Но она изменилась. Она, можно сказать, его избегает. А когда не избегает — совсем другая. А ведь ему это понравилось, даже заводило — то, что она стала другая…
И телефон еще. Да, вот именно, телефон! Новенький телефон за шестнадцать тысяч рублей, который ей дали попользоваться. Какая подруга, или не подруга, могла взять и оставить ей такую вещь? Этот телефон он видел в салоне пару месяцев назад, еще остановился у витрины, посмотрел внимательно. Красивая штучка, но чересчур дорого. Цена имиджа. Игрушка. Он мог бы поклясться, что у Ринки в конторе нет дамочек с такими телефонами. Или есть? Он настолько отстал от жизни, что даже сын принялся ему объяснять, в чем он неправ…
Он ведь толком и не знает, что у Ринки там есть, в ее конторе, а чего нет. Она не рассказывает о своих делах. Он ей, бывает, рассказывает, а она — никогда.
— Ну, что? У тебя все?
Он вздрогнул, не сразу сообразив, откуда здесь взялась Ника. Конечно, Ника. Он сам ее сюда привез, и она застряла в отделе белья, и теперь держала в руках маленький разноцветный пакетик — что-то купила.
— Да, у меня все. Пойдем.
В киоске у выхода Иван прикупил пару бутылок пива — презент за факс. Потом им пришлось сделать небольшой крюк.
— Куда ты меня завез? — поразилась Ника.
Это был, собственно, бывший кинотеатр, Иван когда-то в детстве ходил сюда на индийские фильмы. Девчонки ходили на эти фильмы, чтобы посмотреть на любовь с песнями и плясками, пацаны — оценить, как злодеи и защитники справедливости мутузят друг друга. Кроме драк там совершенно нечего было смотреть, а уж пока дождешься, когда перестанут плясать и петь, можно помереть с тоски. А вот начнут стрелять или драться — хоть и не натурально, зато так весело!
Теперь кинотеатр превратили в мебельный магазин. И главный здесь был Вовчик, хотя это не его магазин, а каких-то родственников. И у Вовчика был факс.
Иван кивнул парнишке-продавцу, который хвостом ходил за пожилой дамочкой, разглядывающей книжные полки, и прошел в подсобку. Там было зверски холодно, ободрано и серо. Контора называется! Ника недовольно бурчала что-то, но не отставала.
Еще на приличном расстоянии от кабинета Вовчика они услышали голоса — казалось, там находилась уйма народу, причем эта уйма обсуждала отнюдь не вопросы реализации мебели. Собственно, и рабочий день уже закончился, можно сказать.
Ника нервно облизала губы.
— Знаешь, у меня разговор будет… конфиденциальный. Они не уйдут, если их попросить, как ты думаешь?
Иван лишь пожал плечами. Да кто же его знает, что за компания завалила к Вовчику так не вовремя, и как с ней обращаться?
— Если что, заберем факс. Он даст. У тебя все в порядке, Ника?
Она закивала.
— Конечно, в порядке, говорю же, это по работе.
— Послала свои фотки в заграничный журнал?
Ника опять кивнула, и улыбнулась.
— Только не говори никому. Пусть сначала напечатают.
— Хорошо, — охотно пообещал он, и толкнул дверь кабинета.
На диване и стульях разместились мужики и девушки. Два мужика и три девушки, не считая самого Вовчика. Если приглядеться, возрастной разброс — большой.
Вовчик сразу неловко полез из-за стола — жать Ивану руку.
— Дай факс до завтра, — попросил Иван. — Завтра верну.
— Бери, — вяло согласился Вовчик. — Если до завтра.
— А это тебе, — Иван душевно улыбнулся, выставляя пиво на стол. — Чтобы не скучал без факса.
Тут Вовчик разглядел позади Ивана Веронику и вытаращил глаза, и вообще, как-то заметно приободрился.
— Да вы погодите, — протянул он, — вы присаживайтесь!
— Нет уж, — отрезал Иван, — мы торопимся, а у тебя гости.
— И вы будете гости. Сейчас кофе пить будем!
— Мы в другой раз.
Одна из дам на диване засмеялась, как будто Иван сказал что-то остроумное, а вторая, постарше, посмотрела на него с откровенным интересом.
Вовчик не сводил глаз с Вероники, а она очаровательно улыбалась. Это у женщин что, рефлекс?..
— Дело в том, что мы спешим, — объяснил Иван. — Кофе в другой раз. Послушай, у тебя найдется кусок полиэтилена, или хотя бы газет несколько? Аппарат завернуть? Нет?
— Как — нет? Сейчас принесу. Да вы садитесь, в самом деле. Сейчас будет вам и кофе, и что хотите! — этот крик души в основном адресовался Веронике.
По крайней мере, Ивану Вовчик еще не предлагал кофе, а уж “что хотите” и подавно. Обычно Иван его чем-нибудь кормил или поил.
Коммерсант недоделанный…
Вероника улыбнулась и села на скрипучий стул.
— А ты нас не познакомишь, да? Мне самому даме представиться? — обнаглел Вовчик.
— Ох, извини. Это Вероника, сестра моей жены. Вероника, а это Волькин Владимир Григорьевич, гениальный коммерсант и прекрасной души человек.
Гениальный коммерсант преобразился и расцвел.
— Ах, сестра? Это хорошо.
— Конечно. Сестра — чего ж лучше… — Иван тем временем споро заворачивал факс в кусок полиэтиленовой пленки.
— Послушай-ка, Иван Константиныч, а если я приглашу вас с женой в ресторан? Мы же, э… партнеры! Вероника, вас я тоже обязательно приглашаю!
