Получила ведь, чего хотела? Оказалось — не так? Не в том соусе. Или не так завернуто. Тогда он чувствовал желание и нежность к ней, и остальное было неважно. А теперь…
Ну, и что же делать теперь?
Скорее всего, ничего.
— Это мы без тебя никуда, солнышко ты наше, — ласково сказал Веснин. — Кстати, вот, твой телефон, возьми, — он вынул из кармана мобильник, положил его на стол, добавил:
— Тебе ночью Беата звонила.
Чашка дрогнула у Ники в руке, и чай пролился на пластик стола.
— Мы с ней пообщались немного, — продолжал Веснин. — Так что, считай, все улажено. Тебе не о чем больше беспокоиться.
Ника ничего ему не ответила. Она маленькими глотками допила свой чай, и только потом с какой-то опаской взяла в руки телефон, взглянула на его окошечко и поспешно положила обратно.
— Я тут просмотрел список номеров, ты же не против? — Веснин опять взял телефон, подбросил в ладони.
Ника равнодушно пожала плечами.
— Пожалуйста. Что мне скрывать?
— Один мне особенно понравился, — Веснин Широко улыбнулся. — Точнее, то, как он поименован — “Крыса Л”. Кто это — “Крыса Л”?
— А-а… Ничего особенного, — Ника и бровью не повела. — Это сестра моего мужа. Двоюродная. Ее Ларисой зовут.
— Ты ее так сильно любишь, сестру эту?
— Ну, да. Ужасно люблю.
— А где она сейчас?
— В Германии. Странно, что ты, такой осведомленный, этого не знаешь.
— А-а, так это та самая, которая была Хижанская? — Веснин повернулся к Анне Михайловне, — Ваша бывшая родственница, как вы поняли. Наша Ника — жена ее брата. Видите, как тесен мир? Так что же — телефон?
— Ничего. Это ее телефон, вот и все. А называю я ее, как хочу. Что тебе не нравится? — она покосилась на Анну Михайловну, которая слушала с большим интересом — в этом доме хорошим тоном было сочувствовать Жене и ругать его бывшую.
— Да пожалуйста, сколько угодно, — не стал спорить Веснин. — А где этот телефон сейчас, вот что мне интересно? Я сам аппарат имею в виду.
— Как — где? Она увезла его с собой.
— В Германию? Может, все-таки здесь оставила?
— Нет, конечно! Зачем? — искренне удивилась Ника.
— Мало ли — зачем? А сим-карта ее где?
— Как где? В телефоне!
— У Виталика могла она ее оставить, когда уезжала?
— Зачем?
— Точно? Где она жила? Ведь у вас?
— Конечно. У нас, и еще в Поляковке, на даче. Она не оставляла ни телефон, ни симку. Тебе это важно?
— Да. Точно вспомни, пожалуйста.
— Они улетала рейсом из Москвы. Мы провожали их на московский поезд, и, когда поезд отошел, Виталик принялся набирать Ларискин номер, но он не отвечал.
— Понятно. Это доказывает, что, по крайней мере, твоему мужу она телефон не оставляла.
— Конечно. Да ей весь вечер пытались звонить и он, и Сонька, если бы телефон остался в квартире, мы бы услышали. Собственно, она объяснила потом, что нечаянно засунула его на самое дно чемодана. Еще что-нибудь?
— Нет. Спасибо большое, ты меня вполне убедила, — он налил себе еще чаю, и взял с тарелки колбасу.
Ника сказала:
— Надо удалить этот номер, он ведь не нужен больше. Я просто забыла. Я всегда забываю удалять…
Она протянула руку за телефоном, но Веснин быстро взял его положил его в карман.
— Погоди немножко, ладно? Не волнуйся, чуть попозже я тебе его верну.
— Да причем здесь этот номер?! — вспылила Ника. — Он наверняка не работает сейчас! Набери, и убедись! Что тебе надо?
— Тихо, тихо, — Веснин похлопал ее по руке. — Сказал же, верну. Скоро. Кстати, а номера твоей сестры почему нет?
— Потому что мы не перезваниваемся по мобильному! Нет необходимости, понял?
— Интересно просто. Муж сестры в телефоне есть, а сестры — нет.
— Заканчивай… — бросил Иван негромко.
— Да-да, уже. Ладно, друзья, пора и честь знать…
Машина верно ждала их внизу, присыпанная слоем белого, пушистого снежка, который ярко искрился в лучах совсем уже не зимнего солнца, однако таять не спешил — мороз на улице стоял существенно ниже нуля.
— Полезайте в машину, сударыня, — буркнул Веснин Нике, та молча подчинилась.
Ивана он придержал за рукав.
— Ты постой.
Он достал Никин телефон.
— Я, видишь ли, звонил по этому номеру, который Крысин. Любопытно получилось. Ты уже понял, да, что сестра Ведерникова никак не могла оставить ему свой телефон?
— Пусть так. И что же?
— А ты послушай.
Он нажал “вызов” и сунул телефон к Иванову уху. Он успел услышать последний гудок, и — голос, который ни с каким больше не перепутаешь.
— Але? Сережа, это опять ты?
— Это я, — сказал Иван. — Доброе утро.
— Ваня? — он готов был поклясться, что Ринка обрадовалась. — Ваня, ты где? И, вообще, что вы задумали?
— Все хорошо, Рин.
— Не понимаю. Сережка звонит в два часа ночи, чтобы рассказать мне анекдот. Теперь — ты… Почему вы оба звоните с чужого телефона? Где вы? Что случилось? — она говорила тихо, но в голосе ее зазвенело волнение.
