— Нравится, говоришь? — и она улыбнулась, тоже виновато.
То, что было на ней надето, только это, стоило две его зарплаты. Или три ее.
— Здорово, — подтвердил он. — Ринка, я ведь тебе уже говорил — ты мне совсем без шмоток нравишься больше всего. Они только мешают. Ну, не понимаю я в них ничего, и не собираюсь понимать! А ты покупай, что тебе нравится, чтобы ты была довольна — вот и все.
Он внезапно нахмурился, сказал уже другим голосом:
— Ринка, я зарабатываю, сколько могу. Хотел бы больше. Извини.
Она поймала его руку, пожала ее легонько.
— Перестань.
— Тебе действительно эта штука идет, — он провел пальцем по рукаву ее плаща.
Иван никогда не разбирался в том, что сколько стоит, включая его рубашки и трусы, и какого они размера, он тоже обычно не знал. Он никаких размеров не помнил, кроме размера своих ботинок. А если случалось покупать продукты, он мог назвать только стоимость всей провизии в сумке, а что сколько стоит по отдельности — никогда. Иногда это Регину злило. Только не на этот раз.
— Ты мне в новой куртке тоже понравишься, — пообещала она.
— А без куртки?
— И без куртки!
— Серега Веснин обещал завтра зайти, — сообщил Иван. — Вечером. Нормально?
— Конечно.
— Говорит, ты обещала ему пирог.
— Будет пирог. Не волнуйся, все будет.
— Так. Значит, все? Сереге? А мне все будет?.. — он улыбался.
— Что, пирог? — увернулась она. — Конечно. Еще спрашиваешь…
Полчаса назад Ивану перезвонил Шапошников. Он сразу спросил:
— Иван Константиныч, кажется, я слышал от тебя такое имя — Сергей Веснин?
— Может, и так. А что такое?
— Он работает в службе безопасности “Кристалла”?
— Работает.
— Ты его давно знаешь?
— Я его всю жизнь знаю, — он сказал это так, что Шапошников определенно передумал задавать часть подготовленных вопросов, отмел их за ненадобностью.
Он сказал:
— Пострадавшая Хижанская утверждает, что Веснин недавно купил у нее семейный архив — ящик со старыми бумагами, письмами. Еще до продажи ею шкатулки.
— Понятия не имею, что и думать. А сам он что говорит? Вы спрашивали?
— Говорит — для коллекции старому другу.
— Ну вот. Значит, это так.
— Ладно, Константиныч. Я понимаю, он офицер, в органах служил. Но когда много разных дел случается в одном месте… я хочу сказать… ты понимаешь, да? Тут поневоле задумаешься. Прошу только — не говори ему об этом разговоре. Можно попросить?
— Конечно. Раз ты просишь — не скажу. Ты говоришь, что задумался, и что же надумал, а, Петь?
— Да ничего конкретного пока, Константиныч…
— А мне зачем это рассказал?
— Да просто решил, Константиныч, что тебе надо знать. Глядишь, и ты мне что-нибудь расскажешь. Мало ли…
Ивану все это категорически не понравилось. Потому что, получается, слишком касалось его близких, и его самого, следовательно.
Регине никогда бы не пришло в голову, что в этот момент действительно волновало ее мужа. А он вдруг вспомнил совсем давнее: они с Весниным и двумя девчонками идут вечером из кино. Весна была или начало лета — свежей зеленью пахло, дождь только что прошел, мокро, лужи кругом… Поход в кино организовал Веснин, его девушка пришла с подругой, а Серега с другом — с ним, с Иваном. Так что Иван свою спутницу даже не рассмотрел толком. И когда это было, сразу после армии, или еще до? Нет, после…
Переговорить с Локтевым Ивану захотелось сразу же, и хорошо бы — лично, но он удовольствовался тем, что набрал номер. Когда Регина пошла домой, а он остался, чтобы отогнать машину. Просто Локтев был один из тех, нескольких, людей на Земле, которым Иван доверил бы все, что угодно. Кстати, Веснин — он ведь тоже, по сути, один из этих нескольких…
На поле, где играют в “коллекции старых друзей”, Ивану без Локтева — никуда. А Локтев в этом как раз собаку съел! И еще чувство вины — та шкатулка, а вдруг?..
С Локтевым не стоило разговаривать недомолвками, поэтому Ивану пришлось не торопясь, хотя и без ненужных подробностей, изложить все по порядку. Про Женю Хижанского, бывшего владельца проданной шкатулки, который, возможно, исчез. Про то, как кем-то неизвестным был куплен его семейный архив — фамилию Веснина Иван не стал называть. Про то, как пострадала Вера Михайловна.
Локтев слушал внимательно, иногда по-стариковски сухо покашливал. Потом спросил:
— Вань, как, ты сказал, фамилия пострадавшей? Давай-ка четко, по буквам… — и, услышав по буквам, некоторое время молчал в трубку.
— Вот что, сынок, — сказал он наконец. — Про ту шкатулку мне добавить нечего. Дай мне немного времени, я должен подумать. Я перезвоню…
Был борщ, украинский, красный, душистый. Еще плов с рыночной бараниной и узбекскими специями на второе, и пирог с курицей по-французски — это уже на третье. Рецепт пирога Регина переписала давно из какого-то женского журнала, он ей нравился. Веснин его еще не пробовал. Украинское вместе с узбекским и французским — такое вот сочетание, но это было вкусно, еще как! И ореховый пирог, коронное блюдо, она испекла, конечно. Обещала ведь.
