— Обидела? — удивилась Лара. — В общем, нет, можно сказать. Она себя, драгоценную, любит больше всего. А остальных норовит использовать, хоть как-нибудь. Ты со мной не согласна?
— Не знаю, — сказала Регина, чуть подумав. — Ладно, Бог с ней. Расскажи лучше про свою дочку. Сколько ей?
— Моей Ленке? Ей четыре, и четыре месяца. Такой чудный маленький человечек, ты бы ее видела! Кудрявенькая блондиночка, голубоглазая, на щеках ямочки. Все бабушки и дедушки носятся с ней, ни в чем не отказывают. Единственная внучка, еще бы! Избалуют мне дочку. И Герхард туда же! Кстати, я хотела тебе вот что сказать — ты замечала, что происходит с твоим сыном?
— А что такого с ним происходит?
— Он влюбился, например! Очень на это похоже. А что? Пятнадцать лет — самое время, чтобы в кого-нибудь влюбиться.
— Да с чего ты взяла? Что ты могла видеть такого, чего не видела я?
— Ну, во-первых, у меня свежий взгляд. Знаешь, что такое свежий взгляд? Во-вторых, я наблюдательная. Что же мне остается делать, когда ты занимаешься чем-то, мне не интересным?
— Ладно. Ничего страшного. Первая любовь — как корь, у всех бывает, и у всех проходит. А в кого, интересно?..
— Вот! Тебе интересно! А этого я ну вот не знаю, и все тут. Слушай, а давай ему мобильник купим? Такой, скромный, но хороший. Что там модно у современной молодежи? Цветной экран, полифония. камера и плейер? — Лара расхохоталась.
— Не надо, обойдется пока своим старым, — отрезала Регина. — Потом купим, попозже, со временем…
— Со временем! — передразнила Лара. — Скажи еще — после дождичка в четверг. Ему же наверняка сейчас нужно, чтобы хвост распушить… И куртка ему новая нужна, а то старая уже так себе. Видишь, какие мы молодцы, что купили!
— Вот этого не надо, — Регина рассердилась. — Хвост ему распушить, этого только не хватало! Нельзя привыкать зависеть от вещей.
— Я сама куплю телефон, — заявила Лара. — Я хочу ему подарить. Я же имею право подарить, если мне хочется?
— Нет, потому что это мой сын!
— Обожаю выбирать мобильные телефоны. Я перетрогаю все, и замучаю продавца, с чистой совестью, потому что потом все равно что-то куплю. Это классно!
— Вот что…
— Не думай ты все время про деньги. Это ведь ерунда, в сущности. За деньги ничего дорогого не купишь, только — так, дребедень разную… Мне отсюда виднее, можешь поверить. Просто поверь! Деньги — самая дешевая мера…
Регине не хотелось философствовать про деньги. Хотелось, чтобы их хватало, и все. А дешевая это мера, или нет…
— Например, твоя помощь сейчас для меня несравнимо дороже любых денег, понимаешь, любых, — добавила Лара проникновенно. — Нет, ты не думай, что я тебя покупаю. Я не это хотела сказать. Просто я сейчас ничего, нужного мне, не могу купить за деньги. Понимаешь?
— Понимаю. Но ты, наверное, сейчас лежишь в хорошей клинике, медицинское обслуживание на нормальном уровне, и все такое, и поддерживать твою жизнь — тоже недешевое удовольствие, — заметила Регина и тут же испугалась, что сказала такую выдающуюся бестактность.
— Еще бы, — сразу согласилась Лара. — Дорогое это все удовольствие. А, знаешь, что говорила когда-то моя бабушка? Спасти можно только того, кого Бог спас.
— Вот и не паникуй раньше времени.
Обращаться с Ларой, как с умирающей, у Регины почему-то не получалось.
— Слушай, давай позвоним, а? — Лара опять внезапно переменила тему.
С ней не соскучишься.
— Куда позвоним? Сейчас уже ночь, между прочим.
— Давай. Послушаем гудки, в крайнем случае. Пожалуйста! Я хочу услышать… Просто гудки хочу послушать!
— Да куда звонить? — удивилась Регина.
— Ко мне домой. В Бонн. Набирай номер!
Не без сомнения Регина положила пальцы на кнопки, и Лара сама нажала на нужные цифры.
— Я представляю себе, как сейчас аж до самой Германии защелкают переключатели, и получится один большой провод, который соединит нас, я держу один конец, а другой там, и там телефон зазвонит, и как будто никакого расстояния вообще нет, хотя бы на минуточку! Здорово, правда? Прямо мороз по коже!
Некоторое время в трубке была тишина, потом раздались гудки, потом щелчок, и — звонкий голосок ребенка.
Регинино сердце вдруг подпрыгнуло, и застучало очень сильно, и трубку она сжала сильно, прямо до боли в ладони.
Это были именно Регинино сердце и Регинина ладонь, хотя заволновалась не она, а Лара.
Конечно, есть вещи, которые невозможно оплатить деньгами — ее сердце, например, которое стучит, когда Лара слушает голосок дочки…
Лара вдруг заговорила, вслух, быстро, по-немецки, и голосок неуверенно ответил.
Регина опомнилась и поспешно бросила трубку на рычаг.
— Зачем ты это сделала?! — возмутилась Лара. — Почему ты не дала мне…
Кажется, она готова была расплакаться.
— Да потому что так нельзя!
Регина вернулась на диван, опять закуталась в одеяло.
Помолчав, Лара согласилась:
— Конечно, ты права. Нельзя было с ней разговаривать. Я же ее напугала, Господи! Ой, что я наделала! Что же делать?!
