– Уходи. В моем доме не место ворам.
Лисов продевает ноги в кроссовки и берется за ручку. Стискивает ее так, что железо впивается в ладонь, и оборачивается.
– Знаете, я не удивлен, что в нашем городе полиция фигово работает, – гневно говорит он. – Я не крал ту жвачку, я просто забыл выложить ее из кармана на ленту. Мне было шесть!
– Все преступники так говорят, Лисов. Они никогда не признают свою вину.
Стиснув челюсть до скрипа зубов, Рома вылетает в подъезд и бежит по лестнице. Щеки и спина горят, в горле пересохло. Едва дотерпев до улицы, он пинает подъездную дверь, пока злость не исчезает, уступая место разочарованию в самом себе.
24. Демьян
В школе Демьян появляется все реже. Часами бродит по улицам, поднимается на крыши и наблюдает за закатным солнцем, кутаясь в толстовку и стягивая завязки капюшона. Тетради, некогда пестрые от записей, наполовину пустые, только поля до самого конца изрисованы кладбищенскими крестами.
Каждое воскресенье мать таскает его в церковь. Демьян ставит свечку, молится и, как только выходит за двери святой обители, чувствует разрастающуюся внутри пустоту.
С приходом весны люди избавляются от уродливых курток. Одноклассницы меняют длинные теплые юбки и штаны на симпатичные платья, комбинезоны и мини-юбки. В один из дней Демьян засматривается на Самару. Он лежит на скрещенных руках, и свет из окон будто сходится вокруг одной Ремизовой. Ее волосы, кожа и глаза будто сияют, настолько красивой и посвежевшей она выглядит. Слыша ее смех, Храмов прикрывает глаза.
Подловив ее перед спортзалом, Демьян отводит Самару в сторону. Горячая голова, тоска по ушедшим отношениям и минутная слабость заставляют его сказать:
– Вернись ко мне.
Он сжимает ее мозолистые из-за волейбола руки, подносит их к губам, целует костяшки пальцев. Самара хмыкает, но рук не отдергивает.
– И зачем мне к тебе возвращаться?
– Я дам тебе все что захочешь, – Демьян прислоняет ее спиной к стене и едва ощутимо касается губами шеи. – Я соскучился. Вернись ко мне.
– Тише, ковбой, – Самара выставляет колено ему между ног в качестве предупреждения. – Я выбрала Даниила и хочу дождаться его дембеля.
– Почему он? Почему не кто-то другой?
– Потому что он не ты, – она пожимает плечами. – Ты, скорее всего, считаешь меня сукой-изменщицей…
– Я так не считаю.
– …но между нами больше ничего не будет. Даниил – тот, с кем можно весело провести время. А еще он не хочет быть рядом двадцать четыре на семь, – Самара поглаживает Демьяна по щеке. Жест сожаления, в котором больше ласки, чем за все время их отношений. – Давай больше не будем поднимать эту тему. Мне было хорошо с тобой, но наше время ушло.
– Ремизова! Долго еще будешь зажиматься? Тренировка уже начинается! – кричит из зала тренер.
– Пока, Демьян, – Самара отворачивается и уходит в спортзал.
Храмов сползает по стене на пол. В унижении нет ничего страшного. Он привык ползать на коленях перед теми, кто ему небезразличен. Демьян накидывает на голову капюшон толстовки, утыкается лицом в колени и позволяет себе беззвучно выплакаться. Самара, его мечта, только что стала недостижимой.
После череды звонков, когда ноги затекают, Демьян разминается. Бродит туда-сюда, словно его дергает за нити кукловод, и размахивает локтями вправо-влево. Из мужской раздевалки вываливаются пацаны классом помладше, замирают, смотрят на него и, засмеявшись во весь голос, уходят.
Дверь на петлях болтается. Внутри больше никого. Храмов заходит, втягивая удушливый запах пота, и садится на лавку. Душа в школе нет, поэтому ученики могут лишь переодеться в чистую одежду и потеть в ней дальше. И чего его потянуло именно сюда?..
Со скрежетом распахивается дверца шкафчика. Перекосившаяся и местами проржавевшая, она плавно замедляется и наконец останавливается. Шкафчик Егора – пульсирует в мозгу. Храмов берется за дверцу. Прислонившись к ней лбом, Демьян закрывает глаза.
В младших классах большинство приходили сразу в спортивных костюмах. К средним классам у учеников прибавились пакеты и спортивные сумки с формой, и только несколько ребят никогда не носило повседневку. Демьян с Егором таскали злосчастную форму и переодевались. Они всегда выходили последними. Их даже как-то дразнили геями, но они не восприняли выкрики всерьез, и остальным позже надоело к ним лезть.
Однажды Егор пришел в школу в спортивной форме.
– А как же раздевалка, чел? – возмутился Демьян. – Я думал, у нас правила.
– Они иногда меняются, – ответил тот.
Тогда Демьян по привычке отмахнулся от очередной странности друга, а сейчас явно вспомнил боль в его взгляде. И стиснутые зубы, подмятые внутрь уголки губ. Нервозность. Но ведь Полосков никогда не говорил о своих проблемах, а значит, их не было… так тогда думал Храмов.
После физкультуры они с Самарой обнимались в коридоре.
– Ты не видела Егора?
– По-моему, он был в раздевалке.
– Че он там забыл? Он же сегодня без сменной одежды.
Самара пожала плечами.
