Локтев потянулся к клавиатуре компьютера.
— Вот, смотри, Иван Константиныч.
На экране появилась картинка. Портрет молодого человека в затейливой, украшенной какими-то чересчур крупными камнями раме.
— Увеличенное изображение? — догадался Иван.
— Конечно, — кивнул Локтев. — Это что-то вроде кулона. Миниатюра в оправе. Вот, смотри дальше.
Появилась следующая картинка, потом следующая. Молодая девушка, ребенок, женский портрет, снова ребенок, разные рамки и разные камни.
— Тут их больше пятидесяти. Сплошь раритеты, с четырнадцатого по девятнадцатый век. Впрочем, к девятнадцатому мода на такие вещички почти прошла. Видишь, у всех — ушки, чтобы носить, на ленте. Это собрание хранится во Франции, частная собственность. Его цена? Полтора миллиона евро, приблизительно. Может, уже и больше. Теперь вот на это взгляни! — Локтев подвинул к нему что-то, завернутое в бумажку.
Иван осторожно развернул. Маленький, с пятирублевую монету, портрет в оправе, усыпанной множеством мелких камешков, зеленых и красных. Только смотрелось это не так роскошно, как на экране. Живописное изображение казалось тусклым, местами облупилось, камни не сверкали и не украшали, сама оправа, золотая…
Золотая? Он потер ее пальцем. Да ничего подобного.
— Можно лупу?
Локтев тут же вытащил из ящика увеличительное стекло в складном футляре, подвинул.
— На. Это первое, что сделал и я тоже. Схватил лупу. Впрочем, ты уже верно все понял. Камни там стекло, живопись никакая, золото самоварное. Я проверял. Впрочем, сплав такой — почистишь, и будет красиво, будет блестеть, как старое золото. Но быстро окисляется, темнеет. Ваня, ты слышал про коллекцию грека Каламбики?
— Нет. Откуда?
— Понятно. Это тебе не яйца Фаберже. Так вот, Ваня, все эти фотографии — часть коллекции Каламбики, вывезенная из России в семнадцатом году. И нынешний владелец, разумеется, пополнил собрание…
— А это что такое? — Иван вертел в пальцах поделку из “самоварного золота”. — И, главное, Хижанские тут при чем?
— А вот об этом я тебе сейчас и расскажу. Слушай. Это случилось около тридцати лет тому назад. Ты же помнишь, я в том маленьком комиссионном работал, на площади, где обувной сейчас? И на меня люди выходили через друзей и знакомых, притаскивали разные бабушкины ложки, и все такое — дескать, нельзя ли продать не через магазин, а подороже? — Локтев засмеялся. — Так вот. Однажды, вот так же, пришел мужчина, по фамилии Хижанский, и принес эту самую вещичку показать. Объяснил — сын разбил крышку от старой шкатулки, и они там были, в крышке, двенадцать штук, каждая завернута в пергамент, и еще они залиты были чем-то, похожим на мыло. Они решили было, что это какие-то ценности великие. Ну, я сразу объяснил, что нет, не ценности. Он не поверил, понес к ювелиру, тот ему то же сказал, он опять ко мне вернулся. Все не мог поверить, что это дешевка, никому не нужная. Как же, так спрятано было! Я попросил одну штуку мне оставить, потому что самому стало интересно, что это может быть. Двенадцать подвесок, все разные. Поспрашивал кое-кого, но ничего не узнал. Так мы и расстались. А безделушку он мне подарил. Уже позже я узнал про коллекцию Каламбики, и понял, что это — оттуда. Точнее, грубая подделка вещи из коллекции. А диск мне подарили лет пять назад, привезли из Парижа. Я заинтересовался такими вещами с тех пор…
— Она здесь есть, эта вещь? — Иван показал на монитор, с которого продолжала смотреть некая девушка в голубом, окруженная змейкой с голубыми сапфировыми глазками.
— Нет, — покачал головой Локтев. — Она — в списке вещей, которые утеряны. В конце есть такой список, там каждая вещь описана очень подробно, что изображено, вес, какие камни. Там двенадцать пунктов.
— Так, — Иван потер лоб. — Подделки потерянных драгоценностей? Если все двенадцать — подделки, зачем их прятать так, словно они настоящие?
Локтев рассмеялся.
— Вот это самое интересное. Мы можем только предполагать. Например, тот, кто прятал, заблуждался. Или кого-то хотели обмануть. Повторяю, все, что угодно.
Он встал, походил по комнате взад-вперед. Иван молча ждал.
— Вот я и подумал, Иван Константинович, может, нынешние неприятности Хижанских как-то связаны с тем, что когда-то у них в доме обнаружились поддельные драгоценности, спрятанные так, будто они настоящие?
— Откуда, вообще, это могло у них оказаться?
— Ну, как же. Именно Хижанские и вывезли за границу коллекцию в семнадцатом. Нет, не эти Хижанские, другие, их родственники, — Локтев улыбнулся, и довольно посмотрел на Ивана.
— Тот Хижанский, который приходил ко мне, довольно смутно представлял себе, откуда шкатулка. Сказал — от его отца осталась. Во время войны чуть не потерялась, во время переездов, однако добрые люди сохранили вещи… Я сейчас больше него знаю. Всю информацию, кстати, я тоже собрал недавно — сейчас это проще, раньше у меня не было возможностей. Это все история, конечно. История коллекции Каламбики, и история Хижанских…
— Я слушаю, дядя Игорь.