— Да ничего не делать. Там ведь есть взрослые. Они ее успокоят, объяснят что-нибудь. А если что-нибудь станешь делать ты, будет только хуже.
— Мы потом еще раз позвоним, ладно? Может, Герхард снимет трубку? Ты представишься моей подругой, и…
— И?..
— Спросишь, к примеру, как я себя чувствую. Послушай, почему Ленхен до сих пор не спит? Они там, что, с ума посходили? — и Регина ощутила явный Ларин порыв метнуться обратно к телефону.
— Уймись, — попросила она.
— Разница во времени, — вспомнила Лара. — А я забыла, вот балда! Хотя нет, все равно поздно… Знаешь, подруга, как я жить хочу? Хотя бы сколько-нибудь. Я тогда буду дочке каждый вечер книжки читать, и еще мы в куклы будем играть. Честное слово, я этого больше всего хочу! Мне почему-то некогда было с ней по настоящему, со вкусом, в куклы поиграть, все занималась какой-нибудь ерундой, мышиной возней, и никуда от этого не денешься. Я же, блин, взрослая, мне некогда все! Тебе не смешно?
— Нет.
Тихо-тихо тикали часы на столе, в комнате заскрипел диван — Сережка заворочался.
— Интересно, я сейчас где? — вздохнула Лара. — Представляешь, я ничегошеньки не знаю. Недалеко от нас есть большой медицинский центр, наверное, я сейчас там. И вообще, если меня там лечат хотя бы не хуже, чем ежиков, то это уже не плохо. Уже сойдет.
— Каких ежиков?!
— А… я тебе потом расскажу, ладно? Правда, интересно, я сейчас там, или не там? Мы ездили туда в прошлом году, навещали бабушку Герхарда. Она… Она умерла тогда.
— Царство ей небесное. Прекрати эти разговоры.
— Ладно-ладно. Кстати, бабушка, а было ей семьдесят три, почти до конца жизни водила машину, и никогда не нарушала правила дорожного движения. Ездила медленно, как черепаха, даже Герхард выходил из себя. Но ее за последние десять лет ни разу не штрафовали. Они там вообще такие все, живут по правилам. А я, как только села за руль, сразу начала платить штрафы. Герхард в конце концов рассердился и сказал, что заберет у меня машину, представляешь? Сказал — только затем, чтобы я жила подольше! — Лара резко рассмеялась.
— Нет, он пошутил, он не забрал бы. Видела бы ты эту его бабушку! Ее звали Марта. Она носила брюки с блузками, костюмы, платья длинные со шляпками, красивые сумочки. У нее всегда были духи. Я вот раньше духи не очень уважала, так она мне всегда за это выговаривала. Она считала, что у женщины духи должны быть обязательно. Знаешь, этим летом такая хохма случилась! Я приезжала с мамой сюда, на неделю, мы и Ленхен с собой взяли. Ребенок у меня и спрашивает — почему, мама, здесь так много Бабок Ежек?
— В каком смысле? — не поняла Регина.
— Во-во, — Лара хохотнула. — Я тоже спросила — в каком смысле? А что, скажи, должен подумать ребенок, впервые в жизни увидев на улицах согбенных бабулек в старенькой одежонке и в платочках? Здесь они доживают, а там — живут, и еще как! Путешествуют, отдыхают, женятся. Брат моего свекра в шестьдесят лет передал фирму сыну, и, первым делом, освободившись, женился. Его жена, Рита, на десять лет моложе и, я тебе скажу, ничего себе тетка! Пятьдесят ей и не дашь. Правда, некоторые там тоже считают, что у них полно проблем. Моя собственная бабушка, она тоже сейчас в Германии живет, рассказала однажды одной такой старой брюзге, какую пенсию она получала в России, что на нее можно купить, и еще про некоторые другие радости. И что ты думаешь? Та не поверила. Решила, что ее разыгрывают. Обиделась. Ладно, короче. Я напряглась, и постаралась очень кратко и просто объяснить это ребенку. Она все поняла, у меня умненькая девочка. И, знаешь, что она мне ответила? Она сказала — мама, так хорошо, что когда ты станешь бабушкой, ты будешь жить не здесь, а у нас, в Бонне, со мной и с папой.
Регина не удержалась:
— И даже не скучаешь совсем? Ничего у тебя здесь не осталось, да?
— Скучаю, — отозвалась Лара. — Осталось. Иногда прямо тошно. Ты это хотела услышать, да? Но ничего, это пройдет. Я переживу.
Что-то вдруг грохнуло и зазвенело, и еще — запах кофе. Божественный запах.
— Извини, — сказал муж. — Я не нарочно. Я крышку уронил.
Регина поморгала, дожидаясь, пока глаза совсем откроются и станут видеть.
Кухня. Утро, за окном светло. На столе — кружка, синяя, с котом, которую Сережка подарил отцу на прошлый Новый год. Это в ней, наверное, кофе, который так пахнет. Иван режет хлеб толстыми ломтями, и складывает стопкой на тарелку.
А почему она спит здесь? Ей жестко, неудобно, и затылок ноет. Нет, правда, почему она на кухне?
— Доброе утро… — пробормотала Регина. — Который час?..
— Половина седьмого. Кофе хочешь?
— Ой! Так много? Нет, я лучше чаю.
— Я тебе заварил. А ты — чего это? Зачем? — он смотрел исподлобья, серьезно.
Он не понял, почему его жена спит в кухне.
— Я нечаянно, Вань, я телевизор смотрела, и заснула.
— Какой, этот телевизор? — уточнил он, показывая на их маленький кухонный телевизор на кронштейне.