И еще — он какой-то знакомый, что ли, этот лысый. Она могла его раньше видеть?
— Так. И где же сейчас эта невестка? — продолжал спрашивать опер.
— В Германии. В городе Бонне, если точно. Она теперь там живет.
Регина боялась оглянуться и посмотреть на маму, но она все же оглянулась — это движение головой, такое плавное, как будто случайное, сделала Лара, Регина не успела помешать. Она еще чуть-чуть улыбнулась маме — Лара, а не Регина.
Мама молодец, держалась отлично, и не казалась чересчур удивленной, разве что чуть-чуть…
— Когда вы заходили в эту квартиру последний раз?
— Полгода тому назад, Лара тогда приезжала…
— Невестка пострадавшей?
— Да, ее зовут Лара.
— Может, вы заглянете в комнату сына? Ваша мама утверждает, что не была там никогда. А вы были?
— Да, я была там, конечно. Я могу посмотреть. Но понимаете, полгода…
Опер сделал приглашающий жест. Регина прошла следом за ним.
Маленькая комнатка. Огромная двуспальная кровать, шкаф и старомодный письменный стол, на столе компьютер, стул только один, возле стола. Тесно, не повернуться. И тоже — беспорядок. На кровати свалены вещи из шкафа, пол засыпан бумагами, книгами, поверх всего — блестящие кругляши рассыпанных компьютерных дисков. Прямо на столе валялся раскрытый, выпотрошенный бумажник. А Регина совсем некстати подумала — зачем было в такую комнатушку втискивать большую кровать? Обошлись бы складным диваном…
— Ого! — воскликнула Лара. — И компьютер раскрутили, погляди-ка.
— Они что-то искали, да? — спросила Регина робко.
— Просто ограбление, — скучно пояснил опер. — Выпотрошили все, что можно. Что такое? — он заметил, как Регина, не отрываясь, смотрит на разбросанные Женины рубашки.
— Ничего, — она отвернулась, — извините.
— Так что пропало из этой комнаты? На ваш взгляд? Может, техника какая?
— Ничего, — повторила Регина вердикт Лары. — Ничего такого, что бы бросалось в глаза…
Она опять послушала Лару, и добавила:
— Впрочем, вот тут, на подоконнике, шкатулка стояла, резная такая, красивая. Но ее, может быть, в другое место переставили?
— А что в ней было, не знаете?
— Раньше — нитки, иголки, мелочи всякие. Теперь — не знаю.
Услышав про нитки с иголками, лысый опер потерял интерес к пропавшей шкатулке. Зато Регина, вдруг, мысленно, приставила волосы к его голове, пышную такую шевелюру, и вспомнила. Шапошников! Имя не вспомнила, фамилию только. Этот Шапошников когда-то, очень давно, у Ивана тренировался, был сухощавый, жилистый парень с копной волос. Значит, подстригся.
— Вы Шапошников? — спросила она. — Я жена Дымова. Помните меня?
— Ивана Константиныча? — он моргнул, уставился на Регину, улыбнулся.
— А я ведь тоже подумал, что вас знаю. Решил — вы по какому-то делу проходили.
И опять улыбнулся. Как своей — подумала Регина. У Ивана, значит, и в милиции знакомцы. Впрочем, ничего удивительного, иногда ей казалось, что он, Иван, с половиной города знаком.
— А мы с Константинычем пересекаемся иногда. На прошлой неделе его видел… — добавил Шапошников.
Они вернулись в большую комнату, где мама по-прежнему сидела на диване. На Регину она молча взглянула, как бы спрашивая — что? Регина пожала плечами.
— Вась, ты здесь шкатулку видел? — спросил у кого-то Шапошников, и повернулся к Регине, — она какая была, шкатулка эта?
— Примерно вот такая, — Регина, а точнее, Лара, показала ладонями размеры. — Тяжеленькая, из цельного дерева, вся резная, красивая, уголки металлические. И крышка полукруглая, знаете, такие сундучки, сказочные, рисуют на картинках…
Вдруг вмешалась мама:
— Я, кажется, знаю, в чем дело, — сказала она. — Этой шкатулки здесь быть не может. Вера Михайловна ее продала. Недавно.
Шапошникову информация понравилась.
— Продала — это хорошо, — заключил он, — просто прекрасно…
Их попросили расписаться в каких-то бумагах, и отпустили, наконец.
Машина Виталика стояла недалеко от милицейской, и Виталик был тут же, курил около машины. Увидев их, бросил сигарету в снег, спросил:
— Ну, как, все нормально?
Смотрел он при этом на Регину.
— Кажется, ничего, — ответила она. — Вот Женю бы найти, сына Веры Михайловны, вызвать его из командировки.
— Вы садитесь, — велел Виталик, и добавил как-то вскользь:
— Мы поговорим потом, Рин…
И мама тоже вдруг посмотрела на Регину, моргая, и что-то такое было в ее взгляде, пронзительное…
— Спроси про шкатулку, — попросила Лара, едва они оказались в машине, и за ними с мягким чмоком захлопнулась тяжелая дверь, — кому ее могли продать? Зачем?
Она спросила.
— Я знала, — сокрушенно вздохнула мама. — Все случилось из-за этой шкатулки. Наверняка она стоила не пять тысяч, а гораздо больше! Пока не продали шкатулку, никто и не думал грабить! Я не стала говорить милиционерам, из-за Вани. Я его не хотела впутывать.