Иван чуть не поперхнулся, коварно уточнил:
— С мужем. Вероника давно замужем, Вовчик. Муж ее, вообще-то, человек занятой, но, может быть, найдет время.
Почему-то Вовчик не сообразил сразу, что, приглашая в ресторан Веронику, не обязательно тащить туда же Ивана с женой.
— Ну, да, конечно! — подтвердил Вовчик, немножко смешавшись, но блеск в его глазах не угас.
Вероника сидела, покачивая ногой, и наслаждалась ситуацией.
— Мы примем твое приглашение, только потом, — пообещал Иван. — И вообще, Владимир Григорьевич, извини, нам пора. Спасибо тебе большое.
— Надо было тебе в машине остаться, — бросил он потом Нике. — Быстрее бы управились.
— Он смешной, — заявила Ника.
Кажется, от общения с Вовчиком у нее повысилось настроение.
— Владимир Григорьевич на самом деле не такой, каким кажется, — Иван мягко улыбнулся. — То есть, он не дурак, и вообще…
— А почему он сказал, что вы партнеры? Что это значит?
— Да ничего не значит. Он зарапортовался малость. Мы партнеры… немного. Мы в этой жизни все партнеры.
— Философия, да? — засмеялась Ника, запрокидывая голову, отчего ее красивые волосы рассыпались по плечам. — Не хочешь — не говори.
Заверещал мобильник, Иван достал его левой рукой, поднес к уху. Это был Вовчик.
— Иван Константинович, будь человеком! — возопила трубка. — Я непременно должен еще как-нибудь встретиться с этой прекрасной женщиной!
Слышно было очень хорошо, Иван даже вздрогнул и отвел трубку. Ника, конечно, тоже слышала, губы ее задрожали от улыбки.
Откуда он, интересно, говорит? Не из кабинета же, где гости. Из туалета? Или на улицу вышел?
— Обойдешься, — ответил Иван ласково. — Я тебе перезвоню.
Вовчик — он умный. Кое в чем. Даже очень. А кое в чем… Бывает же такое!
И не такое бывает.
Иван вез Нику к себе домой, где не было ни Ринки, ни Сережки. Не очень хорошо. Он, когда решил сделать так, думал только о факсе, а не о том, что поедет сейчас с Никой к себе домой. А куда еще, не к соседям же?!
У факса был неправильный, слишком короткий шнур — и какие жизненные коллизии так его укоротили? И почему у Вовчика рук нет приделать нормальный? Самому, что ли, приделать? Неудобно ведь. Сначала Иван хотел включить факс на кухне, но удлинителя на месте не оказалось. Это Сережка, наверное, к приятелю его утащил, они недавно вместе возились с какой-то там светомузыкой. Подходящие розетки, и электрическая и телефонная, чтобы удобно поставить и включить факс, имелись только в спальне. Ну и пусть в спальне, елки зеленые! Что, в самом деле, за детский сад! Иван быстро все включил, проверил, как работает — не раз уже это делал.
— Действуй, — предложил он Нике. — Звони, куда тебе надо, и получай свой факс.
— Спасибо. Я подожду минут пятнадцать?
— Да хоть дважды по пятнадцать.
— Слушай, я прилягу пока? На краешек? Голова кружится. Устала я сегодня.
— Пожалуйста. Сколько угодно. Я пойду, не буду мешать.
Пожалуй, он все-таки смешался, говоря “пожалуйста”, и ее глаза насмешливо блеснули. Конечно, заметила.
Он ушел на кухню.
Ничего. Регина вернется через час, а то и через полтора. Сын тоже где-то бродит.
Ага, хлеб! Хлеба нет. Еду он в холодильнике нашел, а хлеба нет.
— Ника! — крикнул он, — Я спущусь, хлеба куплю!
— Да, конечно, — бодро согласилась Ника.
— У тебя получается?
— Нет еще!
Услышав, как хлопнула дверь, Ника вздохнула и довольно рассмеялась, перекатилась с одного края кровати на другой, потом обратно, побила ногами по упругому матрасу, поколотила кулаками по подушке в цветной, сине-красной наволочке. Сестра любила яркое, цветное белье из бязи, сама Ника такое не признавала, считала вульгарным. Ее постельное белье — белое, из натурального льна, украшенное кружевами и бледными, пастельными ткаными узорами. Это по-настоящему красиво.
Сестра всегда была плебейкой без лишних запросов. Такой и осталась.
Ника схватила подушку и швырнула ее в потолок, потом поймала. Безобразничать на сестриной кровати было необыкновенно приятно.
Муж у нее такой же. Плебей. Без вкуса. Они друг друга стоят.
Ругать Ивана Дымова тоже было приятно. Это ей всегда нравилось.
Он смотрит на нее с насмешливым таким равнодушием. Или с участием, иногда. Или просто спокойно, как бы сквозь. Он к ней как будто добр. Как будто!
Попроси его — он, наверное, многое мог бы для нее сделать. Случись что, поплачься она ему в жилетку — и он сделает вообще все! Просто потому, что считает своим долгом защищать сирых и убогих. Ведь считает же, конечно? Рыцарь на белом коне, мать его!
И получается, что это ничего не будет значить. Ей такое не нужно — из чувства долга, или из жалости, или еще как-нибудь.
Что ему стоило ее полюбить? Или хотя бы захотеть. Это уже много. Ей бы и этого было достаточно, на первое время уж точно! Сколько мужчин ее хотели! Обрати она на них внимание — да они пищали бы от восторга. А он — нет. Ему все равно.