ду эти факты постепенно разрушали мои иллюзии и идеалы. Но шел этот процесс медленно и тяжело, со многими колебаниями весов в ту и другую сторону: за и против церкви. Первое время такие факты не только не отталкивали меня от религии, а, напротив, заставляли в поисках истины еще больше углубляться в «священные книги». Это еще более затуманивало мою голову, мое сознание.
Я был свидетелем, как пожилой священник, с наружностью благообразного, смиренного и кроткого человека, преднамеренно обманывал доверчивых верующих. В праздник святой троицы церковь села Попово (ныне Смирново), Куйбышевского района, Запорожской области, была полна народу. Многие из верующих желали исповедаться и причаститься. Это обещало большой доход церкви.
Но для совершения литургии (литургия — это служба, во время которой приготовляются «частицы» для причастия) нужен был антиминс, которого в церкви села Попово не было. Без него же священник не мог исповедовать и причащать верующих. Если кто-либо из священнослужителей, говорит церковный устав, дерзнет совершать эту службу без антиминса, тот совершит кощунство и будет проклят в этой и будущей жизни. Но подобные угрозы — пустой звук для священников, деньги для которых являются тем богом, которому они служат. Безруков не мог допустить, чтобы деньги верующих остались у них. Он посылает пономаря к себе на квартиру за хлебом и наливкой. В это время я находился в алтаре и, слыша это распоряжение, спросил Безрукова:
— Зачем вам хлеб?
— Буду служить литургию и причащать, — ответил он.
— Но как же служить, если у вас нет антиминса? — удивленно спросил я.
— Посмотрите, тогда поймете, — поспешно ответил отец Федор и вышел из алтаря в церковь исповедовать людей.
После исповеди в алтарь внесли полный, горой, поднос с деньгами…
— Видите, — удовлетворенно сказал Безруков, пряча деньги в кошелку, — разве можно было такие деньги по глупости своей упустить!..
Приняв от пономаря принесенный хлеб и наливку, он выслал его из алтаря.
— Мирских людей никогда в наши церковные дела не посвящайте. Избегайте лишних глаз. Их дело — верить, а наше — с их веры жить.
Сделав такое разъяснение, он взял чашу — обыкновенную стеклянную вазу, налил в нее наливки, добавил воды, разломал хлеб, начал его мять и бросать в «чашу». Покончив с этим «священнодействием», он перекрестил кашицу и начал совершать полную литургию… В положенное время батюшка вышел в церковь причащать людей этой кашицей. После причастия Безруков с удовлетворением сказал, что никто из верующих не догадался, каким причастием он их кормил. Наоборот, все они в знак уважения и благодарности за такую «благодать» целовали ему руку.
Может быть, спросят меня, обман Безрукова — единственный случай?
Нет. В 1942–1947 годах во многих церквах не было антиминсов, а следовательно, не могла бы совершаться и литургия. Но ведь при этой службе священники получают самые большие доходы. Зная это, священники церквей, где были антиминсы, начали давать святой платок напрокат в другие церкви. За день проката в карман святых дельцов ложились крупные суммы денег.
Среди «слуг божьих» на этом поприще особенно отличился священник Гуляй-Польского благочиния, Запорожской области, Иоанн Богомаз. Имея свой личный антиминс (как впоследствии выяснилось, он его украл в свое время в одной из церквей Днепропетровской области, что подтверждала и надпись, имевшаяся на антиминсе), он давал его напрокат не на сутки, а лишь на считанные часы, притом за каждый час проката требовал 100 рублей. Мало этого, в своей коммерции «святым предметом» он дошел до того, что даже время дня тоже учитывал при взимании платы: до 12 часов дня за каждый час брал 200 рублей, после 12 часов каждый час стоил 100 рублей. Торгуя таким образом, «святой отец» наживал громадные деньги да еще лицемерно восхвалял свое деяние, как угодное богу распространение «благодати». Ходил он из села в село и предлагал свои услуги. Однажды он предложил антиминс священнику Попову, в селе Малая Токмачка, Ореховского района. Последний жаждал заработка и потому согласился на тяжелые условия использования антиминса. Попова давно прельщали большие доходы Богомаза от «святого предприятия», и он решил перехитрить своего собрата. Отслужив литургию, Попов подрезал нитки карманчика, куда зашиваются части мощей святого угодника при освящении антиминса. Вынув содержимое карманчика, он, однако, увидел, что никаких «частиц» там нет, а вместо них зашит сочек обыкновенного воска. Попов показал мне эти «частицы»:
«Не ожидал я такого обмана. Сам хотел обмануть Богомаза — забрать у него частицы. Думал: зашью в платок и буду служить литургии. Но таких частиц из воска я и сам тысячи могу заготовить».
Он положил кусочек воску обратно в карман. Замок печати архиерея на карманчике, однако, нарушен. Когда это увидел Богомаз, он с руганью бросился на Попова. Во время драки антиминс с изображением ликов святых был разорван «святыми отцами на кусочки и затоптан их ногами. Дерущихся разнял дьяк церкви Гавриил Левченко.
