Веснин засмеялся, но совсем не весело.
— Я и вовсе — дерево, где мне понять такие тонкие чувства. Да? Несчастной любви столько же лет, сколько и человечеству. С этим можно справиться, девочка. И жить. И даже быть счастливым, представь себе. И представь себе, это вполне возможно и в Европе, и в Америке, и в России тоже. Место действия и всякое такое прочее вообще роли не играют, понимаешь?
— Политинформацию проводишь?
— Нет, что ты. Ты уж поверь. И проверь. Если жизнь тебе чего-то категорически не дает — не упрямься, не выцарапывай силой. Силой ничего получить нельзя. Откажись и успокойся, и просто иди дальше. И ты получишь кучу отличных подарков, предназначенных именно тебе, любимой.
Стремительно отвернувшись — взметнулась юбка, локоны, сумочка — Ника убежала.
Он ее расстроил. Вот уж воистину…
— Да, в Америку хорошо бы, — буркнул Веснин себе под нос, и улыбнулся. — Европа слишком близко стала последнее время. Да и Америка, впрочем, не так уж и далеко.
Вечером Ника ему позвонила.
— Я не пойду в агентство, — сказала она. — Ты меня сам с кем-нибудь познакомь.
— Ладно, — согласился он, подумав пару секунд. — Познакомлю. Но и только. Дальше — все сама.
— Разумеется. Знаешь, я разборчивая.
— Широкого ассортимента у меня нет, — сообщил Веснин. — Точнее, никакого нет, но разок попробовать можно. Если согласна, завтра в кафе, форма одежды вечерняя, будем вчетвером. Я определюсь с кафе и перезвоню.
— Я согласна. Но я не отказываюсь от денег. Они мне понадобятся.
— Я так и понял.
Вот и договорились…
Регина сладко потянулась и села. За окном — как-то не так. Словно не утро. Должно же быть утро?
На часах — семь. Все в порядке. Она успеет. Просто погода пасмурная, наверное. Погода сейчас только и делает, что меняется. Может, ей все приснилось? И сейчас снится? А Лара ушла…
Да, Лары точно нет. Странно, присутствие ее Регина не ощущала, а отсутствие — чувствует. Чувствует, как приятную легкость. Ей хорошо оттого, что Лара ушла.
В спальне свежо и прохладно, потому что форточка открыта. Это не она ее открыла.
В дверях возникла фигура мужа.
— Проснулась? Будешь вставать, или как?
— Вань, сколько времени?
— Девятнадцать десять. Ты дрыхла весь день.
— Что ты сказал? Послушай, какой сегодня день недели?
Он криво усмехнулся.
— Среда сегодня. Повторяю, ты весь день проспала. Я даже не мог тебя разбудить. А Серега уверял, что все в порядке. Кстати, а почему он был так уверен, не знаешь?
— Я не знаю! Ты меня в чем-то обвиняешь, что ли?
— Не обвиняю. Я просто все еще не понимаю, почему все кругом о тебе что-то знают, а я нет?
— Ты опять? — вздохнула Регина. — Да никто ничего не знает, не выдумывай! Погоди, значит, среда все-таки? — испугалась она. — Меня с работы не искали?!
— Искали. Юля твоя звонила. Только я выходил, с ней Серега разговаривал.
— Да? И что он ей сказал?..
— Он потом съездил и поговорил с твоим начальством. Не волнуйся.
— Что? Зачем?!
Хорошенькое “не волнуйся”! Регина просто испугалась.
— Да все в порядке, — хмыкнул Иван. — Ты Серегу не знаешь, что ли? Можешь быть уверена — у тебя на работе все в порядке!
Регина поежилась. Да, дела…
— Впрочем, — добавил муж задумчиво и совсем негромко, — я его тоже не знаю, черт бы все это побрал. И тебя не знаю. И вообще, ничего я уже не знаю.
— Вань, ты что? — Регина спрыгнула с кровати, подошла к нему.
Он продолжал, тихо и не торопясь:
— Знаешь, я все думал о нас с тобой. Я тебе ведь говорил уже, что люблю тебя? Я обещал тебе повторять регулярно? Я не в счет обещания сейчас говорю — я люблю тебя. Я без тебя не знаю, как бы жил. Мне легче умереть, чем тебя потерять.
— Ваня, что ты говоришь?!
— Говорю, как есть. И это даже здорово, что я тебя, оказывается, не знаю. Так даже интереснее. Только ты должна быть моя.
— Так и есть. Неужели сомневаешься?
— Правда? Это хорошо.
Надо было сделать один короткий шаг, чтобы прижаться к нему, и он охотно стиснул ее, а на ней была только тонюсенькая сорочка, то есть как будто ничего не было…
Она вовремя спохватилась и отстранилась, чуть-чуть.
— Ты все твердишь, что ничего не знаешь. А на самом деле это я ничего не знаю. Вань, когда ты мне все расскажешь? Расскажи сейчас!
— Сейчас? Тебе так хочется узнать это сейчас?
— Ваня. Пожалуйста! Я ни о чем другом думать не смогу!
— Хорошо, — он вздохнул. — Будет тебе сейчас. Поставь только чайник, хорошо?
Чайник уже закипел, когда Иван пришел к ней на кухню и сел напротив. Регина, оказывается, не чаю хотела, а есть, поэтому она соорудила себе внушительный размеров бутерброд из хлеба, колбасы, сыра и свежей петрушки, которая очень кстати нашлась в холодильнике. Иван даже засмеялся, увидев этот бутерброд.
— Тоже хочешь? — поинтересовалась Регина на всякий случай.
