— Понты, — повторил удивленно Сережка. — Пап, ты такие слова употребляешь.
— Время от времени я и не такие употребляю.
— Я так и думал. Слушай, пап, ты лучше покажи мне что-нибудь такое, эффективное, тебя же в твоей разведке чему-то такому учили? Ну, чтобы быстро…
— Со временем научу и такому, может быть. Для этого база нужна.
— Да сколько мне еще — этой базы?!.
— Еще много! Кстати, я, когда про стенку говорил, — Иван поморщился, потому что самому стало стыдно оттого, что сказал такое, — я это в основном фигурально имел в виду. Грубая сила, это, вообще, плохое решение вопроса.
— Я понял, что фигурально, — хмыкнул Сережка. — Того, кто с пулеметом, конечно, пальцем не размажешь. Ты хотел мне сказать, что повышать свою самооценку надо не с помощью новых мобильников.
— Примерно так. Соображаешь, — Иван облегченно вздохнул.
По крайней мере, им никогда не приходилось жаловаться на тупость своего отпрыска.
— А что с мамой? — Сережка осторожно показал на запертую дверь ванной.
— Ничего. Все в порядке с мамой.
С мамой было как будто не все в порядке, но это сына не касалось. А что там именно с мамой, Ивана и самого интересовало…
— Ты бы шел яичницу есть, знаток мобильников…
— Я сначала туда хочу, — Сережка осторожно поскребся в дверь. — Мам, выходи, а?..
Тут Иван увидел телефон Регины — он лежал не в сумке, как обычно, а на краю холодильника — Регина забыла убрать его после подзарядки. Иван взял аппаратик, подбросил на ладони, словно сомневаясь, потом сунул в карман.
Регина нашла телефон на прикроватной тумбочке, и немного удивилась — как он сюда попал?..
К Ведерниковым Регина поехала, предварительно выяснив по телефону, что Виталик дома, а Вероники дома нет. Это Лара ее попросила поехать. Она объяснила — проститься. На всякий случай.
Дом был большой, новый — высокая башня из красного кирпича в современном стиле, со сверкающими стеклами окон и полукруглыми балконами. Красивый дом. Сразу за входными дверями — стеклянная будка с охранником. Парень с необъятными плечами и строгим взором был в черном костюме и белой сорочке, расстегнутой на одну пуговицу, он сидел и читал газету. Регине он сразу кивнул — проходите, мол…
Перед этим Регина заехала к маме и захватила альбом с фотографиями, когда-то давно забытый Никой. Это предлог. Можно без предлога, конечно — дескать, вот, случайно ехала мимо и решила заглянуть. Но с предлогом лучше, даже с таким сомнительным. Проще как-то.
Виталик открыл ей сам. Он был по-домашнему — в мягких потертых джинсах и широкой клетчатой рубахе.
— Заходи, Ринчик, — он широко распахнул дверь.
— Я на минутку. Мама попросила непременно вам завезти, мне как раз по пути…
— Заходи, — повторил он, и посмотрел так, что ее лепет “мама попросила” показался жалким. — Я тут как раз кофеварку зарядил, сейчас кофе будет. Выпьешь?
Альбом он взял и бросил тут же, в прихожей, на тумбочку.
— Кофе выпью, — тут же согласилась Регина. — А ты почему один? Где ваша домоправительница?
— Все меня бросили, — объяснил Виталик с притворной грустью, — у всех дела. Вот, сам кофе себе варю.
— Бедный…
— Ага! Несчастный, по головке его погладь за меня, — тоже в шутку, но несколько сварливо попросила Лара.
Регина не стала никого гладить по головке.
— Ко мне в кабинет пошли, там кофеварка, — Виталик легонько придержал ее за плечо.
С непривычки в этой квартире можно было заблудиться. Все комнаты — огромные, светлые, с высоченными потолками, и лестница, кокетливо изгибаясь и закручиваясь, уводила на следующий этаж. Они прошли под этой лестницей, чтобы попасть в “кабинет, где кофеварка”.
Кабинет Виталика, небольшая квадратная комната, был тесно заставлен матово-черной мебелью, но он не казался мрачным. Здесь все было очень к месту. Огромный стол у окна, мягкий диван “под кожу” у стены, черный, с кожаными же цветными подушками, такой заманчивый — присесть и утонуть, и шкафы, шкафы до потолка…
Регина вспомнила — в свой предыдущий раз в этой квартире она тоже сразу прошла сюда, в кабинет. Ну, да, они с Виталиком говорили … о чем?
Ей нравилась эта комната. Здесь было спокойно, уютно. Удобно.
Виталик вынул из шкафа две чашки и нацедил кофе ей и себе, опустил туда по ложечке, сахарницу тоже достал и подвинул ее к Регине.
— Вот. Полный сервис. Только сахар коричневый. Будешь такой?
— Никогда не пробовала коричневый.
— Так попробуй. Интересный привкус. С кофе особенно. Но, если хочешь, я тебе сейчас обычный принесу, в кухне есть.
— Не надо, — поспешно отказалась Регина. — Я попробую…
— Вот сливки, если тебе нужно.
Из шкафчика, который на самом деле был крошечным холодильником, он вытащил тетрапак со сливками.
Лара сегодня сказала ей: “Подруга, ну, пожалуйста! Я хочу попрощаться с братом. Побыть с ним немножко рядом. Вдруг больше не придется? А тут такая возможность!” Это желание было очень понятным. Естественным.