Регина все успела. Съездила в больницу и в диагностический центр, непроверенные вчера, потом на рынок, потом все приготовила. А Свету — нет, Свету не нашла. Конечно, Регина уже поняла, что ее неуклюжий розыск стопроцентной гарантии дать не мог. Оставалась немалая вероятность, что Женина девушка все-таки работает в каком-то из этих медицинских учреждений — там же столько народу работает! Или она уволилась недавно, к примеру. Правильно, уволилась и уехала вместе с Женей — почему нет? Правда, Регина, расспрашивая медработников, имела в виду и этот вариант, но ведь никто не обязан был сообщать ей правду со всеми подробностями. Люди могли не знать, или забыть, или просто не захотеть отвечать. Она же не показания снимала с занесением в протокол! Просто дамочка, которая пришла, расспрашивает и мешает людям работать. Кто-то, наконец, мог просто не любить Свету, и позлорадствовать, что та теперь не найдет потерянную сережку. Человеческий фактор. Теперь оставалось принять, что Светы нет, и решать, что делать дальше. Не начинать же по новой, в самом деле.
— Давай думать, где мы прокололись, — предложила Лара.
— Думай, — разрешила Регина. — А я потом. Потом подумаю.
Она как раз взялась стряпать, и дел впереди было по горло.
Не годится она в сыщицы. Для кого-то это, может быть, раз плюнуть — обойти все медицинские учреждения по ходу пятьдесят третьей маршрутки в поисках девушки Светы с неизвестной фамилией, наплести с три короба, ничего не добиться, и при этом чувствовать моральное удовлетворение от проделанной работы. Как же, отрицательный результат тоже результат! Такие типы, наверное, в частных детективных агентствах работают, или, может, в милиции, а не в бухгалтерии.
— Отрицательный результат тоже результат, — заявила Лара.
Она что, мысли читает?
Петя Шапошников, интересно, испытывает удовлетворение от отрицательного результата? Вот уж вряд ли!
Регина тонко шинковала морковь на плов, и ничего Ларе не ответила.
Та продолжала:
— Знаешь, что меня насторожило? В поисках Светы нам ни разу не повезло. Вспомни, за что бы мы ни брались, всегда совпадения всякие случались, знакомые твои появлялись полузабытые, как чертики из табакерки, что-то выяснялось…
— Не преувеличивай.
— А с этими больницами — ни разу ничего! С самого начала было ясно, что это тупиковый вариант.
— Мы должны были отработать эту версию.
— Какие ты слова знаешь, — Лара вдруг расхохоталась.
— По телевизору слышала. А что?
— Да ничего! Что делать будем?
Регина пожала плечами, не отрываясь от своей морковки.
— Давай немного подождем. Может, Сережка…
— Я твоему Веснину не верю, — сообщила Лара мрачно. — Он просто языком болтал, чтобы от тебя отделаться, это же совершенно ясно. Если только, разумеется, он сам не имеет к этому отношения. Если имеет — это другой разговор…
— Смеешься? Какое он может иметь отношение?
— Да вот, подумалось. У Жени была причина испугаться — ты же согласна с этим? А Веснин — он… Не понравилось мне, как он с тобой разговаривал. Точнее не скажу…
— Он специалист. Он разбирается.
— В чем он специалист? В чем разбирается? Что он вообще такое, этот твой Веснин?
— Точно не знаю. Он подполковник по званию. В общем, у него действительно ума палата, и интуиция, и он здорово во многом разбирается, можешь мне поверить.
— Так он экстрасенс на службе у КГБ?
— А иди ты!
— Знаешь, я как будто что-то чувствую. Как будто я решение знаю, но не понимаю, где оно. Я буду думать.
— Удачи, — пожелала Регина и снова сосредоточилась на плове.
Вечером, когда пришел Веснин, и почти все было съедено, и Регина унесла грязные тарелки, они просто сидели и разговаривали. Сережка пристроился у компьютера и под шумок играл — гонял по подвалу таинственного замка тощих, утыканных иглами и какой-то арматурой драконов. Согласно правилам игры, персонажей каждый игрок монтировал для себя сам. Когда играла Регина, то бишь Лара, а, вообще, уже не поймешь, кто, ее драконы были гладкие, упитанные и на вид несколько неповоротливые. Пока дядя Сережа рассказывал про зимнюю Финляндию, и чем она отличается от зимней Карелии — ему довелось познать это несколько лет назад — Сережка слушал с интересом, и даже реплики подавал. А как только перешли на материи, подрастающему поколению неинтересные, он тут же заскучал и принялся за драконов.
— А что Африка? — поинтересовалась Регина. — Передумал ты про Африку? Больше не хочешь?..
Вообще-то она его перебила. Послушала некоторое время про достоинства блесны, которая не цепляется за траву, и ей тоже стало скучно. Можно было, конечно, оставить мужиков с их мужскими разговорами про блесны, зимние покрышки и прочие только им интересные вещи и смыться на кухню, сделать вид, что занята, и включить тихонько телевизор. Но ей не хотелось на кухню, это во-первых. К ним в кои веки пришел Сережка Веснин, это во-вторых. Ей тоже хотелось с ним поболтать. Иван с Сережкой уже виделись, и могли бы сколько угодно обсуждать блесны. Коль он у них дома, он пришел скорее к ней, чем к Ивану, так что обойдемся без блесен. А в-третьих, Регина всерьез опасалась, что, оказавшись с ней наедине, Лара опять примется бубнить. Эта причина, пожалуй, была весомее прочих.