— Впутывать Ваню?! А он тут причем? — удивилась Регина.
— Мы приглашали его посмотреть шкатулку. Он приводил с собой своего знакомого антиквара, как его там…
— Локтева?
— Да, кажется, так. Они сказали, что шкатулка особенной ценности не представляет, что пять тысяч — очень хорошая цена. Ее так упрашивали продать! Там такая история, необычная…
— Ничего себе. Пять тысяч… долларов? — это Виталик сказал.
— Господь с тобой, Виталичек. Рублей, конечно!
— А! Ну, ладно. Тоже ничего — за деревянный-то ящик. Но уже не чрезмерно.
— Виталичек, это была старинная вещь! Реликвия! — мама даже обиделась.
— А что там за история такая? — поинтересовалась Регина.
— Ох, невероятная просто. Про такое можно даже в газете написать.
— Правда? Расскажи, пожалуйста!
Регина вспомнила — Иван ей что-то такое говорил. Мельком, двумя словами, за ужином…
Мама помедлила, собираясь с мыслями.
— К Вере Михайловне пришел человек. Незнакомый. Очень приличный мужчина. Он показал письмо от своих родственников из Германии.
Услышав про приличного незнакомого мужчину и родственников из Германии, Регина отчетливо ощутила, что у нее засосало под ложечкой. Может, опять Лара виновата?
— Это как-то связано с Ларой?
— Нет, это не имеет к ней отношения, — мама поморщилась. — Этот мужчина был абсолютно посторонний человек. А в письме говорилось, что некая старушка, тяжело больная, мечтает получить эту шкатулку как память о дорогом ей человеке. Вот именно, представляете? Этот человек когда-то подарил шкатулку этой самой девочке, но обстоятельства так сложились, что она не могла ее забрать…
— Мам, какой девочке? Ты о старушке говорила.
— Риша! Тогда она была девочкой. Это было еще до войны! А тот дорогой человек — отец мужа Веры Михайловны. Она говорила, что все сошлось — имена, факты. Накануне Великой отечественной войны их семья жила где-то на Урале, дедушка был крупным партийным работником. А девочка, которая теперь больная старушка, уехала с матерью к родственникам куда-то на юг, и война застала их там, потом их обеих отправили в Германию. Когда война закончилась, они не вернулись, потому что мать вышла замуж за немца, за того самого, у которого они работали — бывали, знаете ли, и такие истории.
— Разумеется, — согласился Виталик. — Получается, что на момент окончания войны девочке было примерно четырнадцать, я прав? Сейчас ей больше семидесяти. И именно теперь ей понадобилась шкатулка? А где же она раньше была?
— Ну, что же тут непонятного? — мама всплеснула руками. — Забыли, какое было время? Тогда боялись знаться с заграницей. Тем более что они оказались на капиталистической территории. К тому же Хижанские после войны переезжали, и все связи потерялись. Они нашлись случайно, благодаря Жене.
— Это как же — благодаря Жене?
— Она мне рассказала, как. Какой-то знакомый Жени ездил в Германию, на какие-то переговоры, ну, и … В общем, как-то выяснилось!
— Очень интересно, — сказала Лара Регине, — какие дела творятся!
— Пожилые, и вообще, больные люди бывают капризны, как дети, — продолжала мама. — Вы знаете, что такое, когда человека мучает навязчивое желание? Старушка захотела иметь шкатулку во что было ни стало. Тогда внуки решили ублажить бабушку и выкупить шкатулку.
— Это хорошо, что внуки с возможностями, — вставил Виталик.
— Вере Михайловне, бедняжке, жалко было отдавать, и еще она переживала — а удобно ли взять деньги? Ведь получается, шкатулка и так принадлежит девочке, э… старушке? И, в то же время, деньги совсем не лишние, с ее-то пенсией! Я сказала ей — дорогая моя, все это понятно, считайте деньги маленьким вознаграждением за то, что вы сохранили вещь в целости и сохранности! И еще, я сказала ей, что шкатулку непременно должен оценить независимый эксперт. И позвонила Ване…
— Надо же, какая дребедень, — пробормотала Лара.
— Да, — согласился Виталик. — Сюжет роскошный. В газете можно написать. А доказательств никаких, между прочим.
— Это совершенно неважно, — сказала Регина. — Есть тысяча способов обмануть Веру Михайловну, было бы желание.
Собственно, это Лара сказала, а Регина опять бездумно повторила, потому что отвлеклась.
— Обмануть?! Что ты такое говоришь? — вскинулась мама.
— Ах, тетя Вика, я просто думаю вслух.
Виталик и мама разом повернулись и посмотрели на Регину.
— Мам? Прости… — спохватилась Регина. — Я просто подумала о Ларе. Она же так тебя называла? Интересно, а тот мужчина что-то оставил? Чтобы с ним связаться? Визитку, например?
— Риночка, я тебя умоляю, — пробормотал Виталик. — Уймись. Ты это чего? Пусть милиция своим делом занимается…
Дальше, до родительского дома, ехали молча. Мама только раз заметила:
— Надо бы сначала Ришу домой отвезти, а теперь тебе лишний круг делать, Виталичек…
— Это ничего, — улыбнулся Виталик, — бензина у меня полный бак, и жена дома не ждет…
Это он так пошутил, но мама почему-то опять поджала губы.
Прощаясь, она спросила: