Когда-то Регина рассказала ему анекдот. Дело там было так. Забралась в мужскую голову женская мысль — и как ее угораздило, собственно? Ходит она, ходит, слоняется по извилинам — пусто! Никого нет, никаких других мыслей! (В этом месте Иван удивленно поднял бровь.) И вдруг видит заблудшая мысль, как несется ей навстречу какая-то и местных, и кричит — бегом вниз, наши все уже там! В этом месте Иван хмыкнул. Ну, да, предположим! Ну, не работают у мужика две головы сразу!
Но это неважно. Совершенно неважно…
Родители жили в старом доме — четыре подъезда, огромный двор, гаражи, которые кто-то когда-то разрешил кому-то построить, а потом, год за годом, выплывали страшные слухи о том, что их будут сносить. Раньше, еще в детстве, у всех подъездов имелись лавочки, теперь их нет. Теперь местные бабушки, чтобы посидеть, выносят скамеечки, потом заносят их обратно. А лавочка — это значит, молодежь будет собираться под окнами, шум и беспокойство. Одна лавочка есть, в глубине двора, по вечерам молодежь собирается там. Там же кто-то примостил между деревьями несколько металлических перекладин — вроде бы спортплощадка.
Узкая подъездная дорожка забита автомобилями, не подъехать. Иван недовольно засвистел, оглядываясь, где же припарковаться. Здесь всегда было проблемой приткнуть машину.
Джип Виталия, огромный, черный, стоял у самого подъезда — значит, семейство Ведерниковых прибыло значительно раньше. Обычно и они приезжали раньше, много раньше, но сегодня с Ринкой что-то стряслось. Она чуть не свела его с ума, собираясь-наряжаясь, перетряхнула, наверное, весь гардероб — зачем?!
— Знаешь, подруга, какое-то все тут знакомое, — сказала Лара задумчиво. — Как будто я здесь уже была, вот что!
— Именно здесь? — удивилась Регина.
— Нет, правее, — ответил Ваня. — Вон там, возле кустов, и место освещенное. Хорошо встанем.
Регину это уже забавляло — говорить с ними обоими одновременно.
— Здесь много почти одинаковых дворов, — объяснила она Ларе.
— Одинаково бестолковых, — согласился Иван. — Плюнуть некуда.
— Да? Может быть, я ошибаюсь, — согласилась Лара. — Все равно, очень знакомое место…
Опередив Ивана с Сережкой, Регина быстро поднялась по лестнице, позвонила. Дверь открыл Виталик.
— Привет, Ринка! — он забрал у нее пальто. — Где там твои, отстают, что ли?
— Сейчас будут!
Он задержал на ней взгляд.
— Ты, Рин, сегодня неотразима. Что случилось? — он это серьезно так сказал, безо галантной фальши.
— Спасибо, Виталь! — она поблагодарила тоже просто. Без игривости.
Он сразу все заметил. Все правильно, он же не ее муж, а она — не его жена!
Конечно, было приятно, Регина и сама считала, что хороша сегодня. Во-первых, из-за стрижки от Додика. Во-вторых, подкрашена не так, как всегда, это Лара постаралась. Еще Регине казалось, что даже кровь ее как будто пенится, как шампанское в бокале… Хорошо, да.
— Что-то ты, мать, носишься, как молодая коза! В следующий раз нагрузим тебя каким-нибудь мешком, — похвалил ее Иван, вваливаясь в прихожую, и первым делом пожимая руку Виталику.
Сережка тоже поздоровался с дядей за руку, он всегда так с ним здоровался, лет с трех, примерно.
— Рин, они так с тобой обращаются? — Виталик шутливо ужаснулся, сделал большие глаза. — Перебирайся ко мне. Я добрый, хороший. Спроси моих девочек, они подтвердят.
— Обойдешься, — отрезал Иван. — Тебе хочется еще девочек?
— Нет, вообще-то, — признал Виталик тихонько. — Три штуки — это мой предел.
Третья “штука” — это, надо полагать, помощница по хозяйству Ирина Васильевна. Домоправительница, как ее Вероника величает.
Сначала Регина заглянула в комнату.
— Пап, привет!
Арнольд Кузьмич — так интересно звали папу, хотя все уже давно привыкли и не находили в этом ничего особенного — поднял голову и помахал ей рукой.
— Привет, Ришка!
Он сидел в кресле с газетой на коленях. Можно было не гадать, что он делает — конечно, кроссворд решает. Он всегда решал кроссворды, еще он составлял кроссворды и собирал коллекцию самых интересных кроссвордов. Газет он последние годы принципиально не читал, и новости по телевизору смотрел только раз в неделю, по субботам — чтобы не отрываться от жизни. Это правило соблюдалось четко.
Сонечка, дочка Вероники и Виталика, устроилась в углу на диванчике, покрытом цветным лоскутным пледом — мама трудилась над ним целый год, это была ее гордость. Сонечка листала глянцевый журнал.
— Добрый день, тетя Рина! — сказала она, и мило улыбнулась.
— Здравствуй, Соня, как дела?
— Спасибо, дела хорошо!
Ее дела всегда были “спасибо, хорошо”. А сама она была милая, улыбчивая, со взглядом спокойным и строгим, с голосом поставленным и мягким, как у ласковой кошечки, и с безукоризненной осанкой, а одевалась просто, но со сдержанным шиком — с тем самым шиком, который дорогого стоит. Может, с этим родиться нужно? Соня совсем, ну, совершенно, не похожа была на свою мать в ее годы. Вообще, она внешностью пошла в отца, и это не портило ее, в глазах Регины же — наоборот, добавляло прелести.
— Вы сегодня, вижу, торопились, как никогда! — Арнольд Кузьмич из-под мохнатых бровей посмотрел на дочь, его глаза блестели насмешливо.
— Ладно тебе, пап…
— Да не ладно, а быстро говори, какую кривую описывает, снижаясь, беркут? Семь букв.
Сонечка заулыбалась и уткнулась в журнал. Ясное дело, папа уже всем задал этот вопрос, теперь подошли свежие силы…
Регина честно попытались представить себе беркута, который снижается. Вообще-то, она слабо представляла себе особенности именно беркута, чем он отличается, к примеру, от сокола и от прочих “орлоподобных”? А как снижаются сокол и прочие?
— Пап, в книжках, по-моему, пишут, что он камнем падает на свою жертву. Значит, получается прямая?
— Ну, знаешь, Ришка! На кого он там как падает — это одно, а просто снижается, снижается-то он как?
— Может, гипербола? — блеснул познаниями Сережка, просачиваясь мимо матери в комнату. — А вообще-то, наверное, спираль, а дед? Спираль — это же тоже кривая?
— Спираль вообще-то подходит, — Арнольд Кузьмич недоверчиво кивнул.
— Ну, ладно, пусть пока будет спираль. От образованных дочек толку никакого, так хоть внук не подкачал.
Сережка предложил:
— Дед, а давай пока в шахматишки, а?
— А давай! Пока нас соберутся кормить, я тебе точно мат успею поставить! — дед как будто ждал, он тут же принялся собирать газеты с кроссвордами, освобождать место под шахматы.
Шахматы у папы были в своем роде уникальные, Ивановой работы, вопреки всем канонам — с головами животных: король — лев, королева — львица, кони и слоны в своем законном обличье, зато ладьи почему-то в виде птиц-сов, а пешки — с мордочками зайцев. На зайцах в свое время настоял Сережка. Регина, помнится, возражала, на том основании, что зайцы — не самые вроде бы смелые вояки. Но, делать нечего, зайцы победили.
— Дед, это я тебе успею мат поставить! — весело возразил Сережка, — спорим?
— Ха! Какое самомнение у нынешних молодых людей, — папа заулыбался. — Ну, что тебе сказать — пробуй!
Кажется, он более любовно относился к Регине, чем к Веронике, именно из-за него, из-за Сережки, единственного внука. Внучка Сонечка была от него далека, их интересы ни в чем не пересекались.
Пока дед расставлял шахматы, Сережка покрутился вокруг Сонечки, выудил из кармана бельевую прищепку и прицепил ее к Сонечкиной прическе, сзади, около заколки. Та нечего не почувствовала.
Регина грозно нахмурилась, на что Сережка, за спиной у Сонечки, сделал умоляющие глаза и замахал руками. Папа, оказывается, тоже все заметил, он мягко улыбнулся и тоже махнул — дескать, не мешай…
Регина прошла на кухню.
— Наконец-то! — всплеснула руками мама. — Мы уж заждались!
Она заправляла салат, что-то очень вкусное под жирным кремовым майонезом. Был никакой не праздник, просто все любили такой салат.
— Привет, мам, — Регина чмокнула мать в щеку. — Давай, буду помогать.
— Да все уже, — мама энергичнее заработала ложкой. — А мы волновались. Что так долго?
Вероника тоже была здесь, она изящно, своими длинными тонкими пальцами чистила апельсин. Сестры кивнули друг другу. Вероника задержала на Регине взгляд, но ничего не сказала.
Мама заметила:
— Ришенька, у тебя новые духи? Очень приятные. Как называются?
Не знала Регина, как духи называются. Духи были Ларины. Она и душиться-то ими не собиралась, это Лара, улучшив момент, от души ее побрызгала, и довольно расхохоталась:
— Вот теперь порядок!
— Прекрати! — Регина отбросила в сторону флакончик.
— Ну, ты полегче, — продолжала веселиться Лара. — Знаешь, сколько стоит пузырек?
Регина подняла флакон и положила в необъятную Ларину косметичку, а вот название не посмотрела. Запах был холодный, льдистый, резковатый и в общем приятный, но для Регины совершенно непривычный — она предпочитала ароматы очень легкие, теплые, цветочно-фруктовые. И уж в любом случае никаких духов не стоило лить так много. Когда она села в машину, Иван демонстративно расчихался, кося смеющимися глазами.
— Ника, правда же, у Риши интересные духи? Кстати, на столе хватает вилок, ты проверяла, Ника?
— Да, мама, все в порядке.
— И прическа тебе идет, Риша. Ты подстриглась? Всегда ходи к этому мастеру! Найти своего мастера — это такая удача. Особенно в твои годы. В твои годы женщина должна себя делать, не полагаться на “авось”. Это в молодости можно позволять себе абы в чем ходить, абы как причесываться, и все сойдет с рук!
— Хорошо, мам.
Вот, это вам не Ваня. Здесь сразу и заметили, и оценили.
— Дамы, — в кухню заглянул Виталик. — Мы вам не нужны? Мы выйдем покурить!
Не будь здесь тещи, он сказал бы: “Девочки!” Причислять тещу к “девочкам” он как-то не осмеливался, субординацию соблюдал, и тогда они все становились “дамами”.
Мама закивала:
— Конечно-конечно, Виталичек. Только вы уж недолго!