Первые сведения о Коломенском известны с 1336 года, когда село удостоилось упоминания в духовной грамоте великого князя Московского Ивана Калиты (1283–1340), собиравшегося в Золотую Орду за ярлыком на княжение. Не все русские князья возвращались живыми из таких поездок. Вот и Иван Калита предусмотрительно перед отъездом в Орду завещал свое имущество наследникам. Коломенское вместе с близлежащим Нагатиным великий князь на всякий случай отписал младшему сыну, князю Серпуховскому и Боровскому Андрею.
С тех пор Коломенское неразрывно связано с царскими династиями России. Не было, наверное, ни одного великого князя, царя или императора, не осчастливившего Коломенского своим посещением. Некоторые самодержцы подолгу жили здесь в специально построенных для этого резиденциях. А село переходило от одного властителя к другому не просто как часть наследства, но в качестве одного из символов верховной власти, как скипетр, держава или шапка Мономаха.
От Андрея Серпуховского село перешло к его сыну – Владимиру, находившемуся в двоюродном родстве с великим князем Московским Дмитрием Донским, приехавшим в Коломенское после Куликовской битвы осенью 1380 года (в этом сражении полк князя Владимира Серпуховского сыграл решающую роль). Отсюда победители торжественно въехали в Москву, пожинать лавры и принимать поздравления.
Владимир Серпуховской – этот тот самый Владимир Храбрый, о котором выше писал Забелин. Храбрым он стал за смелость и отвагу, проявленные в сражениях с частыми и многочисленными оккупантами Руси. Историк Николай Карамзин оценивает его так: «Сей знаменитый внук Калитин жил недолго (в 1358–1410 годах. – А.В.) и преставился с доброю славою князя мужественного, любившего пользу отечества более власти».
Но было и еще одно закрепившееся за ним прозвище – Донской. Мы-то знаем только одного Донского, Дмитрия. Но Владимир не менее достоин такой чести за участие в Куликовском сражении. На его могиле в Архангельском соборе он по праву именуется и Храбрым, и Донским. По преданию, при Владимире Храбром был поставлен в Коломенском первый деревянный храм в честь великомученика Георгия Победоносца. После Куликовской битвы таких храмов появилось на Руси немало, помимо святого Георгия, покровителя Москвы, церкви освящали и в честь другого отважного святого – Дмитрия Солунского (такой храм, например, был сооружен в районе современной Пушкинской площади). Позднее, в XVI столетии, в Коломенском на месте храма выросла Георгиевская колокольня, выполнявшая роль звонницы при храме Вознесения.
Разгром татаро-монгольского войска серьезно усилил позиции Москвы в процессе собирания разрозненных удельных княжеств на Руси. Росла и ценность московской земли. Неудивительно, что в 1433 году овдовевшая к тому времени жена Владимира Храброго, княгиня Елена Ольгердовна, продает Коломенское великому князю Московскому Василию Васильевичу.
Но долго любоваться коломенскими пейзажами Василию II не довелось. По странному стечению обстоятельств именно в том году он потерял московский престол, уступив его своему дяде Юрию Звенигородскому. Началось все на знаменитой свадьбе Василия II и Марии Боровской в феврале 1433 года, проходившей в великокняжеском дворце на Ваганьковском холме (где нынче находится Пашков дом). Какая же на Руси свадьба без драки? В разгар праздничного веселья будущая свекровь Софья Витовтовна сорвала с одного из гостей – сына князя Юрия, тоже Василия, – золотой пояс, якобы украденный ранее у самого Дмитрия Донского. Оскорбив тем самым не только гостя, но и его отца, претендовавшего на Москву, Софья Витовтовна положила начало длительной и кровопролитной междоусобице. Василий II вынужден был бежать даже не в Коломенское, а в Коломну – вот зигзаг судьбы! А в Москве стал править его дядя Юрий Звенигородский. Через год, в 1434-м, Василий II возвратил себе великокняжеский престол, чтобы в 1445 году вновь расстаться с ним. Так продолжалось несколько раз. В итоге власть над Москвой он все же себе вернул, как и Коломенское, при этом, правда, потеряв зрение. Его ослепили враги, но не татары, а свои, русские, в отместку за то, что ранее по его приказу выкололи глаз тому самому гостю на свадьбе – Василию Юрьевичу. Так в русской истории навеки остались два государственных деятеля с плохим зрением: Василий Темный (он же Василий II) и Василий Косой.
Несмотря на физические недостатки великих князей, Коломенское прочно входит в орбиту великокняжеского внимания, обретя свойство своего рода спутника Москвы. И «вращается» этот спутник в ту сторону, куда велит ему Москва. В 1462 году Василий Темный завещал село супруге, Марии Ярославне, по смерти которой в 1484 году Коломенским стал владеть ее старший сын Иван III (жил в 1440–1505 годах), один из самых удачливых русских властителей. При нем государство не только полностью избавилось от власти Орды, но и значительно расширило свои границы. Много времени уделял Иван III и вопросам строительства, пригласив в Москву знаменитого зодчего Аристотеля Фиораванти (спасавшегося у нас от уголовного преследования на итальянской родине за фальшивомонетничество). Архитектор этот завершил возведение Успенского собора Кремля и стал лишь одним из множества иноземцев самых разных профессий (особенно купцов), приехавших в Москву при Иване III.
