так и вам говорю теперь». Кроме того, в том же Евангелии от Иоанна (глава 7, стих 34) Христос говорит народу: «Будете искать меня и не найдете; и где буду я, туда вы не можете придти». Но через несколько страниц (глава 12, стих 32) того же евангелия Христос обещает народу совсем обратное: «Когда я вознесен буду от земли, всех привлеку к себе».
Церковь прославляет Христа, уверяя, что он «премудрый», «вечный», «постоянный». В подтверждение этих качеств Иисуса она опять-таки ссылается на «священное писание», в котором он, мол, высказал свои «непреложные, вечные истины и премудрости». Когда же я непредубежденно начал искать подтверждений этому в самих этих книгах, то встретил там лишь хаос противоречий и нелепостей.
Свои сомнения в вере я долго стремился развеять при помощи «священного писания». Я искал в нем истину, но нашел обман. Искал правду, но нашел ложь и лицемерие. Искал оправдания своей вере, а нашел полное разоблачение религиозных заблуждений. Приведенные выше противоречия и нелепости убедительно разоблачают вымысел церкви о «боговдохновенности» этих книг и «премудрости» Иисуса Христа. Как видно, вовсе не воображаемый «премудрый бог» руководил авторами при составлении этих книг, а чаще больная фантазия самих авторов. Для большей убедительности они выдумали «вечного», «премудрого» бога, приписав ему «учение», которое имеет целью распространение и утверждение невежества и темноты среди народных масс.
Попутно нельзя не коснуться и того, как церковь приспособляется к новым условиям. Видя, что в наше время симпатии трудящихся всего мира находятся на стороне великих идеалов коммунизма, видя (а этого нельзя не видеть), что прекрасное царство счастья человечества успешно строится в нашей стране и в странах народной демократии, церковники в своих проповедях, а также в беседах с верующими внушают и доказывают, что, мол, и христианство всегда стремилось и стремится сейчас к этим же справедливым и гуманным идеалам. Теперь они утверждают, что и религия считает всех людей равноправными, учит братолюбию, называет всех братьями. Я тоже верил подобным утверждениям церковников. А вот подтверждений им в «священном писании» я не находил. Наоборот, все оно построено так, чтобы от имени бога узаконить неравноправие и оправдать эксплуататоров и эксплуатацию. Конечно, есть в евангелиях слова о любви всех ко всем, но, увы, они не меняют основного направления «священного писания», а лишь служат для прикрытия его как антинародного и реакционного учения.
Разве в течение тысячелетнего существования христианства им было создано хотя бы одно государство, где были бы люди в действительности равноправными, где условия жизни были бы равны для всех людей? Разве не под сенью креста и «священного писания» умирали миллионы трудящихся христиан от голода, нищеты и эксплуатации?
Разве не «священное писание» и богословы учили и призывали их безропотно страдать и безмолвно терпеть?
Разве не вопреки церковникам трудящиеся массы восстали против своих угнетателей?
Разве не вопреки им было создано первое в мире государство, где власть принадлежит законному хозяину— народу, где ликвидирована эксплуатация и расовая дискриминация, где трудящийся человек является хозяином и творцом своего реального, земного счастья?
Разве не вопреки «священному писанию» на всей земле рушится старый мир несправедливости, защищаемый религией, и большинство людей, населяющих земной шар, строят свою жизнь по примеру Советского государства?
Нет силы, чтобы остановить движение жизнеутверждающего социалистического мира! Нет возврата к темному, тяжелому прошлому!
От этого нельзя отмахнуться! Потому-то, уподобляясь хамелеону, священнослужители сегодня тоже меняют свою окраску: «священное писание» они стремятся облагородить и протащить в коммунизм. Однажды в беседе на эту тему я спросил протоиерея Николая Шовканя: «А как нужно понимать закон, данный богом в книге «Исход» (глава 21, стихи 1, 2 и 6): «Вот законы, которые ты объявишь им: если купишь раба еврея… то пусть господин… поставит его к двери, или к косяку, и проколет ему господин его ухо шилом, и он останется рабом его вечно»?»
Не понравился моему оппоненту этот пример, ибо он, как говорится, бил не в бровь, а в глаз, разоблачая глубокую эксплуататорскую сущность «священного писания». Ему ничего не оставалось, как ответить, что это устаревший библейский закон и его заменил Новый завет, который Христос принес на землю. Я возразил:
— Но ведь Христос не менял Ветхого завета (то есть Библии). Ведь авторы евангелий от имени Христа говорят. «Я не пришел нарушить закон, а исполнить его».
Это мое возражение ему не понравилось еще больше. Не желая продолжать дискуссию, он сказал:
— Это у вас сатанинское… Молитесь господу, что бы он избавил вас от него… Меньше мудрствуйте, а больше молитесь, и вы познаете, что нет более братолюбивого закона, чем христианский.