— Так, значит. Каламбики — это было богатое греческое семейство, промышленники и судовладельцы, и меценаты, между прочим. Глава семейства собирал коллекцию драгоценных миниатюр, и вообще, произведениями ювелирного искусства очень интересовался. Хижанские — тоже богатые промышленники были, несколько обувных фабрик имели, и еще модные магазины. В семье было два сына, Стефан и Виктор. Как в сказке, старший — умный, радовал родителей, а вот младший увлекся идеями революции, тогда это было популярно, ты в школе историю учил, должен помнить. Так вот, о деталях, повторяю, можем только догадываться, но доподлинно известно, что часть коллекции миниатюр, и а именно двадцать три предмета, была передана Каламбики Хижанскому в счет уплаты карточного долга, на это была составлена расписка с очень подробным перечнем переданных драгоценностей.
— Двадцать три, а не двенадцать? — уточнил Иван.
— Да, двадцать три. На тот момент большая часть коллекции. Расписка датирована январем семнадцатого года, то есть до февральской революции оставалось чуть больше месяца, а до октябрьской — примерно восемь месяцев. В марте семнадцатого Стефан Хижанский с семьей уехал в Швейцарию, потом во Францию. Одиннадцать предметов коллекции он увез с собой. Они были выкуплены нынешним владельцем у потомков Стефана. Двенадцать предметов, возможно, остались в России. Имеет ли к этому отношение Виктор Хижанский? Мы видим, что да. Какое-то — точно имеет. Это логично, чтобы ему, как законному наследнику, досталась часть семейных средств. Но тут, видно, все сложнее…
— Как я понял, наши Хижанские — это потомки Виктора, который не уехал из России?
— Совершенно верно, Ваня. Я тогда расспросил немного Хижанского о его предках. Получается, что его прадед, действительно Виктор Хижанский, погиб во время войны. Перед войной он занимал приличную должность, не в столице, а где-то ближе к Уралу. В тридцать седьмом его даже арестовали, но повезло, быстро выпустили. На войну он ушел почему-то комиссаром санитарного поезда, и в сорок третьем был убит. Его семья несколько раз переезжала, и после войны осела тут. Вот все, что я узнал из нашей с ним беседы.
Иван невесело рассмеялся.
— Да уж. Кино прямо. А у нас — сплошные вопросы. Где настоящие драгоценности?
Локтев пожал плечами.
— Получается, Виктор о драгоценностях знал, считал их настоящими и хранил? — продолжал Иван. — Его обманули?
Локтев улыбнулся.
— Это ведь, Ваня, не темный мужик, который никогда в жизни золота в руках не держал. Братья Хижанские выросли в состоятельной семье, окончили гимназии и университеты, они прекрасно знали, как выглядят золото и драгоценные камни, а также произведения искусства. Попади в руки Виктору такая поделка, он, думаю, сразу бы понял, что это такое, кроме дневного света, ему ничего не потребовалось бы. Что это значит?
— Это значит, он не знал, что лежит в шкатулке. И это понятно. Знал бы — вытащил…
— Тогда вопрос, кто их туда спрятал? И еще — тот, кто спрятал, Виктора обманывал, или сам заблуждался?
Иван опять взял в руки поддельную подвеску, повертел ее так-сяк. Вопросов можно придумать сколько угодно, где брать ответы?
— Вот так, Ваня, — Локтев развел руками. — А если чуть пофантазировать? Кто-то, скажем, предполагает, что в доме Хижанских можно найти ценности. Вещей, которые сохранились с тех времен, должно быть очень мало. Та шкатулка, например, которую мы благословили продать. И что за история про бабушку из Германии? Родственники Хижанских живут во Франции.
Иван вспомнил скромную темноватую квартиру со старой мебелью.
Он заметил:
— Это может быть опасно. Могли бы не только ударить по голове. Вере Михайловне еще повезло.
— Надо думать. Но, не забывай, мы пока только фантазируем.
— Предположим, тот, кто ищет, не знает, что уже был обнаружен тайник с поддельными подвесками? Хотя, вы ведь и тридцать лет назад это в тайне не держали?
— Нет, — пожал плечами Локтев. — Но и не откровенничал особенно. Я показывал кое-кому подвеску, но в детали не посвящал. Я ведь тебе не сказал самое главное, Ваня. Именно потому, что мой интерес к коллекции Каламбики известен, мне намекнули, так, в порядке сплетни, что в городе объявились вещи из коллекции, и они вот-вот будут проданы. Но тот факт, что у нас в городе заговорили про коллекцию Каламбики, сразу наталкивает на мысль о Хижанских. Меня, по крайней мере, натолкнуло. А совсем недавно, несколько дней назад, прошла другая информация, вот об этом, и еще так подробно! — Локтев покрутил на столе поддельную подвеску. — О том, что здесь проживают потомки Хижанских, о том, что найдены подделки, когда именно. Но дело в том, Ваня, что информация эта могла бы исходить или от меня, или от кого-то из Хижанских. Я это не афишировал ни тридцать лет назад, ни позже, Хижанские, мне казалось, тоже. В общем, это похоже на настойчивую рекомендацию отстать от Хижанских, потому что взять с них нечего. Что ввиду последних событий весьма актуально.