Он помотал головой и налил себе чай в большую кружку.
— Что “все” тебе рассказать?
— Все — это все. И подробнее, пожалуйста.
— Хорошо, попробую подробнее, — он улыбался. — Все получилось, как обычно — бабы устроили бардак, а потом просят — объясните им, что же все-таки произошло.
— Ваня.
— Вчера Беата Крингеляйн звонила Витальке. Она извинялась и тоже просила объяснить…
— Беата — подруга Лари Миллер!
— Ты знаешь это? Может, сначала ты расскажешь мне все, что знаешь?
— Я только имя это слышала. Ваня, честное слово, я ничего не знаю.
Она в очередной раз приняла разумное решение — помалкивать. Если бы это всегда удавалось.
— Значит, так. У Берты Крингеляйн русская бабушка. Ее звали Анна Николаева. Она девочкой осталась после войны в Германии, на западной территории, потому что ее мать вышла замуж за немца. Потом Анна сама вышла замуж, родила пятерых детей и прожила долгую, спокойную жизнь. Она умерла три года назад. Но она всю жизнь хранила фотографию одного человека. То, что человек этот был отцом Анны — всего лишь версия. После смерти бабушки ее внучка Беата не выбросила фото, а положила в семейный альбом.
— Есть русская бабушка, есть друг семьи, — пробормотала Регина. — Мы подбираемся к сундуку?
— Точно. Ринка, я неправильно начал. Начало должно было быть другое. Задолго до революции один богатый человек, по фамилии Каламбики, собирал коллекцию маленьких портретов в драгоценных оправах. Часть этой коллекции попала к промышленнику Киржанскому, прадеду Жени. Как раз в это время Киржанский собирался уезжать за границу, и было это перед февральской революцией. У него было два сына, как в сказке — старший умный, младший революционер. Интересно?
— Еще бы! Давай дальше.
Она слушала, Иван говорил. Он рассказал ей все про коллекцию, закончив фальшивыми драгоценностями, найденными маленьким Женей в разбитой шкатулке. Про то, как поймали Веронику на квартире Хижанских, рассказывать не стал — и без этого обошлось. Вообще, роль Вероники в его изложении выглядела очень скромно. Она опознала Жениного предка на фото, она купила шкатулку, пытаясь найти драгоценности — без этого никак, раз Регина видела останки шкатулки на даче. Про Веснина он не стал говорить совсем. Просто ненавязчиво дал понять, что злодеи уже обезврежены — привет Шапошникову со товарищи. Сложных вопросов Регина задавать не стала. И на том спасибо. Она ведь, если на то пошло, уже спрашивала про Серегу, и он ей ответил.
История и так, в урезанном виде, получилась интересной.
— Потрясающе, — заключила Регина. — А Женя знает?
— Наверное, пока не все. Погоди, вот главного он точно не знает…
И он рассказал ей еще и про сейф в швейцарском банке. Тем более, что ключ — ключ вот он, все еще лежит на столе, около сахарницы. Может быть, зря поторопился Иван про это рассказывать, потому что Регина, переварив информацию и придя в себя от дополнительного удивления, спросила:
— Вань, а при чем здесь Сережка Веснин? Он же знает про ключ?! Значит, он все-таки…
Она с опаской потрогала ключик, оттертый ею же вчера от многолетней пыли. Подумать только — сейф в швейцарском банке!
— Про ключ в процессе следствия выяснилось, Рин, — вывернулся Иван. — Пришлось связываться с заграничными родственниками Хижанских…
— Понятно. Значит, Женя все-таки станет богатым человеком? Но все равно жаль, что он выбросил то колечко. Такое славное было.
— Подарить тебе такое?
— Ага, — с готовностью согласилась она. — Можно без бриллианта.
— Заметано. Со следующей же премии. Знаешь, от кого произошли женщины? Все-таки от мартышек. Любите вы надевать на себя совершенно бессмысленные блестящие штучки.
Вдруг он спросил безо всякого перехода:
— Ринка, ты почему за меня замуж вышла?
Она ответила осторожно:
— Потому что я в тебя влюбилась. Почему ж еще?
— А если бы, к примеру, Серега Веснин был на моем месте? Ну, представь? Он ведь во многом … так сказать, удачливее меня. Ему есть чем тебя заинтересовать. Да?
— Вань, ты зачем мне такие глупости говоришь?
— Это не глупости.
— Ну, хорошо. Он был на твоем месте. Мы с ним в кино ходили. Еще в кафе. В принципе, мне было с ним весело. Это перед этим вы с ним меня в шахматы разыграли, что ли?
Иван кивнул.
— Мне было хорошо. Но не так, понимаешь? А в тебя я влюбилась, ясно? С ним не было ничего похожего. Наверное, просто в него я не влюблялась. Сережка — он хороший, но он же был не ты.
Она встала, медленно подошла к Ивану.
— Вань, тебе не нужно ревновать. Это глупо. Ты лучше всех. Не веришь?
— Нет. Но это здорово, если ты так думаешь.
Он усадил ее на колени, крепко стиснул ее своими лапищами, растрепал волосы, стал целовать куда-то в шею.
— Ты моя. Я люблю тебя, Ринка. Слышишь, я люблю тебя… — он шептал это ей на ухо.
Кажется, она тоже что-то говорила. И было совсем неважно, что. Все равно он не слушал. И когда он просто поднял ее и отнес в спальню, она тоже стала объяснять ему что-то, и даже подушкой в него бросила. А хотелось, чтобы он целовал ее, тискал, и всего остального, что за этим полагалось, тоже до ужаса хотелось.