На этом поприще по удовлетворению «нужд» верующих наживались не только священники, но и так называемые владыки. Например, архиепископ днепропетровский и запорожский Андрей Комаров за освящение антиминса требовал с каждой церкви 5 тысяч рублей. В церкви села Федоровки, Пологовского района, такой суммы денег не было. Члены церковного совета не раз ездили к святителю с просьбой уменьшить сумму, сетуя на то, что верующие остались без службы божьей. Но это не волновало владыку. Дешевле свою благодать в виде кусочка воску он не продавал.
По соседству со мной, в селе Басань, Пологовского района, Запорожской области, в 1946 году служил священник Коробчанский. Однажды благочинный Критинин приехал обследовать состояние наших молитвенных домов. Побывав у меня, он пригласил сопровождать его к Коробчанскому. Проверяя молитвенный дом села Басань, благочинный поинтересовался, как хранятся «святые дары» — тело Христово. Для церкви это самая большая святыня.
Когда Критинин открыл крышку дароносицы, по всему помещению распространилась вонь… «Тело Христово» заплесневело, почернело и, разлагаясь, издавало ужасное зловоние гниющего теста. Такой-то «святыней» пичкал Коробчанский больных верующих! Занятый своим основным делом — сбором доходов, «святой отец» забыл о «теле Христовом», и оно подвело его непристойным запахом.
А доходы Коробчанский умел собирать даже там, где, казалось бы, ничего не возьмешь. Когда он шел со двора во двор с молитвой и за приношениями, то всегда набирал с собой побольше вместительной тары. За «труд» и принесенную в дом «благодать» он требовал плату, прямо перечисляя все продукты, которые он желал бы получить. В случае если хозяйка дома противилась его требованиям, он устрашал карой божьей за непочтение к служителю алтаря господня. Когда же он входил в дом, где взрослые были заняты на колхозных работах, Коробчанский отстранял детей и сам «ревизовал» кладовую или курятник… По жадности своей, в подобных случаях он брал слишком много, за что не раз ограбленные им люди устраивали ему скандалы. Но достигнутая цель скрашивала все неприятности «святого отца». Так постепенно я приходил к убеждению, что обманом доверчивых людей занимаются не просто отдельные, нечестные церковники, но вся церковь в целом.
Во время моей службы священником мне часто приходилось бывать у многих верующих граждан в их квартирах. И там я часто видел иконы и кресты, на которых надписи утверждали: «В настоящем Kpecте (или иконе) вложены частицы животворящего древа креста господня». Из любопытства я спрашивал хозяина или хозяйку, где они взяли эти предметы. Мне отвечали, что их дедушка или бабушка ходили «в святые места» и оттуда приносили подобные святыни. При этом уточняли, что иконы и кресты с «частицами» были во много раз дороже обычных.
Посещая много церквей, соборов и монастырей, в большинстве из них видел иконы и кресты с подобными надписями. Читая описания святых мест, я неоднократно встречал подтверждения того, что во многих городах мира при храмах имеются громадные части креста, на котором, по уверению церкви, был распят Христос… Невольно вкрадывалось сомнение ва честности церкви. Ведь если церковь продает эти «частицы» креста беспрерывно более полутора тысяч лет подряд и притом в неограниченном количестве, так какой же величины должен был быть такой крест и сколько сотен кубометров леса потребовалось Пилату, осудившему Христа на распятие, чтобы сколотить этот крест?
В свое время я, так же как и все священнослужители, рекомендовал верующим во всех случаях жизни обращаться к богу через его служителей. От дьявольского искушения советовал носить крестик на груди, во избежание болезней пить святую воду, во время болезни служить молебны о здравии «врачу душ и телес Христу» и т. д. Но, как повсеместно я видел, все эти и им подобные советы преследуют одну цель: больше будет служб, — значит, больше будет денег, ибо ни одной службы священники не совершают бесплатно. Сами же священнослужители, и в том числе епископы, архиепископы, митрополиты и все другие церковники, не верят в чудодейственную силу предлагаемых ими средств. Как же иначе можно объяснить то, что каждый из них, когда болеет, нанимает опытного врача и лечится новейшими медикаментами, но отнюдь не «святой водой» и молитвой. Например, архиепископ Комаров имел не одного, а даже двух постоянных врачей.
По правилам, монах не может владеть никаким имуществом, должен быть нестяжателен, несребролюбив. Во исполнение этих заветов он при пострижении дает клятву — отрекается от «мира сего». Но и они, эти отшельники, прикрываются званием монаха для достижения своих корыстных целей.
Монах архимандрит Августин Шкварко, настоятель Покровского собора города Запорожья, купил себе дом в центре города и, больше думая о жизни на земле, а не о загробной, которую он другим за деньги обещает, украсил свои комнаты коврами, дорогостоящей мебелью, новейшими электробытовыми приборами, имеет в личном пользовании роскошную легковую автомашину. И ведет монах барский образ жизни. Он очень часто меняет своих «домработниц». Его дом ничем не похож на смиренную обитель человека, отрекшегося от «мира сего». Он знает, что нет никакого другого мира, кроме этого, и, наживаясь на обмане верующих, стремится пожить в свое удовольствие, по его понятиям, такой «красивой» жизнью.