Еще Лара сказала: “Как ты думаешь, мы могли бы через Виталика убедить моих родственников меня не выключать? Ну, подождать еще немного? Вдруг я все-таки выживу? И, потом, нам же нужно время, чтобы встретиться с Женей! Еще хотя бы несколько дней!”
Регина понятия не имела, как можно убедить Виталика воздействовать на Лариных родственников. Даже боялась этого. Но положилась на обстоятельства.
— Вкусный кофе. Потрясающий просто.
— Добавки хочешь?
— С удовольствием.
Он опять наполнил ее чашку.
— Да уж, потрясающе, — вздохнула Лара. — Ты не торопись, пей медленно…
Регина стала пить медленно.
— Молодец, что пришла, — сказал Виталик, разглядывая донышко своей чашки. — А то мне пришлось бы в одиночестве кофе пить.
— Как там Лара? — спросила она, не под диктовку, а по собственной инициативе. — Изменения есть? Ты поддерживаешь связь с ее семьей?
— Никаких изменений. Я еду туда. На следующей неделе.
— Значит, ты уже не увидишь ее… — Регина чуть не добавила “живой”, но вовремя спохватилась, и сама привычно испугалась своей бестактности.
Виталик понял.
— Увижу. Герхард запретил выключать приборы. Он… он не хочет. Я его понимаю. Это тяжело.
— Ура! — воскликнула Лара тихонько, но с такой радостью и облегчением, что Регина тоже ощутила и эту радость, и облегчение.
И тут же подумала — значит, Лара не обязательно исчезнет в понедельник, и вся история не заканчивается, а будет продолжаться еще непонятно сколько. Но она почти не огорчилась. Действительно, как огорчаться тому, что Лара не умрет в понедельник, а будет жить еще? Пусть она живет, а они как-нибудь все … уладят…
— Спроси еще, — попросила Лара. — Надолго?.. Что они решили? Что говорят врачи? Вообще, пусть расскажет, как я там, я ведь даже не знаю! Смешно, правда?
— Как хорошо! — сказала Регина, — значит, может быть…
— Нет! — Виталик прикрыл лицо ладонью. — Ничего не может. Она умерла, Ринка. Ее нет. Просто приборы поддерживают жизнь тела, но самой Лариски уже нет. Неделю назад я был уверен, что она выживет. Герхард на том конце провода говорил со мной и плакал, а я был уверен, что она выживет, что придет в себя через день или два, и уверял его в этом, и даже шутил с ним, как идиот! Моя мать слышала это, так она меня потом отчитывала за мой ненормальный тон, дескать, даже если все обойдется, повода для веселья и близко нет! Да я же все понимал. Мне самому потом тошно было. Но я не мог, понимаешь, не мог даже на минуту представить себе, что она может оказаться в таком состоянии… в непоправимом состоянии, что…
Он залпом допил свой кофе и улыбнулся, словно извиняясь.
— Это все как-то не сразу доходит, понимаешь, Ринка…
— Виталик…
Он перебил:
— А теперь, видишь, какие дела — Герхард, которого я тогда утешал с оптимизмом идиота, запрещает отключать приборы, а я, и ее родители, кстати, тоже, будем убеждать его, что это необходимо сделать. Такая искусственная жизнь может тянуться долго, но она не очнется. Мозг не подает признаков жизни, понимаешь? Она бы этого не хотела. Да я точно знаю, что она сама хотела бы все это … прекратить!
Он говорил негромко, и при этом рассматривал чашку в своей руке, пустую чашку, и чашка эта дрожала…
Точнее, это рука дрожала. Вместе с чашкой.
— Ага, — согласилась Лара с мрачным смешком. — Точно так. Не хотела бы. Но хочу. С этим, как его, с оптимизмом идиота. Хочу вернуться! Ой, как же, подруга, все запутано, а? Нет, как же все паршиво, оказывается…
И Регина решилась.
— Ты не прав, Виталик, — сказал она. — Не надо убеждать Герхарда. Он знает, что делает. Ему и так нелегко, наверное, а тут вы еще с вашим здравым смыслом!
— Что? — Виталик удивленно уставился на нее. — Что ты имеешь в виду? Что он знает?
— А то, что вовсе она еще не умерла. Она жива, понимаешь? Ей даже нравится твой кофе. Нельзя ее выключать.
Она запоздало поняла, что именно сказала…
— Рина, о чем ты? Какой еще кофе?..
— Я пошутила, — Регина посмотрела в потрясенные глаза Виталика. — Я не это хотела сказать.
Тут в ее голову пришла счастливая мысль, что именно надо сказать. Конечно, она ведь уже врала про сон.
— Я видела ее во сне. Я во сне с ней разговаривала. Она попросила не выключать приборы. Она очень хочет вернуться, но пока, прямо сейчас, то есть… наверное, не может.
Все правильно. Сон — это нормально, об этом говорят и пишут, это внушает доверие. Может сработать. По крайней мере, он дрогнет.
Виталик смотрел на нее во все глаза. Потом он моргнул и отвернулся. Поставил чашку на стол.
— Ринка, я не ожидал от тебя такой чепухи. Я не верю в сны.
— А я теперь верю не только в сны. Ты не веришь мне?
— Предположим, ты видела сон, — он пожал плечами. — Верю. Сон — результат скрытой деятельности сознания. Как бы то ни было, спасибо тебе за этот сон. Только не надо больше…
— Виталик…
— Ее мозг, понимаешь, он больше не живет.