– Жди тут, мы скоро придем, – поцеловав ее, Демьян побежал в спортзал.
Внутри было тихо: ни стуков мячей, ни свистка, ни зычного голоса физрука. Он уже собирался уйти, как услышал приглушенные удары. Пошел на звук и заглянул в раздевалку. Егор молотил по шкафчику рукой, сунутой в кроссовку с такой злобой, что дверь перекосилась и на поверхности осталась вмятина. Демьян отступил. Ему не хотелось оказаться на месте той двери…
Демьян закрывает дверцу, и она отворяется вновь. Так повторяется несколько раз, пока Храмов, разозлившись, с силой не захлопывает ее.
– Кто здесь шумит? – в раздевалку заглядывает физрук. – Храмов, ты когда на уроки явишься?
Не говоря ни слова, Демьян разворачивается и вылетает, задев плечом физрука.
Дома у Нели нестерпимо жарко. Батареи еще не отключили, и Храмов снимает толстовку, оставшись в белой застиранной футболке. Вещи ему давно не покупают, да и настроения выбирать новые у него нет. Сидя на кровати, он прижимается затылком к стене. Неля копошится рядом, что-то старательно вырезая.
– И чего ты ко мне как на работу ходишь? Других дел, что ли, нет?
Демьян не отвечает.
– Я набрала килограмм.
А ведь после того случая Егор всегда приходил в спортивке и не пользовался раздевалкой…
– Ку-ку? – Неля щелкает пальцами у него перед глазами. – Земля вызывает Демьяна, прием.
– Прием, – бесцветным эхом отзывается он.
Ухтабова убирает в сторону свои поделки и садится боком к Храмову. Ее плечо касается его плеча. Тепло чужого тела согревает его подмерзшую душу.
– Давай, – предлагает Неля.
– Что?
– Поплачься мне. То есть выскажи, о чем думаешь.
Он молчит, обнимая колени руками. Его голова опускается на ее острое неудобное плечо. Тиканье настенных часов в коридоре словно замедляется.
– У меня больше никого не осталось, – шепчет Демьян. Глаза увлажняются. – Егора нет, Самара ушла к Даниилу. Родители меня не замечают.
– А бог?
– Бог не отвечает на мои молитвы, – одинокая слеза катится по щеке, и он не смахивает ее. У него нет сил скрывать чувства.
Неля усмехается.
– Что смешного? – спрашивает Демьян севшим голосом.
– Ну, пока бог не отвечает, я могу побыть вместо него. Закрой глаза и расскажи, о чем обычно просишь в молитвах.
– Не знаю. Это как-то странно…
– А то, что ты несколько месяцев откармливаешь меня, хотя мы годами не общались, не странно?
Храмов пожимает плечами и закрывает глаза.
– Ладно. Твоя взяла. Дай подумать.
Он перебирает множество вариантов жалоб, бессчетное количество раз отправленных на небеса и оставшихся без ответа. Раньше, когда он о чем-то спрашивал бога, ему снисходило озарение. Это считалось ответом, отчего счастье переполняло. С того дня, как умер Егор, озарения пропали.
– Я не знаю, как это пережить, – бормочет Демьян.
– Что? Поясняй, пожалуйста. Я вместо бога, но я не телепат, – шепотом упрекает Неля.
– Егор умер, а я не смог ему помочь. Какой из меня друг, если ему было плохо, а я ничего не замечал?
– М-м-м…
– Это и есть твой ответ?
– Подожди. Я должна подумать, – Неля склоняет голову. – Демьян, чем ближе отношения между людьми, тем проще они закрывают глаза на проблемы друг друга. Вот, вспомни нашу с тобой дружбу: сначала ты отверг меня потому, что новообретенное общество мальчиков-первоклашек смеялось над тобой из-за дружбы с девчонкой, потом – когда увидел девочку поинтереснее меня. В центре между этими двумя событиями – твоя вынужденная дружба с Егором. Почему вынужденная? Потому что тебе было хорошо со мной, а из-за стыда пришлось выбрать друга наобум.
– Я… никогда не задумывался об этом.
– Вот так вот. А можно я тоже задам тебе вопрос?
– Валяй.
– Что было у Самары, чего не было у меня?
– Честно, не знаю. Загадка, может быть? К пятому классу я знал о тебе все. Мы даже на один горшок в садике ходили. Ты видела, как я бегал со спущенными штанами, я видел, как ты ковырялась в носу. У нас… было слишком много общего детства, наверное. А Самара… О ней я ничего не знал. Она была как туман войны…
– Чего-чего?
– Это термин из игр. Типа, когда начинаешь играть, тебе виден только определенный кусок карты, а все остальное сокрыто туманом, пока ты хотя бы раз там не побываешь. Или не поставишь вышку.
– Поняла-поняла.
– И мне хотелось узнать больше о Самаре. Что она любит, что не любит, как она выглядит в разное время суток, зимой, летом… Каково это – поцеловать ее? А обнять? А…
– Все-все, хватит, – пресекает его Неля. – Иными словами, я тебе надоела.
– Ты всегда была мне другом. А она – моя первая любовь.
– Ты что, до сих пор по ней сохнешь? Даже после того как она тебя отшила?
Демьян кивает, не поднимая головы с плеча Нели. Она прислоняется к его темени.
– Эх, Храмов-Храмов… ничему тебя жизнь не учит. Пока ты тут льешь по ней слезы, она десяток парней сменит.