— Мне здесь все нравится, — добавила Лара. — Вся спальня. Вся мебель. Нигде такой не видела. Знаешь, такого качества мебель, из настоящего дерева — это, по-моему, дорого, если покупать.
— Иван сам сделал… — Регина огляделась.
Все было обыкновенно. Привычно. Впрочем, ей тоже нравилось.
Конечно, было бы странно, если бы Иван Дымов с его страстью делать все из дерева жил в комнате, обставленной типовой мебелью. Иван занимался спальней несколько лет, тратя на нее свое редкое свободное время. Несколько лет здесь были доски, стружки, и разгром. И эта его привычка педантично водиться с каждой мелочью, все шлифовать и подгонять — даже то, чего просто никогда не видно! Как ее достал процесс создания этого шедевра. Они даже сорились.
В конце концов, получилась необычная спальня. Никакой фанеры и всяких-разных плит, которые муж хоть и использовал при необходимости, но глубоко презирал, не могло быть в мебели, которую он делал с любовью и для себя. Шкафы до потолка не смотрелись громоздко, даже наоборот, хотя получились очень вместительными. Гладко отшлифованная, вощеная береза, доски пригнаны одна к другой идеально, и никакого пошлого лака!
Когда телефон зазвонил опять, трубку поторопился схватить Сережка, но тут же крикнул:
— Мам! Это бабушка! Тебя!
У Регины тут же неприятно засосало под ложечкой. Но она была готова. Сейчас, или никогда.
Мамин голос был трагический, надтреснутый.
— Риша. Риша, доченька, ну, скажи мне — как ты могла?! Я … я просто не верю…
— Это правильно, мам. Не верь.
— Риша!
— Папа дома? Позови папу, пожалуйста.
— Рина, ответь мне…
— Позови папу, — повторила она, и положила трубку.
Телефон зазвонил, и опять там был мамин голос.
— Пожалуйста, позови папу…
— Тебе не жаль его больное сердце?
Регина снова положила трубку.
Следующий звонок раздался не сразу, а чуть погодя. И это, наконец, был папа.
— Ришка? Что у вас там творится, дочка? — спросил папа деловито и без надрыва.
Регин так приятно было слышать его голос, что она чуть не всхлипнула от облегчения.
— Да ничего не творится, пап! Я поцеловала Виталика в щеку. Он из-за сестры переживает, вот и я разволновалась. И все. Пожалуйста, скажи маме, что я вовсе не раскаиваюсь, и еще скажи ей, чтобы она больше не пыталась со мной об этом разговаривать, я не буду ничего обсуждать, и оправдываться тоже не буду. Я хочу прожить с мужем долго и счастливо, и умереть в один день! И я не хочу больше слышать про чьи-то дурацкие выдумки.
— Ладно, Ришка, — просто сказал папа, — Я маме все передам. Ты успокойся.
Оказывается, она плакала. Слезы катились по щекам.
— Пока, пап, — сказала она. — Ты … извини меня.
— Да ничего, дочка. И не такое бывало. Все пройдет…
На душе было, в сущности, отвратительно. Никогда еще Регина не говорила маме: “Я не буду с тобой разговаривать!” И, тем не менее, это было правильно. Объяснять, оправдываться, выслушивать, душу рвать — на это у нее сил не было. Да и зачем? За что с ней так? Можно же просто — поговорить. Поверить. Понять. Любимые и близкие так и должны делать — верить и понимать…
Регина лежала на кровати и гладила ладонью шершавый ворс покрывала. Лара молчала, но находилась здесь, рядом, и Регина была ей благодарна — за соприсутствие и за молчание. Странно, она иногда забывала о необычности Лары, о том, что плоти Лариной здесь нет. Лара была просто кем-то рядом…
Намолчавшись вдоволь, Регина сказала:
— Знаешь, я вот подумала — может, она это специально? Вероника? Ну, выдумывает все? Чтобы меня наказать. Она так делала, когда была маленькая. Ну, в детстве это понятно…
— А теперь зачем? — тут же отозвалась Лара.
— Она сердится из-за Вани, — призналась Регина нехотя.
Это было что-то такое слишком личное, смутное и неуверенное, и темное — неохота вытаскивать наружу. Она сама в это верила и не верила. Точнее, не хотелось верить. Сама она, наверное, не стала бы шестнадцать лет сердиться на ерунду. И полгода — не стала бы.
Лара заинтересовалась.
— Из-за Вани? Как это?
— Он когда-то ухаживал за ней. Он вначале с ней познакомился…
— Гм. Ты, что, увела у сестры парня?
— Нет, конечно, нет. Они уже давно расстались к тому времени. Действительно, давно, почти два года прошло.
— Вот как? — Лара, кажется, заинтересовалась еще больше. — Это прикольно. Они, наверное, недолго встречались?
— По моему, да, недолго.
— А кто кого бросил? Почему расстались?
— Не знаю я. Хотя, Вероника, конечно. Может быть, у них было мало общего, все-таки разница в возрасте большая. Мама еще из-за этого волновалась очень.
— Ерунда. Разница в возрасте, говорю, ерунда. У нее и с Виталькой — разница!
Регина промолчала. Прекрасно она помнила, что твердила тогда сестренка насчет Ивана. Что он лопух, никчемный, карьеры не сделает, и ей, Веронике, такой не нужен. Она и потом это то и дело давала понять…
— Значит, она — его, — подытожила Лара. — Понятно. А, впрочем, не очень.
— Что — не очень?