Священнослужители, понимая, что доказать справедливость таких мест «священного писания» невозможно, здравые рассуждения называют «дьявольским искушением» и «наваждением», избегая их, «чтобы не искушать господа». Молился я искренне и сам, без его совета, но от продолжительных молитв «священное писание» не становилось лучше или справедливее.
Разве мог я признать справедливыми и гуманными законы, защищающие эксплуататоров, разрешающие им бить и убивать своих слуг, а трудящимся запрещающие даже роптать на господ? Вот как выглядят эти законы в Библии. В книге «Исход» (глава 20) описывается, что бог дал людям через Моисея десять заповедей о поведении. Среди них известная заповедь «не убивай». Через несколько страниц в этой же книге (глава 21, стихи 20 и 21) господам дается уже другой закон. Вот что написано там: «А если кто ударит раба своего, или служанку свою палкою… и они день или два дня переживут, то не должно наказывать его (господина), ибо это его серебро». Смысл этих заповедей ясен: в первом случае «божий закон» под страхом вечного осуждения запрещает народу убивать своих мучителей, во втором же случае он разрешает господам бить и безнаказанно убивать своих рабов. Бог благословляет убийство господином раба своего.
Но и это не все. Среди десяти заповедей есть заповедь, по счету десятая, которая запрещает трудящимся даже помышлять о справедливом распределении всех благ мира среди людей. Эта заповедь гласит: «…Не желай дома ближнего твоего… ни раба его… ничего, что у ближнего твоего».
Запрещая трудящимся помышлять о самом необходимом для жизни, «священное писание» в то же время прямо советует имущим грабить неимущих: «…Всякому имущему дается и приумножится, а у неимущего отнимется и то, что имеет»[12]. Вот как в действительности «священное писание» учит братолюбию. Так неприукрашенно выглядит божье «человеколюбие» и христианское «равноправие»!
Вручая иерейский крест, епископ Димитрий так напутствовал меня:
— Бог дал в удел человеку землю. За границу земли человек никогда не может преступить. Небо — твердь небесная, престол божий, недоступный бренному человеческому разуму. Только после смерти за смирение и терпение человеческая душа определяется в это святое место. Божье установление непоколебимо и неизменно… Как священник, ты должен в этой вере воспитывать стадо Христово и вести его к небу…
Но все эти «непоколебимые» и «неизменные» установления на моих глазах одно за другим теряли свою убедительность. В выси небесной летают реактивные самолеты, построенные человеком, сокращая пути и изменяя понятия о времени; искусственные спутники Земли, искусственная планета, космическая межпланетная станция бороздят бесконечные просторы космоса, посылая человеку радиосигналы о состоянии и составе «престола божьего» — безвоздушного пространства! Наша советская ракета по рассчитанной учеными траектории достигла другого небесного тела — Луны, оставив там вымпел нашей Родины. От этих фактов никуда не уйдешь! Их нужно как-то увязать со «священным писанием» и в учением церкви. И церковники срочно пересматривают свои прежние утверждения. Успехи человеческого гения они объясняют тем, что, мол, бог разрешил человеку преступить границу запретного и что он, видимо, теперь благосклонно относится к полетам человека в местах «престола божьего». Подобное объяснение, однако, нисколько не облегчает положения церковников: ведь каждому человеку известно, да и церковники в этом уверены, что советские ученые и конструкторы не испрашивали разрешения и благословения у бога, перед тем как запустить свой первый искусственный спутник Земли!
Не от хорошей жизни вынуждены они давать такие объяснения. Приспособленчество священнослужителей — свидетельство их глубочайшего кризиса, вызванного выдающимися достижениями науки.
Более того, такие объяснения подрывают в корне и саму веру в бога как «премудрого» и «всеведущего». Если бы он обладал этими качествами, он бы заранее знал, что человек сможет освободиться от плена земли, и не налагал бы столь глупого запрета, каким является запрещение «священного писания» покидать землю. Эти факты опять-таки наталкивали меня на мысль, что таких запретов не было вовсе, как нет и того, кто мог бы такой запрет установить. Это и заставило церковников, спасая свой престиж, давать разъяснения от имени выдуманного ими бога. Богословы при этом попадают из огня да в полымя, ибо подобное приспособление Библии к науке разоблачает утверждение церкви о вечности и неизменности «премудрых истин» «священного писания». Но если эти истины изменяются и устаревают, то, естественно, появляются не только сомнения в премудрости и всеведении бога, но и в его существовании.
Долго боролся я с этими сомнениями. Трудно было отказаться от того, чему верил почти фанатически, слепо.
Но разум победил. Пришлось по-новому оценить не только свою жизнь. Иначе стал я смотреть на «святость» и «праведность» служителей религии, на все дела церкви и «святых отцов», которые раньше представлялись мне образцами для жизни, носителями высоких идеалов и принципов, извращенных, как мне долго казалось, моими собратьями.