– Ты зачем пришел? – Неля щурится. – Тебя никто не звал.
– Захотел тебя увидеть.
– Увидел? До свидания, – она тянет к себе одеяло, но Демьян сидит на его краю. – Слезь.
– Слушай… – Храмов облизывает губы. – Я пришел, чтобы извиниться. Ты правильно меня тогда ударила. Я не подумал, когда говорил.
– Ты никогда не думаешь.
– Чего ты такая агрессивная?
Неля роняет голову на кровать и устало смотрит на него.
– Меня все достали, а тут еще ты… не хочу слушать тебя и твой пустой треп.
Демьян собирается возразить, как слышит отчаянное урчание желудка. Он смущенно кладет ладонь себе на живот, но потом понимает, что это не его организм.
– Принести тебе поесть?
– Нет…
Храмов поджимает губы. За годы, что они не общались, он и забыл, какой сложный и неуживчивый характер у Нели. И как она без труда помыкала им в детском саду и начальных классах, а он и рад был ей услужить. Сейчас бы встать и уйти, но эти бледные губы, впалые щеки и пустые глаза…
Он вздрагивает, отчетливо представив себе лицо покойного Егора, и поднимается с кровати.
– Когда ты в последний раз ела?
– Не твое дело.
– Когда?
Ухтабова искривляет губы в вялой усмешке.
– А тебе-то что? Волнуешься?
– Да.
– Ой, не ври. Это все из-за тебя, – очередное урчание заставляет Нелю скорчиться, зажмуриться и слабо заметаться по кровати. Из глаз выступают слезы и тут же скатываются по вискам, сливаясь с бледной почти серой кожей.
– Что значит… из-за меня?
– Из-за твоего длинного языка.
Голодные судороги оставляют ее, и Неля разводит конечности в стороны. Правые рука и нога высунуты из-под одеяла, и Демьяну видны ее персиковые майка и трусы.
– Из-за тебя я не чувствую себя девушкой. Не чувствую себя человеком.
– Что ты такое говоришь…
– Ты сам все прекрасно знаешь. Ты… ты назвал меня жирным пришельцем.
Демьян сгибается пополам, словно она снова ударила его под дых. Колени трясутся, ноги подгибаются, и он садится на темно-красный ковер. Боль пронзает тело, будто вместо крови по венам течет расплавленная лава.
– Я думал, ты спишь. Я… я не знал, что ты слышала, – пораженно мямлит он, прикрывая рот рукой.
– Я всегда слышу, что ты говоришь. Потому что это ты, Демьян.
– Прости меня, Нель… Господи, прости, пожалуйста, – эмоции подскакивают к горлу, слезы, скопившиеся за последние полгода, прорываются наружу. Он подбирается к кровати на четвереньках. Хватает взмокшей рукой ладонь Ухтабовой.
– Пусти, – она дергается, словно рыбешка без воды.
– Нет! – Демьян обхватывает ее веснушчатую руку ладонями и прижимается к ним лбом, держа их в молящем жесте. – Прости меня, прости. Я, о, господи, я не хочу, чтобы ты умерла. Не умирай.
Вперемежку с рыданиями он проговаривает вслух давно заученную молитву. Что бы там ни говорили о церкви и как бы он сам к этому ни относился, молитвы приносили ему успокоение и приводили мысли в порядок.
– Ну и спектакль, – говорит Неля, когда рыдания наконец отпускают его.
Демьян размазывает слезы по щекам и шмыгает носом.
– Когда ты в последний раз ела? – сипит он.
Ухтабова пожимает плечами.
– Я как-то не слежу. Я ведь жирный пришелец, мне еда неинтересна.
– Перестань, – Храмов встает и качает головой.
Он выходит из комнаты и уверенно шагает в кухню.
– Что-то случилось, Демьян? – рядом появляются Раиса и Эльвира. – Куда ты так спешишь?
– У вас есть какой-нибудь бульон?
– Нет… но есть грудка индейки.
– Дайте мне кастрюлю, – засучив рукава, Храмов вытаскивает индейку и забирает у Раисы кастрюлю. – Простите, что я так ворвался, но я хочу сварить бульон для Нели.
– Это бесполезно, она ничего не ест, – Раиса садится за стол и обиженно передергивает плечами. – Я что только не пробовала! Всё ей предлагала, даже скакала вокруг нее, а она все нос воротит: «Не хочу, не буду».
Демьян оборачивается и с легкой улыбкой спрашивает:
– А вы пробовали не скакать вокруг дочери, а любить ее?
Если бы он спросил это у собственной матери, то получил бы от отца подзатыльник, а она бы начала причитать, что вырастила неблагодарного нахлебника. Но мать Нели не возражает. Плохо, когда в семье детей любят не одинаково, а заводят любимца. Это несправедливо. И Демьян лучше других понимает, каково это – оказаться в шкуре нелюбимого ребенка.
– Я потом все уберу, – смягчившись, обещает Храмов.
Демьян заходит в комнату Нели с подносом. Из супницы вьется пар. Рядом лежит ложка.
– Я добавил немного соли, – Храмов ставит поднос на стол и помогает Неле сесть. Взбивает за ее спиной подушки, подтыкает одеяло так, чтобы она не мерзла; берет тарелку и садится рядом. – Сделай глоток.
– Не хочу.
– У тебя живот песни пел, а ты не хочешь? Кого ты пытаешься обмануть?
– Никого.
– Нель… пожалуйста. У меня уже руки устали. Видишь, все трясется?
Неля фыркает.
– Так это была твоя идея. Я не просила.