“С чужого телефона”. У нее нет номера Ники. А он даже этого не знал.
— Все хорошо, Ринка, — повторил он. — Ничего не случилось. Ринка, ответь мне на один вопрос — как зовут хозяйку твоего телефона?
В трубке повисло молчание.
— Вообще-то, ее зовут Лара, — ответила, наконец, его жена. — Или Лариса. Лариса Миллер. Она когда-то была замужем за Женей Хижанским.
— Она дала тебе телефон неделю тому назад?
— Не совсем так. А почему ты об этом спрашиваешь? — голос Регины стал жестче, в нем даже прозвучал вызов.
И очень глупо. Он ведь лишь хочет помочь. Как же иначе?
Правда, еще он хочет не остаться в дураках. Но это, может быть, совсем не важно теперь.
— Ваня?
В груди внезапно стало легко и тепло.
— Я люблю тебя, Ринка, — сказал он хрипло, и это, действительно, было самое правдивое из того, что он мог бы ей сказать.
— Ваня?.. Я тоже тебя люблю.
— Я скоро приеду. Мы поговорим?
— Ваня, я не дома, — сказала она с запинкой. — Я, может быть, задержусь сегодня. Сережка уехал к нашим на весь день. Ты не волнуйся. Я приеду… к обеду, наверное. Может, немного позже.
— Ринка, где ты сейчас?! — крикнул он в трубку.
— Вань, мне некогда, я потом все тебе объясню. Поговорим вечером. Я позвоню, у тебя все в порядке с телефоном?
— У меня все в порядке с телефоном. Куда ты собралась?
— Я тоже люблю тебя, Вань. Честное слово.
— Ринка, поехали вместе, я тебя отвезу! Куда ты собралась?!
Она уже нажала “отбой”.
Вот. Поговорили.
Все правильно. Он не вмешивался в ее дела, она не вмешивалась в его дела. Он ничего не смыслил в ее цифрах и бумажках, и все перипетии в ее бабьем коллективе были ему глубоко неинтересны. Существовало три мира — его работа, ее работа, и их общая жизнь, где они были вместе. Ему всегда казалось, что ее собственный, личный мир — это совсем немножко, так мало, что даже не имеет никакого значения. Тем не менее, именно он, этот ее мир, содержал в себе какие-то отношения с Ларой Хижанской и еще что-то, что теперь морочит ему голову…
На простой вопрос — где она находится, его жена выдала кучу слов, в которых не содержалось никакого ответа. Она сказала: “Я потом все объясню”, и это значило, что она не желает объяснять сейчас, и вряд ли сделает это после…
— Ну, что, поговорили?
Серега за это время успел длинной щеткой очистить машину от снега.
— Только ничего у меня не спрашивай, дорогой, — заявил он. — Я не знаю ничего. Я сам удивился, когда позвонил, и мне ответила Ринка. Только скажи, я угадал, или не совсем?
— А как ты угадал?
— Я, представляешь, видел, с какой рожей ты выполз вчера из того подвальчика. Потом вдруг оказалось, что Ринкин мобильный номер — совсем не Ринкин. Я сложил одно с другим, и случайно получил результат…
Он весело улыбался, его друг Серега Веснин. И было в этом что-то еще, такое, злое…
“Я люблю тебя, Ринка!” — только что сказал Иван. Единственная правда на настоящий момент. Он чувствовал, что любит, и сказал. А вот она могла бы ничего не отвечать. Ее слова были просто слова. Хотя, хорошо, конечно, что она сказала именно так.
Последний раз он говорил ей о любви — когда? Много лет назад, наверное. Может быть, когда Сережка родился. Зачем говорить о том, что само собой разумеется? Сейчас — не разумеется, потому что сейчас была еще Ника, ее вкус, ее запах, прикосновения ее гибкого теплого тела. Кажется, немножко Ники еще осталось на его коже. Надо будет принять душ.
Ни раскаяния, ни сожалений, кстати, не было. Понимание было — теперь будет труднее…
Он влез в машину на переднее место, Серега тяжело плюхнулся рядом и сразу взялся за руль. Ника сидела сзади и равнодушно смотрела в окно.
— Виталька уехал уже? — Иван обернулся к ней.
— Еще нет.
— Так он сейчас дома?
— Вот это вряд ли, — Ника посмотрела на него в упор. — С чего бы ему быть дома?
Иван, действительно, знал, где может быть Виталик, если он не дома, не на работе, и не где-нибудь еще. Но Ника вроде бы не могла знать, что он знает…
— А Сонька? — спросил он тихо. — Она, что, одна ночевала?
Ему вспомнилась Соня, как она всюду включала свет — в прихожей, в комнатах, на кухне.
— А что в этом такого? — удивилась Ника. — Она большая уже. И у нас безопасно.
Больше, до самого дома Ведерниковых, никто ничего не говорил. Иван подал Нике сумку, которая, оказывается, валялась у него в ногах.
— Счастливо, — сказал он. — Ты не волнуйся. Все будет нормально.
Дежа вю. Когда-то это уже было. Они с Серегой привезли ее домой, и он тоже сказал — не волнуйся, все будет нормально.
— Конечно, — она отвернулась. — Привет семье.
Они оба молча смотрели, как она заходит в подъезд, как за ней закрывается, блеснув натертым стеклом, тяжелая дверь.
— Тебя домой? — спросил Ивана Серега.
— Не надо. Там нет никого.
— Как хочешь. Слушай, я просто не в курсе, да? Отстал от жизни?