А стратегическое значение Коломенского постепенно возрастает, немалую роль в этом играет на редкость удачное расположение села, стоящего на высоком берегу Москвы-реки, важнейшей транспортной артерии Московии. Особенно проявлялось это зимой. Венецианский купец Иосафат Барбаро, приплывший в Москву в 1436 году по реке «Эдиль, впадающей в Бакинское море», делился с теплолюбивыми земляками своими впечатлениями: «Мороз там настолько силен, что замерзает река. Когда там намереваются ехать из одного места в другое – особенно же если предстоит длинный путь, – то едут зимним временем, потому что все кругом замерзает и ехать хорошо, если бы только не стужа. И тогда с величайшей легкостью перевозят все, что требуется, на санях. Сани служат там подобно тому, как нам служат повозки, и на местном говоре называются “дровни” или “возы”. Летом там не отваживаются ездить слишком далеко по причине величайшей грязи и огромнейшего количества слепней, которые прилетают из многочисленных и обширных тамошних лесов, в большей своей части необитаемых».
К слову сказать, река в зимние месяцы использовалась и в качестве торговой площадки: «Зимой [на лед] свозят свиней, быков и другую скотину в виде ободранных от шкуры туш. Твердых, как камень, их ставят на ноги, и в таком количестве, что если кто-нибудь пожелал бы купить за один день двести туш, он вполне мог бы получить их. Если предварительно не положить их в печь, их невозможно разрубить, потому что они тверды, как мрамор».
Венецианцу Амброджо Контарини повезло лично познакомиться с Иваном III – «властителем Великой Белой Руси», и его женой, греческой царевной Софьей Палеолог, которые радушно приняли иноземного гостя. Он дополняет рассказ Барбаро о жизни русских людей: «В конце октября река, протекающая через город, вся замерзает; на ней строят лавки для разных товаров, и там происходят все базары, а в городе тогда почти ничего не продается. Так делается потому, что место это считается менее холодным, чем всякое другое: оно окружено городом со стороны обоих берегов и защищено от ветра. Ежедневно на льду реки находится громадное количество зерна, говядины, свинины, дров, сена и всяких других необходимых товаров. В течение всей зимы эти товары не иссякают. К концу ноября обладатели коров и свиней бьют их и везут на продажу в город. Так цельными тушами их время от времени доставляют для сбыта на городской рынок, и чистое удовольствие смотреть на это огромное количество ободранных от шкур коров, которых поставили на ноги на льду реки. Таким образом, люди могут есть мясо более чем три месяца подряд. То же самое делают с рыбой, с курами и другим продовольствием. На льду замерзшей реки устраивают конские бега и другие увеселения; случается, что при этом люди ломают себе шею».
Ну а чем питались жители Коломенского летом? На этот вопрос тоже находим ответ у интуристов. Они пишут, что «фруктов там нет, за исключением кое-каких яблок и волошских (русское название грецкого ореха. – А.В.) и лесных орехов», зато среди прочего есть огурцы, капуста, наконец, репа, выполнявшая роль картофеля. А еще заморские гости разглядели на сельских грядках дыни: «Дыни же они сажают с особой заботливостью и усердием: перемешанную с навозом землю насыпают в особого рода грядки, довольно высокие, и в них зарывают семена; таким способом их равно предохраняют от жары и от холода. Ведь если случится сильный зной, они устраивают в смешанном с землей навозе щели вроде отдушин, чтобы семя не сопрело от излишнего тепла; при сильном же холоде теплота навоза идет на пользу зарытым семенам». Многие приезжавшие в Московию удивлялись обилию «всяких хлебных злаков», особенно пшеницы, продаваемой задешево. Щедрыми были и посевы ячменя, из которого варили пиво.
Вина в его привычном понимании у русских не было, его заменяла медовуха и брага из проса: «И в то, и в другое кладут цветы хмеля, которые создают брожение; получается напиток, одуряющий и опьяняющий, как вино». Поскольку бортничество было широко распространено в подмосковных селах («Московия очень богата медом, который пчелы кладут на деревьях, без всякого присмотра»), включая и Коломенское, то и медовухи крестьяне могли получить сколько душе угодно, что сразу сказывалось на их способности работать. А потому Иван III запретил свободное производство браги и медовухи. Дело дошло до полного запрещения держать мед в домах под угрозой лишения жизни, кроме нескольких дней в году, да и то по большим праздникам.
Таким праздником был Николин день: «Чуть настал Николин день – дается им две недели праздника и полной свободы, и в это время им только и дела, что пить день и ночь! По домам, по улицам – везде только и встречаются что пьяные от водки, которой пьют много, да от пива и другого напитка, приготовляемого из меда», – писал торговец Рафаэль Барберини.