— Погоди. Дай подумать.
Она подумала, немного. Регина было все равно, поэтому она не стала интересоваться, о чем Ларе тут думать?
— А ты, что, не спрашивала? — наконец выдала Лара. — Ну, как у них все случилось, и почему?
— У кого, у Вани? — Регина очень удивилась, даже привстала, опершись на локоть. — Конечно, нет. Я не стала бы.
— Да почему? Интересно же. Расспросить собственного мужа — почему нет?
— Ну, как — почему?! Нет, и все. Я так не могу!
Лара не понимает? Это — чужая личная жизнь, во-первых. Вот именно, хоть муж — ее, его жизнь до встречи с ней, до начала их любви — чужая. Она же сама ему ничего такого не рассказывала! И не собиралась, ни за что. Да и Иван — не из тех, кто стал бы болтать с ней о подобных вещах. Он — точно, не стал бы…
А во вторых…
Да боялась она, вот что во вторых. Или, скорее, было неприятно. Лишний раз ворошить, вспоминать, напоминать — зачем? Гораздо лучше было бы вовсе забыть, что когда-то Ваня мог любить не ее. А уж то, что любил он Веронику…
Впрочем, что там Веснин рассказывал ей про шахматы?..
Вероника могла ему просто нравиться. Она же всегда всем нравилась. А потом — не совпало что-то, и расстались. Правильно, и не могло совпасть. Потому что Иван — он ее, Регинин, а это значит, что с Вероникой у него не могло быть совпадений. Они очень разные, Регина и Вероника.
— А я тут подумала — вы же почти одновременно замуж вышли, Ника и ты, — сказала Лара. — Значит, на момент свадьбы Витальки и Ники Ваня в твоей жизни уже был, почему же на свадьбе его не было?
— А ты помнишь меня на их свадьбе? Ты же говорила, что не знала меня в лицо?
— Я тебя слегка помню. Неотчетливо. Помню, что платье у тебя было зеленое. И что ты была одна. Я сразу спросила — кто это? Мне сказали — старшая сестра невесты. Конечно, когда случилось, ну, это, я тебя не узнала.
— Правильно, платье было зеленое. Я тоже, кажется, помню тебя немножко. Девочка, с двумя косичками, полненькая такая. Это ты была?
— Я…
— Вани тогда не было, он уехал, — ответила, наконец, Регина. — Хотя, если честно, это было к лучшему. Вероника, когда узнала про него, такой скандал закатила!
— Да? Еще интереснее. Знаешь, я однажды одну вещь слышала, так вот что я думаю. Знаю, в кого она влюблена!
Регина приготовилась слушать, но Лара передумала.
— Впрочем, извини, нет. Это не то. Это совсем другое дело.
Регина пожала плечами. Нет, так нет.
— Да, вот так, — продолжала Лара. — Я теперь такая, все вспоминаю, все передумываю. Я только думаю и думаю, постоянно! Может, того, что я тут надумала, и близко не было никогда, сплошные фантазии! Если я что и скажу, не обращай внимания.
Регина усмехнулась.
— Ты так долго оправдываешься, хотя ничего не сказала. Пожалуй, я беспокоиться начну. Ты о чем-то догадалась, а мне говорить не хочешь. Это касается меня? Вани? Вероники? Мы же о нас говорили?
— Да нет же. Пошли на воздух, а? Смотри, там солнышко и морозец. Еще витамины купим, а то ты бледная что-то, и под глазами синяки. Весной, подруга, надо витамины кушать!
Регина с любопытством заглянула в зеркало. Бледная? Синяки?
— Знаешь, как я завидовала тебе на той свадьбе.
— Завидовала? Это еще почему?
— Я и сейчас тебе завидую. Ну, немножечко. А тогда ты и вовсе так мне понравилась! Ты была такая красивая, и твое платье тоже.
— Я? — не поверила Регина.
— Ты, конечно. Ты была невеселая какая-то. У тебя на цепочке спереди был завязан узелок. Помнишь? Я потом свою цепочку тоже завязала узелком.
— Она у меня просто порвалась, поэтому я так ее носила, завязанной, — Регина улыбнулась.
Да, невесело ей было на той свадьбе.
— Я еще слышала, как кто-то спросил у Витальки — кто та симпатичная девушка, и можно ли с ней познакомиться? Он ответил, что это сестра невесты, и у нее вроде бы есть жених. Конечно, я завидовала!
— Мне кажется, я красивой никогда не была. Я обыкновенная.
— Брось ты. Со мной можешь эту демагогию не разводить. Ты же не слепая?
— Я серьезно.
— Я тоже, — рассердилась Лара. — Ладно, твой муж, бревно стоеросовое, забыл тебе сказать, это понятно, так что, больше некому было?
— Знаешь, что?!
— Знаю. Не волнуйся, муж у тебя не во всех смыслах бревно, а только в некотором. Вот только если бы у меня были такие волосы, которыми восхищается Додик, такие глаза, такая кожа, такие ногти, наконец! Я бы на улицу не выходила без маникюра! А у тебя даже приличного лака нет!
Регина взглянула на свои ногти. Ногти, как обычно. Нормальные ногти. Ровненько подстриженные. Да, удлиненные, как миндалины, маникюр на таких хорошо смотрится. Когда она последний раз делала настоящий маникюр? Накануне Нового года, с Юлей вдвоем ходили в салон, была огромная очередь. А так — ну, какой маникюр? Что от него останется, если посуду надо каждый день мыть, и так далее?