Демьян опускает супницу, давая рукам отдых, и поникает.
– Ну прости меня. Я правда не думал, что ты так болезненно отреагируешь. Мы ведь давно не общались, и я решил, что тебе все равно. Ты всегда такая спокойная и холодная.
– Иди своей Самарочке пожалуйся. Пусть она тебя утешит, к груди прижмет.
– Она больше не моя. Она выбрала Даниила.
– Ва-ва-ва-а, – изображает Ухтабова звук неудачи. – Целых четыре года впустую потратил, надо же.
Она упирается щекой в подушку и закрывает глаза. Небольшой клок тускло-рыжих волос падает на кровать. Демьяна пробирает дрожь. Еще недавно ее волосы сияли и переливались медью.
– Отстань от меня, Храмов. Я ничего не хочу от этой жизни, – бормочет она, слабо дыша. – Разве что броситься под поезд…
– Не говори так, – он осторожно берет руку Ухтабовой. Она холодная, но липкая от пота. – Нель, ну хотя бы пару глотков бульона сделай, а? Если не ради мамы с сестрой, то ради меня.
Она поворачивает голову и открывает глаза.
– И почему я должна ради тебя что-то делать?
– Потому что… – с жаром произносит Демьян и обрывается на полуслове, не в силах придумать причину. Если он скажет, что считает ее другом, то соврет и ей, и себе; если скажет, что ради прощения, то распишется в собственном эгоизме. Остается сказать как есть, но вдруг это приведет к необратимым последствиям? – Потому что я не спас Егора, но все еще могу спасти тебя.
Губы Нели трогает слабая улыбка. Не насмешка, не презрительная ухмылка, а частичка той лучезарной девочки из прошлого. Странной девочки, дерущейся с другими детьми и перекусывающей одуванчиками на прогулке в парке. Когда они познакомились в детском саду, Неля собрала в парке божьих коровок и посадила себе на голову. Она уверяла, что она – цветочек, а насекомые обязательно захотят ее понюхать. И волосы Ухтабовой тогда пахли по-особому. Клубникой со сливками?..
– Нельзя спасти того, кто сам этого не хочет, – говорит Ухтабова. – Я не мученица, а ты не святой. Так что иди домой и забудь обо мне.
– Нет.
Неля сворачивается комочком, притягивая к себе одеяло. Демьян так и сидит с супницей в руках. Бульон остывает.
С первой попытки у Демьяна никогда ничего не получается. За свою жизнь он преуспел разве что в двух делах: 1) чуть ли не сразу запоминал молитвы и 2) признался в чувствах Самаре.
Дома в каникулы делать нечего, Егора больше нет, Самара по уши увязла в своей волейбольной фигне… Проходив ночь по комнате и буравя взглядом потолок, Храмов решил не отступать от задуманного. И что бы ни думала родня Нели, он будет приходить к ней день за днем, приносить с собой или готовить еду, пока она не начнет есть. Он достанет ее своим упрямством, и ей проще будет выздороветь, чтобы поколотить его, как в детстве, чем лежать умирающим лебедем на кровати.
Так он и делает: с утра берет продукты, приходит к ней домой и бесцеремонно захватывает кухню. Раиса с Эльвирой только переглядываются, но к нему не лезут. И он мысленно благодарит их за то, что они не пристают к Неле, не пытаются кормить ее через силу, не выносят ей мозг причитаниями о том, как они о ней заботятся и какая она неблагодарная дочь.
– Снова ты, – Неля закатывает глаза, когда он в очередной раз приходит к ней с бульоном в термосе. Ее ноздри расширяются и сужаются. Демьян подавляет улыбку и садится на кровать в позе лотоса.
Он уже не впервые так сидит. К вечеру у него затекают ноги и спина, и он разминает их только тогда, когда доходит до своего дома.
– Почему ты не дашь мне просто спокойно умереть? – Неля потирает виски указательным и большим пальцами.
– Что бы я ни ответил, тебе все равно не понравится. Поэтому не буду отвечать. Пей, – Храмов подается вперед и проводит термосом перед носом Нели. – Неужели совсем не нравится запах?
– У меня нет аппетита. Я хочу спать. Уйди! – она пытается пнуть его в коленку, но лишь слабо дергает стопой и морщится от боли.
– Давай заключим сделку, – предлагает Демьян. – Ты выпьешь немного бульона, а я исполню твое желание.
– А если я тебе скажу прыгнуть из окна?
– Тогда я прыгну.
– Ну да, конечно, с первого этажа любой дурак может прыгнуть…
– Любое желание, кроме тех, где ты просишь причинить кому-то вред или пытаешься меня послать.
Неля вдруг ухмыляется.
– А ты мне за каждые пару глотков будешь должен?
Поколебавшись, Демьян кивает. Ухтабова жестом показывает ему поднести термос ко рту. Храмов помогает ей отпить бульон.
– ПФФ!
Оплеванный, он растерянно моргает. Неля смеется, но так слабо, будто мышь кашляет.
– Какой же ты наивный дурак…
Храмов смаргивает слезу и отворачивается, вытирая лицо. Плечи опускаются. Если бы она жила не на первом этаже, то он бы точно вышел в окно.
– За что ты так со мной? – отрешенно спрашивает он.
– За все. И это я тебя еще пожалела.
– Ладно. Признаю, я урод. Но, пожалуйста, сделай глоток, – Демьян пытается снова. – Если ты так меня ненавидишь, лучшее, что ты можешь сделать, – поправиться, набраться сил и поколотить. Прошу тебя…