анекдоте про тещу и тефлоновое покрытие…